Пораженные безликостью

– Иногда кони выдыхаются, – сказала она, – и тогда не приходится учитывать, на переправе ты или на берегу! Выдели Спасателю Лугатику тридцать сильных и смелых воинов для защиты символа.

Опытным придворным был Чигибон, всегда знал, где он может вставить слово, а где не должен подавать голос. Сейчас не проронил ни слова, растворился в ночи. Невольная задержка раздражала правительницу, она нервничала, зная, что должна была быть уже на другой стороне рва. Из темноты возник Володька с мечом-символом в руках. Смущенно помялся:

– Я готов, Айдука.

Голос правительницы заставил Володьку подобраться и посуроветь:

– Я надеюсь на тебя, Спасатель. Тридцать верных воинов будут подчинены только тебе. Даже если все вокруг рухнет, ты должен выполнить мое поручение. Символ ни при каких условиях не должен попасть в руки моих врагов. Над тобой нет кангана. Дорога будет нелегкой. С этого момента ты никому не обязан доверять!

– А тебе, а Чигибону? – выдохнул Володька и поморщился, подумав, что задает глупый вопрос.

Трепетно Айдука прикоснулась пальцами правой руки к лезвию меча-символа, повела головой в сторону ворот, подумала над вопросом Лугатика, и через минуту ее спокойный голос неопределенно произнес:

– Все вокруг очень зыбко.

Вероятно, другого ответа в этот момент ждать от правительницы не стоило. Такой ответ означал, что всякий раз Лугатик должен действовать по обстоятельствам, главное – выполнить поручение.

Клаж Бун замер неподалеку, ждал, когда позовет Айдука и отдаст последние указания. Знал, что это произойдет обязательно.

И это произошло, когда Лугатик отдалился от правительницы.

– Пусть духи Судеб помогут тебе, – сказал ее голос Буну. – Запри ворота твердола перед моими врагами, ощетинь их стрелами и мечами, но держи открытыми для тех, кто остается преданным мне. Верь, Бун, я вернусь.

– Я верю, правительница, – поклонился клаж. – Предсказанный с тобой, значит, и духи жизни с тобой. Прими еще один мой совет. Не выделяйся теперь среди воинов. Смени в дороге лошадь и сними с шеи цепь Парвавеллы, чтобы никто не отличил тебя от простого воителя.

В ответ в темноте прозвучала тихая грустная усмешка Айдуки. После чего она положила руку на холку лошади, погладила ее, и не успел телохранитель подставить плечо, как она оказалась в плетеном седле. Рука легла на повод. Правительница привстала на стременах. И Вандупалима покорно тронулась с места. Ворота заскрипели. Первыми из них выступили всадники, затем прошуршали шаги пеших воинов. Бракут Пуватон молча ссутулился в седле. Когда миновали ров, возле его стремени тенью возник пеший Юйк.

– Меняемся ролями, Юйк, – распорядился Пуватон, наклоняясь к нему. – Отстанешь по пути с половиной наемников, вернешься и сделаешь то, что должен был сделать я. Ты знаешь как. Потом будешь ждать меня в твердоле. Я возвращусь, когда выполню то, что поручал тебе.

Кивнув, Юйк, как призрак, мгновенно потерялся сзади. После Юйка к Пуватону побитым псом прибился канган Луриф, подъехал стремя в стремя, нервно дергая повод своей лошади:

– Все переменилось, Пуватон, – с придыханием прошипел его голос. – Я ничего не смогу, не смогу выкрасть символ. Он в руках у Спасателя.

– Этого щенка ты называешь Спасателем? – насмешливо произнес голос Пуватона.

– Чигибон окружил его лучшими воинами, лезет из кожи Первый бурхас. Подозрительно это, как будто для себя старается. Я предупреждал, что Чигибон будет нам помехой, – зачастил смятенный голос Лурифа. – Воины не подпустят к Спасателю.

– Знаю, – злобно, как стрелу, со свистом выстрелил голос Пуватона. – Надеюсь, у тебя острый меч, а рука крепка, – Пуватон бросил ладонь на запястье Лурифа и сжал его, – и легко сможет выпотрошить этого щенка! – бракут отпустил запястье, и голос вновь просвистел: – Подтяни хранителей и действуй с ними вкупе, когда я заведу сопровождение в черный разлом Шурх. Тебе помогут мои наемники.

– Понял, – прошептал Луриф, придержал лошадь и отстал от бракута.

Сзади свиты ехала Айдука. Темнота не скрыла от ее внимания того, что происходило возле Пуватона. Подала знак Чигибону, чтобы приблизился, и поручила не спускать глаз с бракута и кангана. Чигибон сделал глубокий кивок головой, вернулся к воинам и отдал необходимые распоряжения. Мрачная стена леса приближалась. А вскоре лесная темь укрыла всех. Лугатик шел пешком среди воинов-даконцев. На поясе у него было два коротких меча: с одной стороны – меч из воинского снаряжения, с другой – символ высшей власти правителей. Когда тусклый свет Ночного Светила стал выбираться из листвы деревьев, руку Лугатика потянуло к рукояти из клыка чудовища Гро. Володька положил на твердую рукоять ладонь и ощутил, как напряглись мускулы во всем теле. Он будто стал выше ростом и раздвинул плечами лес. Покосился на Карюху, заметила ли она это? Но та невозмутимо ступала рядом. В тишине монотонно шуршали шаги по траве.

В то же время Айдука покачивалась в плетеном седле и раздумывала над советом клажа Буна. Умен старик. Возможно, стоит прислушаться и сменить лошадь, может быть, для этого как раз наступил момент. Но в голове не укладывался совет снять с шеи цепь Парвавеллы. Айдука уверена была, что цепь Парвавеллы защищала ее. До сих пор враги клацали зубами, безуспешно пытаясь дотянуться до символов власти и до нее.

Снять амулет, значит, лишиться силы. Достаточно после этого покинуть седло Вандупалимы и уже никто в темноте не отличит правительницу от простого воина, ночь всех делает одинаковыми. Айдука опустила голову книзу. Возле стремени в воинском облачении шли ее телохранители. Среди всех она особо выделяла Кинилину. Та была обучена лучше других, и всегда ее меч первым приходил на помощь Айдуке, когда правительница оказывалась в опасном положении. В преданности Кинилины Айдука была уверена, впрочем, преданность других телохранителей у нее тоже не вызывала сомнений. Она сама подбирала себе телохранителей. С Кинилиной сошлась еще до того, как из рук Фуко получила символы власти. Однажды по пути в твердол Клаби задержалась в селении Киниль на игрищах в честь духа селения. Ее поразила девушка, принимавшая участие в игрищах, которой ни в чем не находилось равных. Айдука забрала Кинилину с собой. С этого момента девушка всегда была рядом во всех делах. А когда Айдука стала правительницей, Кинилину сделала своим телохранителем.

Не останавливая лошадь, Айдука спрыгнула наземь, передала повод Кинилине и тихо повелела сесть в седло.

– Но я не устала, правительница, – раздался изумленный шепот. Кинилина не поняла Айдуку. – К тому же Вандупалима никого, кроме тебя, не признает.

Но Айдука подтолкнула девушку. И той пришлось подчиниться. Однако стоило Кинилине поставить ногу в стремя, как лошадь заволновалась, мускулы заиграли, в воздухе раздалось недовольное фырканье. Айдука обняла голову Вандупалимы, успокоила.

Лошадь притихла, продолжая мелко дрожать боками. Кинилина запрыгнула в седло. Вандупалима вздрогнула, но стерпела, подчиняясь Айдуке. Затем правительница нерешительно тронула пальцами цепь Парвавеллы на своей груди, сжала в ладони, никак не желая расставаться с нею. Но помня, что старый Бун никогда не давал плохих советов, преодолела себя, сняла цепь и сунула Кинилине, требуя надеть. Та машинально прикоснулась к металлу и испуганно отдернула руку, словно обожглась:

– Что ты, Айдука, это же цепь Парвавеллы, ее должен носить тот, кто получил от духа Парвавеллы!

– Не волнуйся, Кинилина, – успокоила правительница. – Ведь ты не стала правительницей Даконии, оказавшись в седле Вандупалимы, не станешь и обладательницей цепи Парвавеллы, если наденешь себе на шею. Дух Парвавеллы со мной, и он простит.

– Прости, дух Парвавеллы, – тихонько обронила Кинилина и через голову робко надела на шею цепь, догадываясь, зачем все делается. Но телохранитель не должен думать о себе, он обязан любой ценой защищать своего хозяина.

Когда сопровождение Айдуки углубилось в лес, и даконцы различали лишь смутные силуэты двигавшихся впереди, Юйк разделил надвое замыкавших движение наемников. Меньшую часть отправил вперед, ближе к Пуватону, а с большей частью начал медленно, но настойчиво отставать. И когда сопровождение Айдуки ушло далеко вперед, Юйк развернул наемников и повел в обратном направлении.