Страница 4 из 10
Ветер всё усиливался. Молнии Господни чаще и чаще рассекали небеса, показывая оставшейся пастве Его благодарность. Даже солнечный круг, что освещал небо, становился всё шире. Но Отец видел, как сжимается от холода его семья, как редеет уверенность в их глазах, и как гаснет огонь в сердце.
— Нет, дети мои! — вскричал Нот. — Не бойтесь холодных ветров и бурого снега! Вы знаете, что за этим испытанием нас ждет Эдем! Знаете, что вы должны, как и Моисей, идти до конца по выжженной пустыне! Идти! Даже если ноги ваши сотрутся в прах, из которого появился Дьявол! Ну же! Ну же, верные мне! Воссоединитесь с Господом и остановите тот Апокалипсис, что низверг на землю сын Ада! Дитя грехов! Быстрее!
В безмолвной тишине лязгнули старые лезвия. Его послушная паства выхватила ножи и вилы, принявшись за дело. И лишь глухой стук падающих тел да молнии рассекали эту тишину, словно Отец плоть Агнца. Через несколько минут всё было кончено, и лишь небольшие струйки крови медленно ползли к Его ногам — ногам Нота — их Отца, их Владельца и их Бога.
— «О, спрячься ты в крови, спрячься ты в крови -…»
Тяжелым шагом он направился к битой молниями церкви. Он знает, Кто там. Он знает, Что там. И он знает, что он должен делать.
— «…ураганы в небесах бушуют.»
За ним тянулся кровавый след. Каждый шаг, каждое движение, казалось, оставляет за собою что-то липкое… что-то мерзкое… что-то, что больше никогда не станет верить ему…
— «О, спрячься ты в крови, спрячься ты в крови…»
Поскрипывал старый забор деревянными досками. Поскрипывали камни, что были проложены неизвестно кем. Поскрипывали ворота церкви, приветствуя своего хозяина. И даже старая половица — та, что никогда за всю жизнь Отца не делала этого ранее, поскрипывала. Словно весь мир горевал о чём-то. То ли о том, что Он не смог предотвратить, то ли о том, что Он давным-давно решил сделать…
— «Пока опасности минуют».
И вот, он стоял перед ним — перед самим Дьяволом, чье окровавленное тельце неустанно выло в желании уничтожить мир, а кровью пропитались даже сами волосы. Он — последнее дитя, которое может уничтожить всё, последнее семя, что, согласно пророчеству, поглотит этот мир.
Салливан Нот поднёс к нему свою руку. «Дабы высвободить и умертвить». Но с каждым миллиметром, с каждым мигом, проведённым у Агнца и Чужака, он лишь чувствовал то, как растёт его слабость, как редеет его вера и как незаметно для всех остальных умирает мир.
— Нет… — вдруг прошептал Нот. — Нет!
Рука его проваливалась сквозь голову этого маленького ребёнка. Словно его и не было, ладонь проходила сквозь тельце, пока не встречала окровавленную рубаху Чужака — отца Дьявола и виновника Конца Всего. Не мог он провести ногтем по реденьким волосам или схватить тоненький пальчик, не мог вонзить нож прямо в крохотное сердце или расколоть череп большой, словно сама голова, рукой. Не мог.
В отчаянном бессилии, Отец Нот сел на скамью рядом, смотря в пустоту. «Вот и всё, — думал он. — Не кому больше молится. Не на кого больше надеяться. Только я, Бог и Дьявол. И я здесь однозначно лишний - я подвёл Господа. Подвёл Небеса! Дал слабину! И оно… Это дитя… Я чувствую, как выжженная земля остаётся после него… Боже мой…».
Нот развернулся вновь к Агнцу и увидел, как уже не дремлет Чужак. Как изучает его своим адским взглядом, как рвется из его груди огненное дыхание демона. И ребёнок. Это Дитя… Сильнее и сильнее с каждой секундой. Нет, его нельзя убить, нельзя почитать. Всё, что можно — боятся его и ждать, пока он заберёт твою душу, изничтожит твой дух и зароется в твоей вере, словно медведь в кишках убитого оленя.
— Боже мой… — прошептал Отец, глядя прямо в черную пустоту глаз Дьявола. — Ты убил рай…
Комментарий к Последняя проповедь
Надеюсь, не переборщил с “духовной” составляющей текста - пытался передать всю ту атмосферу, что царила вокруг.
========== Законный выходной ==========
Обжигающее зрачок глаза солнце беспощадно светило, застыв в зените над зеленой землёй. Огромное, отлично ухоженное поле для гольфа уходило за далёкий горизонт, сливаясь с сантиметровыми деревьями и миллиметровыми фигурками людей. Над полем стриженной травы то и дело пролетали странные объекты — круглые по своей природе, но и не идеальные, эти кристально-белые шарики взмывали в небо лишь для того, чтобы вновь упасть на землю — совсем как люди.
— Скажи мне, — раздался вдруг голос вдали одной из лунок, — если бы тебе дали выбор: миллион долларов или шанс начать новую жизнь — что бы ты выбрал?
Вновь прозвучал небольшой щелчок. Под едва слышимые матерные слова бледная и полная зарубцованных ран рука перелистывала какие-то файлы.
— Знаешь, — ответил с хрипом второй голос спустя секунды, — меня в моей жизни устраивает все, кроме отсутствия у меня под матрасом миллиона долларов.
— Ха-ха-ха! Лучше и не скажешь, — щелчок. — Ха — попал! Да, чёрт возьми! — сделав несколько победных взмахов, мужская фигура направилась к своему спутнику. — Время перебираться к следующей. Давай, бери своё раскладное кресло и пошли.
— Ага. И папку с отчетами, и бутылку мартини, и клюшки — руки-то всего две, хоть я на них и мастер.
— Ладно-ладно, так уж и быть — помогу — возьму мартини, — с наигранной улыбкой проговорил мужчина.
С безукоризненным молчанием в ответ в него лишь прилетела сумка с клюшками и два голоса двинулись дальше. Небо над их головами начало медленно затягиваться серыми тучами. Яркая звезда скрылась из поля зрения, оставляя небесное поле тому, кто первый на нём окажется. Такая сентябрьская погода лишь радовала человека, лежащего в кресле и медленно потягивающего мартини с чашки под кофе.
— Знаешь, а приятно наконец-то выбраться из пыльных стен и стерильных подвалов.
— И не говори, — почти шёпотом подтвердил второй.
— Эй, а тебе то, что, босс? Ты же, в основном, сидишь в своём «овальном» кабинете, попивая виски, думая о вечном и лишь время от времени вызывая «человека под номером N», чтобы рассказать ему о том, в каких позах ты будешь его видеть, если он не начнет делать свою работу.
— И то правда. Ну, кто на что учился, да, приятель? Надеюсь, у тебя нет претензий к своей работе, а? — в голосе человека с клюшкой слышались нотки укора и угрозы одновременно.
— Вообще-то есть. Но только тогда, когда Они слишком сильно вопят. Вот почему мы не отрезаем языки, а?
Смех, как ответ на этот риторический вопрос, разразил огромное поле.
— Отложи ты уже эти отчеты, Рик!
За медным и когда-то блестящим окуляром поднялись прищуренные серые глаза, обзор которым закрывали локоны такого же цвета волос, в большинстве своём завязанные сзади в хвост. Ричард медленно поднялся со своего белоснежного кресла и, поправив серо-коричневые брюки, двинулся к своему товарищу.