Страница 5 из 18
– А что бы это изменило? – спросила, уткнувшись носом в подушку и готовясь к массажу.
– Ну не знаю. Возможно, ты бы согласилась принять мое предложение об убежище.
Я на это лишь фыркнула.
– Неужели ты думал, что первые же трудности заставят меня отказаться от намеченного пути?
– Конечно, нет. Ты у меня не из того теста, – в голосе отца проскользнула улыбка и грусть. – Просто мне как отцу хочется защитить тебя от всех невзгод, но обстоятельства складываются так, что делают это желание невозможным, и это не может меня не расстраивать.
– Все будет хорошо, – уже привычно проговорила я.
Отец на это лишь фыркнул и, разминая мне плечи, перевел разговор в другое русло:
– Сегодня будет шторм.
– А? – то ли спросила, тол ли простонал я.
– Разве ты не заметила, как усилился ветер? Да и горизонт заметно потемнел…
Заметила ли я? Да в последние часы единственным моим желанием было доковылять до каюты и плюхнуться на койку! Но гордость не позволяла, и я усиленно бодрилась.
– …Понятно, – так и не дождавшись от меня ответа, хмыкнул отец. – В любом случае, если не хочешь всю ночь беспорядочно кататься по каюте, советую пристегнуться к койке ремнями.
– А?
– Ладно, болезная, засыпай, я сам тебя пристегну. Только ночью, если что, не пугайся и на палубу не выходи – смоет. И ничего не бойся. Этот корабль пережил уже немало бурь. Переживет и эту.
От последнего замечания мне стало неспокойно, но сон быстро принял меня в свои объятия, не давая по-настоящему задуматься об опасности.
Спала я, правда, недолго.
Как и предсказывал отец, начался шторм. Рядом на соседних койках уже лежали пристегнувшиеся Ромич и профессор. Кают на корабле было всего две: капитанская и для возможных пассажиров – все-таки это обычное торговое судно. Матросы крепили свои гамаки в трюме.
Проснулась я от сильной качки, но очень скоро поняла, что она была лишь предвестником того, как начало болтать корабль уже через полчаса. Будь мой вестибулярный аппарат слабее, меня бы стошнило, а так мутило, но общий ужас ситуации скрадывал это ощущение.
Не знаю, сколько длилась вся эта вакханалия, но в какой-то момент корабль особенно сильно шатнуло, после чего последовало ощущение свободного падения. К этому моменту я даже молиться перестала – выдохлась. Вцепилась в койку и завизжала так, что самой чуть уши не заложило. Удар о воду заставил зубы клацнуть с такой силой, что лишь по счастливой случайности я не откусила себе язык. Корабль затрещал так, что показалось, развалится надвое и пойдет ко дну. Сердце колотилось в висках, ужас сковал тело, мгновения пролетали за мгновениями, но ничего больше не происходило, кроме качки, конечно, к которой я уже успела притерпеться.
Повернув голову, увидела дикие глаза Ромича, койка которого была как раз напротив моей. Я попыталась улыбнуться, но, судя по его ответной гримасе, это у меня получилось так же плохо. Скосив глаза на профессора, увидела, что он лежит с крепко закрытыми глазами и что-то шепчет. Представила, как нелегко ему в его возрасте в такой обстановке и с его неприятием закрытых малых пространств, и только вздохнула, не в силах помочь.
На несколько минут установилось сравнительное спокойствие, и я почти уверовала, что самое страшное пройдено, однако следующая волна показала, что я обрадовалась слишком рано…
За эту ночь я готовилась к встрече с высшими силами столько раз, что даже перестала считать, и когда под утро качка немного стихла, нас всех сморил сон.
Проснувшись, я кое-как отвязалась, села и осмотрелась. Ромич и профессор еще спали. Открыв дверь каюты, я вышла на палубу и не поверила своим глазам: море было спокойным, лишь легкий ветерок трепал сложенные паруса. Ничто не напоминало о ночном буйстве стихии, лишь усталые матросы и сломанная грот-мачта, вокруг которой они суетились, говорили о том, что пережитый ужас мне не приснился.
Я нашла отца в его каюте. Он сидел за столом, склонившись над картой, и при помощи секстанта4 вычислял наши координаты.
– Привет, – поздоровался он. – Как ты?
А я увидела, что эта ночь далась ему очень нелегко. Тени, залегшие под глазами, и усталый потрепанный вид ясно говорили об этом.
– Все хорошо. Главное, что мы пережили этот ужас. Неужели здесь всегда такие сильные шторма?
– Нет, не всегда. Я бы сказал, что шторма такой силы характерны для зимы, поэтому мы в это время стараемся в море не выходить, – он пригладил рукой растрепавшиеся волосы и прикрыл глаза.
Я подошла к нему и погладила по плечам.
– Сильно мы отклонились от курса?
– Судя по всему, шторм отнес нас гораздо восточнее запланированного маршрута, до ближайшего порта дня два пути.
– Вот и хорошо. Главное, что все живы. Ведь все живы? – вдруг всполошилась я.
– Все, все, – отец, успокаивая, потрепал меня по руке на его плече. – Небольшие ушибы и повреждения корабля не в счет.
Я облегченно выдохнула.
– Тогда чего ты тут сидишь? Ложись отдыхай, а то на тебя смотреть больно.
Он усмехнулся:
– Обязательно вздремну пару часов, сердечко мое.
Глава 2
Высадились мы через полтора дня после шторма гораздо восточнее Новерлина, главного порта Тализии, к которому изначально шли, в небольшом порту городка Ворвель, чем-то напомнившим мне родной Шалем.
Признаться, после первого в моей жизни такого долгого плавания я встретила землю с огромной радостью. И в этом была не одинока: и Ромич, и профессор были со мной солидарны.
Мы планировали причалить в Новерлине, но после встречи с пиратами решили плыть чуть западнее в большой портовой город, и оттуда отправиться по суше ближе к столице. Там думали ненадолго задержаться: узнать новости, обновить гардероб и немного пообтесаться среди тализийцев. Но жизнь внесла в наши планы коррективы, и сейчас мы находимся в Ворвеле, а отец снял у местной вдовы несколько комнат на десять дней.
– По-моему, нашему профессору необходима передышка, плавание далось ему гораздо тяжелее, чем в прошлый раз. Тебе нужно подтянуть физическую форму и научиться держать в руках меч, да и «Ласточке» нужен ремонт. К тому же, я хочу провести с тобой побольше времени, – сказал он в ответ на моё удивление по поводу такой задержки.
Мне самой не хотелось снова так быстро с ним расставаться, хотя я и думала, что мы отправимся в путь чуть ли не на следующий день. Мы изначально решили, что отец доставит нас до тализийского порта, и вглубь страны мы отправимся сами. Он беспокоился о судьбе мамы и мальчиков, которые остались в Шалеме, на территории двух воюющих королевств, и, несмотря на беспокойство обо мне, не мог снова надолго оставить их одних.
– Знаешь, – ответила я ему, – я рада, что ты еще немного побудешь рядом, хотя и понимаю, что дома тебя очень ждут.
Отец обнял меня и погладил по голове:
– Ты же знаешь, что мысленно я всегда буду с тобой. А уж если узнаю, что тебя кто-то обидел, то приплыву хоть с другого конца света и лично откручу негодяю голову!
– Конечно, папа, – улыбнулась я, греясь в его любви и заботе. – А кто со мной будет заниматься?
Я имела в виду тренировки с оружием, и отец это понял:
– Поиск наставника ляжет на плечи профессора. А пока придется довольствоваться тем, что умеют мои матросы.
***
Вечером тоже дня в бухту порта причалил еще один потрепанный кораблик. Он тоже попал в тот страшный шторм. К нашему удивлению, отец оказался знаком с одним из пассажиров. Им оказался туранский купец, который вез своего воспитанника на обучение в Тализийский университет. Они тоже направлялись в порт Новерлина, однако шторм спутал все их планы. Отец договорился с Фахримом, сыном Руфима, что мы с профессором и Ромичем будем добираться до места с ним и его воспитанником под присмотром их охраны. Так было проще и для самого отца, и для моей маскировки, которую я предпочла снять, чтобы в будущем, по мере взросления, иметь возможность изменять какие-то параметры своего тела, ведь артефакт мог изменять лишь три из них. Воспитанником купца оказался очень застенчивый симпатичный мальчик, в чьей крови явно наблюдалось смешение крови фаргоциан с их голубыми глазами и черноволосых туранцев. Мальчик мне сразу понравился, было в нем что-то светлое, в глазах светились интерес ко всему вокруг и непонятная грусть.
4
Секста́нт, секстан – навигационный измерительный инструмент, используемый для измерения высоты Солнца и других космических объектов над горизонтом с целью определения географических координат точки, в которой производится измерение.