Страница 42 из 62
Глава шестнадцатая
Я смотрю на столешницу, в которую встроена раковина. Кажется, что чем дольше это длится, тем темнота надвигается на меня всё больше. Но всё совсем не так. В отсутствие включенного света тьма не может увеличиваться или уменьшаться. Её количество всегда будет одинаковым. Постоянным. Неизменным. Внутри же меня она буквально повсюду. В каждой клеточке тела. В каждом атоме и его ядре. Глубокая чёрная дыра. Я еле дожила до того момента, когда распрощалась с Ребе. Ричард с мальчиками и Грейс покинули нас почти сразу же после возвращения довольных детей и их дяди из Баскин Роббинс.
Войдя в квартиру, после закрытия двери я прошла в ванную комнату, не раздеваясь. Нашла в себе силы лишь для того, чтобы снять обувь. А потом сразу же оказалась здесь. Взирающей на мужскую бритву и мужскую зубную щётку рядом со своими аналогичными принадлежностями. Не далее, как вчера я проснулась от звука, с которым плавающие головки двигались по коже, избавляясь от щетины. Райан брился перед работой. Несмотря на сонливость, мне не удалось устоять перед соблазном взглянуть на него в такой момент. Я стояла в дверном проёме и не сводила взгляда с мужчины всё время, пока электрический прибор чётко повторял контуры лица и верхней части шеи. На Райане было только полотенце. Весь облик целиком окончательно пробудил моё тело для нового дня. Прогнал последние отголоски сна. В какой-то момент незадолго до завершения процедуры Андерсон перевёл взгляд на меня и лениво произнёс:
— Наслаждаешься видом, Моника? — вскоре бритва была отложена, после удаления пены идеально гладкое лицо открылось мне во всей красе, и не прошло сильно много минут прежде, чем я получила возможность касаться его, пока Райан, развязав пояс моего халата и скинув с себя мешающую ткань, брал меня прямо у стены. Чуть позже он уехал в офис, но приятное томление ввиду полученного удовольствия ещё долго сохранялось внутри меня. Неужели это был первый и последний раз, когда я видела мужчину бреющимся в моей ванной комнате?
А ведь мне так понравилось есть с ним роллы в тот день, когда он встретил меня в аэропорту после поездки в Грецию. Просто находиться в его объятиях в другие вечера, пока по телевизору шёл случайный фильм. Да, иногда в подобные моменты Райан отвлекался на телефон, и я знала, что он с кем-то переписывается, и чувствовала, что, скорее всего, с мальчиками, по улыбающимся движениям мужского подбородка над своей головой, но левая рука ни на мгновение не переставала меня касаться. Мы полулежали на диване, и она находила то мой живот, то ближайшее бедро, в то время как под моей спиной опускалась и поднималась могучая грудная клетка. Я и сама не отнимала ладони от согнутой в колене мужской ноги, и даже если для Райана что-то было слишком, он ни слова об этом не говорил. И не выдавал истинных эмоций никак иначе. Ни вдохом, ни попыткой пошевелиться и изменить положение тела, ни намерением вообще встать. Нам было хорошо, а что теперь?
Я всё ещё физически обездвижена, когда слышу скрежет ключей в замочных скважинах. Слышу его слишком рано… Или мне так только кажется из-за отсутствия часов перед глазами. Может быть, времени уже прошло более, чем достаточно. И для секса с супругой, и для того, чтобы тётя привезла детей обратно домой. Осознание, что теперь Райану Андерсону даже не нужно звонить в мою дверь, чтобы оказаться в квартире, охватывает меня странным испугом. Что, если он не отдаст мне связку? Откажется признавать, что был со своей женой во всех смыслах, пользуясь тем, что я ушла на целый вечер?
Собравшись с силами, я выхожу в прихожую. Стоя спиной ко мне, Райан прижимается лбом к двери. Но, услышав шаги, поворачивается, и его голос выдаёт то, что он не ожидал меня увидеть. Думал вернуться всё-таки раньше, чем я? Чтобы гарантированно скрыть преступление?
— Моника. Ты уже дома, — он проводит правой рукой по волосам, и этот импульсивный жест выглядит трогательно. Содержит сожаление. Но я уверена, что если включу свет, то вины в глазах не найду даже под микроскопом. Поэтому лучше остаться в темноте. Покончить с этим во мраке. Мне не хочется видеть Райана Андерсона во всех деталях, которые мгновенно выделит освещение. Это пошатнёт мою решимость. Обнажит всё, что я люблю, даже пытаясь заменить одну эмоцию противоположной ей.
— Да. Как дети? Ты дождался, пока они заснут? — мне не нужен ответ, как таковой. Я просто хочу услышать, каким он будет. Узнать, насколько конкретно этот человек наделён совестью в том, что касается именно меня и наших отношений. С женой она давно его оставила, это ясно, но я… я бы стала для него всем. Я чувствовала в себе, что с моей стороны всё может сложиться соответствующе. Что если им ничего не будет испорчено, то я смогу сделать его счастливым. Не изменить сложившуюся за десятилетия личность, но разобраться, как с ней сосуществовать.
— Нет. Их там не было.
— По крайней мере, теперь ты честен. Спасибо за это, — просто говорю я и указываю на комод, — верни мои ключи и можешь отправляться в отель или куда-то ещё.
Райан оказывается близ меня буквально мгновенно. Сжимает руки на моих предплечьях прежде, чем я успеваю что-то сделать. Да хотя бы отступить на шаг.
— Какого хрена ты говоришь? — злое дыхание заменяет мне кислород. Быстро и неотвратимо. Прикосновения опять кажутся тем, от чего невозможно отказаться. Я не должна была их допускать. Они каждый раз путают мои мысли. Делают меня желающей и нуждающейся. Мы движемся по замкнутому кругу.
— У тебя красивые и вежливые дети. А Лиам вообще чудо. Когда он прошептал своей тёте, что ему скучно, это почти влюбило меня в него. Ты чёртов лжец. Отпусти меня.
Я пытаюсь вырваться, избавиться от его рук на моём теле, но они сдавливают ткань моего пальто лишь сильнее. Переместившись на спину, вжимают меня в мужчину ещё больше. Теснее. Плотнее. Ладони упираются в одежду, в его грудь, но это не делает её дальше. Не отодвигает его прочь ни на сантиметр.
— Как бы не так, Моника. Ты застряла со мной. Независимо от ребёнка, — эти слова ощущаются, как обещание. Как предзнаменование того, что я проживу с Райаном Андерсоном до самого конца одного из нас. Что эти отношения и чувства абсолютно навсегда. — Думаешь, я трахнул женщину, с которой собираюсь разводиться, замаскировав всё под желание увидеть сыновей? Не я здесь лжец и манипулятор, а она. Я не без греха, но если ты, и правда, считаешь, что я способен засунуть свой член в кого-то на стороне и потом вернуться к тебе, как будто ничего не было, и продолжить с тобой с того места, на котором мы остановились, то ты никогда не сможешь полноценно мне доверять. Особенно если ты и вовсе находишься в постоянном ожидании этого. Сука.
Я заношу руку для удара, чтобы дать ему пощёчину, не собираясь просто принимать такое отношение, но он агрессивно перехватывает её, что, впрочем, не лишает меня голоса:
— Да пошёл ты, — мне больно, больно во всех смыслах. Я задыхаюсь от этого. Чувствую затруднения при совершении вдохов. То, как выдохи вырываются одышкой. Ненавижу… — Не смей говорить обо мне так.
— Да не ты сука. А жизнь. Или моя жена.
Внезапно наступает свобода. Едва Райан отпускает меня. Совсем и за короткое мгновение. Лишает своих касаний. Я забываю, как грубо они ощущались, в тот же миг. Всё потому, что вынуждена созерцать словно обессиленную, понурую походку. Всего два шага до мягкого пуфика, но визуально они даются мужчине так, будто к его ногам привязали гири, да ещё и обернули лодыжки цепью. Сука-жена? И сука-жизнь? Но кто или что больше сука? Или он отзывается о жизни подобным образом исключительно из-за конкретной женщины? Я не думала, что однажды услышу такое. Не от Райана Андерсона. Его слова воспринимаются буквально до кончиков пальцев на руках и ногах.
— Что у тебя случилось? — я никогда не спрашивала об этом прямо. Всегда уклончиво и словно между делом. Пыталась обойтись без действительно значительных вопросов. Не желала реально давить. Но, может быть, здесь и кроется моя ошибка. Быть той, кто не требует, и просто ждать… Сколько таких людей вокруг него, кто чуть ли не заглядывает в рот Райану Андерсону? Наверняка он их уже и не замечает, пока они стоят у двери кабинета или где-то ещё и покорно ожидают новых распоряжений. Я обнимаю себя и только после нахожу голос, чтобы снова заговорить. — Не сегодня, а прежде? Когда-то давно. Не знаю, несколько лет назад.