Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 22



– Зачем? – возмутилась я.

– Затем, что это гнилоленточник, – сказал он так, словно мне это сразу всё пояснило. – Это хрень, как ты выражаешься, из нижнего мира, выглядит как длинный большой червь. Очень прожорливый, и у него такая ядовитая слизь, там, где он проползает, он отравляет всё этой слизью, всё гниёт. Убить его не так легко, как червь он обладает высокой регенерацией. Поэтому легче бороться, уничтожая его кладки.

– Я против, – сказала я. – Одно дело бороться со взрослым противником, другое – уничтожать детёнышей.

– Каких детёнышей, Лера? – закатил глаза Пашка. – Это паразиты. Чтоб тебе понятно было, это как кладка ваших тараканов, саранчи… и лягушек, – подумав, какой бы ещё пример привести, сказал Пашка.

И последнюю он зря назвал. Я представила как лягушка возвращается к своему дому, где отложила икринки, а там всех деток поубивали. И чуть не расплакалась от этой картины.

– Лягушка, между прочим, полезная, она как раз насекомых есть. Может, ваш ленточник тоже имеет какую-то полезную функцию, о которой вы не знаете. У нас тоже такое бывало, уничтожали одних, и нарушали всю цепочку экосистемы. Например, ты знаешь что-то про нашу ваниль?

– Не особо. Знаю, что специя.

– Да, жутко дорогая. Из-за очень трудоёмкого процесса её выращивания и изготовления. Она расцветает раз в жизни не раньше, чем на третий год, в этот день её надо опылить. Если получится, завяжется стручок, который будет созревать девять месяцев, если нет, он увядает, умирает и падает на землю. На родине ванили, её опыляют пчёлы, один определённый вид, который существует только там. Поэтому долго не могли выращивать её в других странах – опыления не происходило. Однажды этих пчёл чуть не потеряли – как обычно, боролись с одним вредителем, а цепочка привела к потери других, полезных. И эту цепочку поняли только тогда, когда остались без урожая ванили, стручки которого в то время были денежной единицей на этом острове. Я не буду утверждать, что ваш червь полезный, но убивать всех малышей разом – это кощунственно. Я не дам!

Доказывая свои слова, я встала и загородила шуршащие икринки. Еле сдержавшись, чтобы не закрыть нос. Ну и вонь, тухлятиной какой-то.

На меня смотрели как на болезную, но я поправила подтяжки с крыльями и гордо выпрямилась.

– Что у неё на лице? – вдруг резко спросил атон, вглядываясь мне в лицо. – Она заболела? Это какая-то аллергия?

Заволновался он. Все вслед за ним стали ко мне приглядываться, и как-то нехорошо.

Речь зазвучала резко и быстро, так, что мой переводчик не успевал, я только поняла слова болезнь, лекарь и ещё в таком же духе.

– Это просто веснушки! – успокоил всех Пашка, наконец поняв, что так взволновало атона.

– Веснушки? – не понял верховный.

– Да, эти коричневые пятнышки на коже появляются от светила.

– Как бы аллергия на солнечный свет, – подтвердила я. – Только которая не приносит неудобств. У нас даже считается красивым, – кокетливо сказала я.

Ну, слукавила, конечно. Кому-то нравится, а есть те, кто с ними борются и пытаются вывести. У меня были мелкие, всего лишь на носу и в районе пазух носа. Я не считала их каким-то достоинством, как и недостатком, хотя большинство считало их милыми. Просто сейчас на меня смотрели как на прокажённую. И, между прочим, они у меня уже несколько дней, как выступили. А только сейчас разглядели.

Атон подошёл поближе и хмуро внимательно рассматривал моё лицо. Мы впервые аходились так близко лицом к лицу. Вернее, моё лицо, конечно, было сильно ниже, на уровне его груди, но это не мешало задрать мне голову, чтобы смело встретить его тяжёлый взгляд. Глаза у него были странные, непонятно какого цвета. Ни карие, ни зелёные, ни синие, ни фиолетовые, ни жёлтые. А каждого из этих оттенков по чуть-чуть, как будто ребёнок баловался, увеличив картинку до размера пикселей, и каждый пиксель закрашивал разным цветом.

У Пашки оттенки радужки тоже менялись, в зависимости от освещения, а иногда и настроения – от прозрачно серого, как грязный кусок льда, через серый, как холодное озеро, синий, как бушующее море, до тёмно-синего, почти фиолетового как грозовое небо. У Сверча глаза были цвета болотного мха, у остальных – разного оттенка карего, от почти медовых, как у Брогана, до почти чёрных, как у Никты.



– Красивым? – удивился Эрган. – Да, наверное. Забавные.

Он отвернулся и направился в ту сторону, откуда мы пришли.

– Идём, – скомандовал он.

– Как? А кладка?.. – послышалось от всех растерянное.

– Раз фея против, значит, не будем трогать, – ответил атон, идя впереди.

– Эх, а за их уничтожение верхние ведь хорошо платят, – вздохнув, покосился на меня Кеган.

Я виновато заискивающе улыбнулась. Он ещё раз вздохнул и пошёл вперёд, вымещая раздражение на закрывающих нам путь лианах, рубя их со всего маху мечом.

Глава 11

Вечером мы наткнулись на засаду «тамакири» – опасных разумных хищников, внешне похожих на богомолов с человеческий рост без крыльев, принимающих прямостоячее положение и со скорпионьим хвостом с жалом на конце. Я уже слышала про них, они очень опасны, бесстрашны, и встреча с ними редко заканчивалась без потерь и ран. Они быстро двигались, имели мгновенную реакцию, острые зубы и жвалы как бритвы. И на верхних лапах острые шипы. Ели они только живую и сопротивляющуюся добычу. Как только жертва бросала сопротивляться или умирала, она переставала интересовать тамакири.

К счастью, они не умели лазить на деревья, поэтому меня быстро посадили на дерево, и Пашка ринулся в бой. Я смотрела сверху, и сердце замирало от страха за «своих», и неслось вскачь от полученной дозы адреналина. Даже на паре реконструкций, на которых я побывала, нельзя увидеть настоящую картину боя на мечах. Там играются на потеху публике, замедляя движения в нужных позах, чтоб поэффектнее предстать перед публикой.

Сейчас я видела настоящее рубилово, когда меч служит не игрушкой, а смертоносным оружием. Это совсем другая скорость, никаких позёрских поз и лишних движений. Я еле успевала отследить взглядом непрекращающееся мелькание меча. Быстрые резкие движения. Свист и лязг оружия. Смертоносный танец, ставка которого жизнь. Отрубленные конечности тамакири и их визг, от которого закладывает уши. Ругательство сквозь зубы Брогана, чья левая рука истекает кровью от глубоких царапин, нанесённых шипами тамакири.

Вначале воины пытаются отрубить тамакири хвосты, которые стреляют парализующими жалами. Пока один рубит, другие прикрывают его от нападения монстров. Засаду сегодня устроили аж пять тамакири, и воинам приходится туго. Вот уже и пострадала правая рука Кегана, обвисла, по ней на землю течёт ручьём кровь. Хорошо, что воинов тренируют владеть мечом одинаково хорошо обеими руками. Я сверху бросаю палки, чтобы отвлечь тамакири. Удаётся. Они заинтересованно на меня смотрят. Это даёт пару вздохов передышки воинам. Атон рычит на меня, чтобы я не высовывалась, и рвётся в бой, отсекая конечности тамакири.

Наконец схватка закончена. Наверное, фактического времени прошло немного, но по ощущениям, что вечность. Воины обессиленно падают на землю тут же, рядом с трупами хищников. Все в крови, собственной и тамакири, и измазанные их внутренностями. Потом начинают обрабатывать полученные раны.

Я спустилась вниз и подошла к обессиленному Пашке.

– Давай помогу, – обратилась я.

– Тут недалеко есть какой-то водоём, – показал он мне в небо на птиц, которые как наши утки жили вблизи воды. – Дойдём и смоем с себя всё это.

– Но царапины надо обмыть сразу, – не сдавалась я.

Пашка уговорам не особо поддавался, но я не отставала, промыла ему той дождевой водой, что оставалась ещё на некоторых растениях внизу, около земли. Затем пошла к другим воинам. Рана у Кегана была ужасающая. Края были рваные, чёрные, кровь не переставала течь.

Он прикладывал какие-то растения, зажимая, и намазюкал толстый слой мази, но это не те действия, что требовались при таком ранении.