Крымская лихорадка

– Пусть родственники, коллеги скинутся.

Станислав Сергеевич покачал безнадежно головой.

– Она не соберет таких денег.

Не сказав больше ни слова, Брагин сел в БМВ и укатил. А его ребята снова занялись кооператором. Через пять минут он уже говорил с женой и повторял то, что ему подсказывали.

Жена обзвонила родственников и друзей. Те обещали помочь. Но собиралась примерно треть нужной суммы. А время летело, срок ультиматума бандитов таял. И тогда жена пошла к директору фабрики. Тот сказал: “Ты же знаешь, денег на счету – кот наплакал. Давай попробуем устроить складчину. Объявили по предприятию – сдавайте кто сколько сможет.

Бандиты приехали за деньгами прямо на фабрику. Они были уверены, что никто из двух сотен рабочих и служащих не решится позвонить в милицию. Так и произошло. Люди думали: если бандиты никого не боятся, значит, милиция с ними заодно. И в этом была своя логика.

Директор фабрики выложил свои сбережения – триста тысяч. Остальные начали обзванивать родных и друзей. Те привозили, кто сколько мог. Но возникла новая проблема. Бандиты отказывались принимать мелкие купюры. Мол, им это западло. А был уже поздний вечер, банки уже не работали. Работники фабрики бегали по магазинам, меняли. Это была массовая беготня и нервотрепка.

Только когда бандиты уехали с деньгами, директор фабрики позвонил Кузьмину, с которым был знаком со времен комсомольской юности. И чуть не плача от злости и бессилия, рассказал, как все было.

– Погоди, я сейчас позвоню Валебному, – отозвался Федор Федорович. – Не отключайся, побудь на проводе. Ты будешь слышать наш разговор.

– Не надо, – слабым голосом проговорил директор фабрики. – Ничем Валебный не поможет.

– Побудь на проводе, – приказал Кузьмин.

Он набрал номер Валебного и включил громкую связь.

– Слушаю, Федор Федорович, – пробасил Валебный.

– Ты знаешь, что у тебя целый день творилось на кондитерской фабрике? – строго спросил Кузьмин.

– Кондитерская фабрика – не моя епархия, – отозвался генерал.

– Там бандиты целый день ставили двести человек на уши, выбивали деньги, а ты не знаешь?

– Не было сигнала, Федор Федорович.

Кузьмин зашелся от гнева.

– Ты провалишь мне выборы. Эти двести человек теперь проголосуют за Носкова. А еще все их родственники, друзья и знакомые. Это будет человек шестьсот. Шестьсот голосов – как корова языком слизнула. Быстро исправляй ситуацию!

– Будет сделано, Федор Федорович! – заверил Валебный. – Судя по наглости, это Брагин, его работа.

– Ну, так бери его тепленьким!

– Так просто его не возьмешь. Прямых улик против него, как правило, нет, а свидетели молчат.

– Ты ж только что сказал, что будет сделано!

– Будем работать, – туманно пообещал генерал.

Кузьмин с треском бросил трубку на рычаг и несколько секунд размышлял, что сказать директору фабрики. Тот подал голос первым.

– Насчет шестисот голосов вы правы, Федор Федорович, хотя не совсем. Вы не посчитали мой голос.

И положил трубку. “Обнаглели, – подумал Кузьмин. – Все обнаглели”.

Глава 14

Носков мотался на своем “запорожце” по Крыму, выступал перед избирателями. Компания велась по принципу: сердце к сердцу, глаза в глаза. Всюду его сопровождали Яшин и охранник Сережа.

Через неделю вернулись в Симферополь, отоспались и продолжили предвыборную гонку в столице республики. Здесь чаще всего передвигались пешком.

– Ребята, не знаю, как вам, а мне зверски хочется есть, – объявил Носков.

Он внимательно посмотрел на Сережу и добавил:

– А тебе, Сережа, пора выпить пивка. Что-то ты мне сегодня не нравишься.

– День рождения деверя отмечали, Олег Степанович, – начал оправдываться охранник.

– Никак не могу запомнить, кто деверь, кто – золовка, – заметил Носков.

– Брат жены и сестра мужа, – подсказал Яшин.

– Зато я вижу, что за нами хвост, – пробормотал Носков. – Нас пасут, а значит, в перспективе будут либо покупать, либо убивать.

Сережа позволил себе пошутить:

– Вам-то что больше нравится?

– Узнаю похмельный юмор, – хихикнул Носков. – Ну а если на самом деле? Как будешь меня защищать? Что там у тебя в руке?

Сережа разжал кулак. На огромной растопыренной ладони лежал стартовый пистолет. Носков залился смехом.

– Зачем мне оружие? Я и так страшный, – в глазах Сережи светилось детское озорство.

Они зашли в кафе, помыли руки, причесались. Глядя в зеркало, Носков вздохнул:

– Мое лицо – мое богатство.

В зеркале отражалась входная дверь. Максим Брагин вошел и, как настоящий русский мужик, направился к унитазу на ходу расстегивая ширинку. Носков напряженно всматривался. Силился вспомнить, где он видел этого типа. Ведь видел же! Но где? Когда?

– Ну и шкаф у тебя, Олег Степаныч, – отметил Брагин, опорожнив пузырь и застегивая ширинку. – Он у тебя профи или кто?

– Вообще-то он экскаваторщик, – ответил Носков. – А ты кто?

Брагин подошел вплотную.

– Я – тот, кто не помнит зла.

Теперь Носков узнал его. Не мог не узнать, хотя прошло немало лет, и Брагин очень изменился.

– Надо поговорить, – было заметно, что Брагин волнуется.

Появление Брагина вызвало в кафе переполох. По знаку администратора обслуживать столик бросились сразу трое официантов. В момент стол был уставлен блюдами и напитками.

– Познакомься, Андрей Васильевич, – сказал Носков. – Мы, простые граждане, должны знать героев нашего времени. Это знаменитый Брага. Ты наверняка о нем читал, а еще больше слышал. А он вон, оказывается, какой. Совсем не страшный. Видишь, как хвостом виляет, ласкается. Но будь осторожен. Если не угодим, может и укусить.

Яшин во все глаза разглядывал Брагина. Так вот он какой, “крестник” Носкова. Действительно, ничего отталкивающего. Даже симпатичный. Правда, холодный, надменный. Ну и что? А начальники у нас разве не такие? А он как никак тоже начальник. Криминальный авторитет.

– Что тебе надо? – тихо спросил Носков.

– Времена изменились, – философски произнес Брагин.

– Ну и что дальше?

– Люди тоже очень резко изменились.

Носков молчал, ждал, что Брагин дальше скажет. Но тот примолк.

– Ну, дальше? Дальше что? – подогнал его Носков

– Знаешь, как говорил московский митрополит Филарет? – ответил Брагин. – Низко преступление, а человек достоин сожаления. Мне надоела эта кутерьма, Степаныч. Я хочу заниматься нормальным бизнесом. У меня жена, сын – нормальная семья. Я даже курить бросил, чтобы не подавать пацану дурной пример. Помоги мне, и я помогу тебе. А кто старое помянет… Я говорю, у меня нет на тебя зла. Ты делал свое дело. В какой-то степени ты мне даже помог. Не знаю, как бы сложилась жизнь, если бы не тот случай. Я отбыл свое, заплатил сполна.

– Ну, да. И за последние два года отправил на тот свет человек двадцать, не меньше. Или больше? Сколько конкурентов ты отстрелял, агнец невинный?

– Так разве ж то люди, Степаныч? – отозвался Брагин. – Мне милиция спасибо должна сказать.

– А сколько невинных людей при этом пострадало?

Брагин развел руками.

– Ну, это неизбежные издержки. В какой работе их нет?

– Работе, – передразнил Носков. – Ладно, что я, по-твоему, должен для тебя сделать? Амнистию выдать? Индульгенцию?

– Когда придешь к власти – а ты придешь, – сказал Брагин, – дай моему человеку должность советника по экономике. Внештатного советника, зарплата мне, как сам понимаешь, ни к чему.

Носков кивнул.

– Замысел понятен. С корочками ты все сам возьмешь.

Брагин продолжал:

– Я за тобой уже неделю хожу. И, между прочим, не один. По-моему, тебя еще кое-кто пасет. Либо Безпека, либо УНСО, либо и то и другое в одном флаконе. Тебя экскаваторщик Сережа не убережет.

Носков повернулся к Яшину:

– Везет тебе, Андрей Васильевич. – Такой базар слышишь. А теперь отсядь, пожалуйста, за соседний столик. И ты, Сережа, тоже отсядь. Ни к чему вам слышать, чем наше толковище закончится.