Чёрные лебеди

— Тише, южанин! — неестественно широкая ладонь, прервав крик, зажала его рот. Да так, что кожа пересохших губ, вдавленная в зубы, треснула словно бумага.

— Огонь и вода — лучшее, что есть на свете. Их сочетание творит чудеса.

Карлик вынул из огня дымящуюся культю, поднес к ней глиняный кувшин. Под струей ядреного спирта раскаленная плоть вспыхнула и погасла, шипя издыхающей змеей. Глаза закатились от нестерпимой боли. Ступни судорожно застучали по черным от нагара доскам.

— Дай внутрь, — крикнул Праворукий, теряя сознание.

Железный мастер, с силой потянув за подбородок, влил оставшееся содержимое кувшина прямо в его пульсирующее горло…

День клонился к закату. Рука перестала болеть — много дней огненных вливаний в пустое брюхо вперемешку с мертвецки беспробудным сном на лежанке под окном в крохотной кузнице шли на пользу.

Похмельная отрыжка выходила носом. Голова пустая, словно карман нищего. В ослабевшем теле ни грамма напряжения. Но силы понемногу возвращались.

Ухо уловило тонкоголосое кудахтанье. И то были не куры за окном — перед ним стоял железных дел мастер с горделивой прямой осанкой, насколько позволял это сделать его горб, и звонко декламировал:

— Южанин, южанин! Бабушке своей расскажи. Кхех… Я сразу понял, ты — беглый каторжник, отрубивший себе руку, закованную в кандалы. Вот кто ты!

«Пусть будет так», — подумал Праворукий. Что он мог возразить? Лишь удивленно рассматривал сверкающую на руке обновку. До блеска отполированная поверхность отражала мерцающие искры остывающих в горне углей.

— Пришлось подгонять. Твоя рука, что нога у быка, — кузнец вбил последнюю заклепку в металлическое ушко ближе к локтю, затянул винты зажимов, подстраивая их под массивное предплечье. — Без надобности не снимай. Да и снять-то будет непросто.

Затянул кожаные ремни выше локтя. Осмотрел конструкцию:

— Ну-ка, подними.

Праворукий повертел рукой перед глазами подслеповатого хозяина кузницы. С силой опустил на стоящий рядом табурет. Протяжно скрипнув под тяжестью металла, ножка дала трещину.

— Аккуратней с мебелью, южанин! — по-хозяйски нахмурился кузнец. — Дай-ка сюда.

Гость выставил руку вперед. Обхватив ладонями холодную сталь, горбун ощупал ее со всех сторон. Осмотрел, покачивая на весу, оценил тяжесть.

— Что? Лучше старой-то будет? — довольно улыбнулся. Упёр устройство в злосчастный табурет, — а вот так старая рука умела?

Нажал с тыльной стороны локтевого сустава на крошечный рычаг, и остро отточенный длинный штырь, со звоном вырвавшись наружу, насквозь пробил толстую доску табурета. Железных дел мастер остался доволен.

— Четко, как часы. Но, может, это лишнее? Может, ты святой? — с сомнением посмотрел на Праворукого.

— Пусть будет.

— В любом случае теперь есть чем поддеть кусок мяса… или чью-то юбку. Кстати, о юбках. Знает ли похожий на южанина беглый каторжник, зачем в нашем порту корабли королевы Геры? Он, случайно, не из гребцов одной из её галер?

Карлик глянул в окно, словно пытался разглядеть отакийские суда, стоящие на рейде в оманской гавани.

— Нет.

— А что о ней в порту шепчут?

— О ком?

— Понятно. Чувствую, скоро услышим.

Высвободив табурет, кузнец снова нажал на рычаг и штырь, коротко взвизгнув, скрылся в чреве железной конструкции.

— Ну? — подвел итог.

Праворукий вынул из-за пояса кухонный тесак. Положил на еле живой табурет.

— Все, что есть.

— Неравноценный обмен, однако, — хозяин смешливо сверкнул близорукими глазами.

— Остальное запиши на мой счет.

— У тебя есть счет? — Было заметно, что кузнец и не ждал награды. Больше любовался собственным творением. — Самому-то нравится?

— Хорошая вещь.

Словно принимая окончательное решение, мастер махнул рукой:

— Значит, договорились. Дарю.

Хотя и без этого все было ясно. Кузнец, взяв тесак и мельком глянув на кровь, засохшую на лезвии, спрятал под наковальню.

— Это тебе уже не понадобится. На переплав пойдет. Как звать-то?

— Зови Праворуким.

Из кузницы он вышел далеко за полночь. Несмотря на настоятельные требования остаться до утра, будучи и без того безмерно обязанным кузнецу, злоупотреблять гостеприимством не стал.

Ему нравилась новая рука. О старой не жалел. Увесистый металлический протез в виде сжатого кулака непривычно оттягивал предплечье, и это давало ощущение полноценности и новой силы. Он посмотрел вверх. Мириады звезд ярким ковром укрыли ночное небо.

«К хорошей погоде», — подумал Праворукий, засматриваясь на кровавое зарево над городскими крышами. Вдали у моря гудел набат.

— Как смеет эта рыжая южанка, о которой в Герании давно забыли, предлагать мне подобное? — наместник еле сдерживал бушующее негодование.

Несмотря на нервное напряжение, его собеседник держался великолепно:

— Что может быть выгоднее слияния ее интересов с вашими? Может, хватит Сухому морю разъединять народы? Пора объединить оба берега.

— К сенгакам Сухое море! — Монтий ударил кулаком по массивной столешнице. — Ты на чьей стороне? Каков твой интерес? О каких народах печешься, Мышиный Глаз? Неужто нашел себе нового хозяина? Или хозяйку…

В полутемном совещательном зале, где остались лишь они вдвоем, наместник и его тайный агент, казалось, даже в воздухе ощущалось напряжение. Тени от мерцающих свечей, переплетаясь в замысловатые узоры на стенах, слушали этот тяжелый разговор.

Полукровка устало мотнул головой. Задумчиво почесал небритую щеку. Хуже всего иметь дело с напыщенным самодуром, считающим себя великим. Как объяснить этому твердолобому барану, что у него есть лишь один выход — согласиться на поступившее предложение. Сказать прямо, как есть? Нет, так не годится. Как же не понимает этот бестолковый идиот, что от такого союза выиграют все. Мышиный Глаз искоса посмотрел на груду сундуков в углу — подарки, доставленные отакийской свитой. Мысленно хмыкнул: «Воистину королевское сватовство». Вслух же сказал:

— Отака невероятно богата, а ее королева сильна. Лучше иметь её в союзниках, чем стать врагом.

— Союзником? Ты слышал, какие условия она выдвигает? Не союзником я стану, а отакийским вассалом! Ее наместником в Герании. Запредельная наглость! Разве я выиграл эту войну, чтобы пойти в услужение к заморской портовой шлюхе? Хватило же ей наглости лично прибыть в Оман, и предлагать такой постыдный союз. Безумная, такая же, как её мать…

— Почему же? Её мать…

— Все это я знаю, — перебил наместник. — Да, не спорю, королевская кровь — её достоинство. Единственное! А всё остальное? Её мать и так была странной, а после похищения дочери, и вовсе сошла с ума, не родив Тихвальду больше наследников. Южанка единственная, продолжательница Змеиного выводка, но… — он покрутил пальцем у виска, — не пошла ли дочь по пути матери?

— В любом случае не стоит нарушать древнюю традицию и множить самозванцев. Такое уже было…

— В пекло традиции!

— Согласившись на условия отакийки, вы приобщитесь к её семье. К её королевской крови.

— Я слышал, она отказалась от Змеиного бога.

— В любом случае, женитьба даст то, что в итоге сделает вас королем.

— Королем без королевства?

— Королем с королевой.

— Все это ничего не значит! — негодование Монтия достигло предела. — Мне не нужна королева. Мне нужен оброк провинций. Впредь от простого старосты до геранийских наместников, от мелкого землевладельца до глав торговых союзов, все должны собирать дань в мою казну, и никуда более. Лишь об этом надобно заботиться сейчас. А шлюха пусть катится в свой заморский бордель, где ей самое место.

— Войны с ней мы не переживем. К тому же к концу весны здесь непременно появятся кочевники.

— Не проблема. Немытых остановят городские стены, со шлюхой же войны не будет. Она не посмеет. К тому же все знают — Отака не воюет.

— И все же… не зря она лично прибыла в Оман. Как-то нелогично…