Страница 13 из 25
По деревне издавна гуляли легенды о загадочном месте, где будто бы веянием чудес сбывается любое желание, или лесные звери начинают разговаривать на человеческом языке, или русалки втягивают в топь – интерпретации звучали отовсюду самые разные. Стремительный прогресс советской пропаганды едва ли мог победить самые обыкновенные деревенские легенды, складывающиеся в этих землях веками – нет, вера в магическое неискоренима в человеке, и все так же, как и сотню, или, может быть, две сотни лет назад, сельские ребята боятся встретить лешего по ночам и рассказывают друг другу байки, услышанные от взрослых, которые те, в свою очередь, слышали от своих родителей.
Влад особенно любил сказки про Тишину.
В полусне он одними губами повторял за матерью тоскливый напев:
– Белолицая луна,
Мне мила ты и верна;
Светоносная луна,
Ты одна мне отдана.
Возврати, луна, домой
Тех, кто не нашел покой.
Разбуди, луна, во мне
Веру мудрой Тишине.
Проживи, луна, со мной
Путь тернистый и густой.
Сбереги, луна, народ,
Что под солнышком живет.
Белолицая луна,
Мне мила ты и верна;
Светоносная луна,
Ты одна мне отдана.
Верю мудрой Тишине,
Правда ей и сила мне.
И да будет так!
Тепло и спокойно в избе. Серебристые капли лунного света струились сквозь мутные стекла и бегали по стенам, путались в узорчатых занавесках. Загадочный молитвенный напев – Влад старался запомнить его наизусть. В груди разливалось тепло от звука хорошо знакомой песни. Мама всегда учила его, что даже самая глупая сказка порой способна спасти целую жизнь.
II
Непроходимый лес чернел через дорогу к югу от деревни. Ходить туда было опасно и строго воспрещалось. Но без надзора взрослых деревенская ребятня тайно пробиралась к неизведанным территориям. Никто не знал, где заканчивается этот лес. Чем страшнее, чем опаснее, тем интереснее было проверить – что скрывается в тенистой листве. Загадочный гул, ощутимый не слухом, но всем телом, соблазнительно притягивал всеобщий интерес. А легенды! Бесчисленное количество легенд наслушались друг от друга ребята – и вот они, лесные огни.
Компания деревенских мальчишек толпилась в тени высоких сосен. На самых подступах к неизведанному краю былая уверенность мигом рассеялась – гул леса уже не казался столь манящим, а только пугал. Ветер гудел, и казалось, будто рычат из глубин чащи дикие звери.
Только Влад продолжал тянуть ребят вперед.
– Успеть бы, пока никто не видит! Давайте, поглядим скорее!
Самый младший в компании неуверенно потоптался на месте, оглядел остальных и вместе с ними отступил назад.
– А если заблудимся… Или увидит кто, – промямлил он в ответ на вызывающий взгляд Влада.
– Ну и слабаки же вы! А ты – пуще всех! Я дорогу знаю, мне мать рассказывала. Вон, видите ту дорожку – взгляните же! Она протоптана ведь кем-то!
– Грибники должно быть…
– Дурачок, какие здесь грибники? Наши деревенские в этот лес чухаются ходить. А чужой тем паче не сунется. Это волшебники из Тишины здесь ходили, правду я вам говорю. Пойдемте по тропе, там к ручью и вперед – мы найдем волшебные огни!
Влад оставался один у подножья леса. Остальные ребята отошли назад к дороге.
– Так и шагай, раз не страшишься! – крикнули ему старшие.
– Не пойду я один, – сбился Влад.
Среди деревенских его знали многие – мальчик рос весьма разговорчивый и любопытный, благодаря чему об окружающем мире не по годам осведомленный. Дети, особенно младшие, любили его за наглость характера, в то время как взрослые крайне настороженно относились к излишнему мистицизму местного заводилы. Влад имел нехорошее пристрастие ко всему опасному и часто втягивал в свои интересы других ребят. Со временем, когда стало очевидно, что ребяческая тяга к сказкам с годами не утихает, а только растет, недоверие к Владу начало закрадываться даже в умах старших друзей. И вот уже все реже слушала его местная компания, и уже никто не хотел идти вслед за Владом на отважные поиски загадочной Тишины – когда сказка норовила проникнуть в реальность, у ребят тут же просыпалось желание поскорее вернуться домой, играть в опасные игры на безопасной территории.
Девочки тоже не хотели водиться с Владом. Особенной красотой он никогда не выделялся. Черные глазки казались совсем маленькими и невыразительными из-за длинного горбатого носа, сам он всегда ходил как-нибудь нескладно и одевался как-нибудь наперекосяк. Впрочем, Влада это не особенно заботило – зачем красоваться перед людьми, когда мир вокруг такой большой и неизведанный?
Но была одна девочка, которую Влад знал столько же, сколько себя. Они жили по соседству. У нее было очень красивое имя – Семела. Семела никогда не придавала значения красоте своего имени, лишь однажды рассказала, что назвали так случайно: «У бабули дома лежала книжка старая какая-то, вот вычитала мама оттуда имя такое. Решила, что красивое, вот и назвала, должно быть».
Семела была простая, и Влад любил ее за это. Ей нравилось слушать его сказки. Между тем, глупо было бы считать, что между ними происходила какая-нибудь настоящая любовь. Влад даже сам порой задумывался об этом. Любви такой, как у старших, между ними не случилось – они были слишком малы. И слишком близки друг другу душой. Они любили друг друга как брат и сестра.
Но Семела и вправду отличалась своей красотой. Глаза у нее были большие и лучистые, светились как две голубые жемчужины. Она много улыбалась, но всегда как-то скромно и едва уловимо, и от улыбки этой расходились круглые ямочки на щеках. Вся она была такая маленькая и круглая, как сверкающая лунным блеском жемчужинка. Семела никогда не хотела раньше времени взрослеть. Однако порой ей приходилось. Деревенские отчего-то не любили очаровательную Дюймовочку и детей своих к ней старались не подпускать.
– Что, опять не пошли они с тобой в поход?
Семела кружилась на самодельных качелях во дворе. Влад с досадой плюхнулся рядом:
– Трусят.
– Если б можно было мне выйти с деревни, я б пошла с тобой!
– Не «если», а «когда», Селька. Когда. Когда-нибудь тебя пустят.
– Когда-нибудь пустят, – она вздохнула с наигранным воодушевлением. Верить в свободу очень хотелось, но совсем не получалось.
Влад улыбнулся ей, готовый еще что-то сказать, но Семела быстро перебила его очередные сочувствия. Говорить о своем доме она не хотела.
– Пела твоя мама сегодня такую песенку хорошую! Только забыла я… Мотив помню, а песенку забыла, – она сильнее раскачивалась на скрипучей дощечке.
– «Мудрой Тишине»?
– Да, ей! – Семела заметно ободрилась новым разговором о сказках. – Столько знает твоя мама. Нравится мне, как поет она во дворе по утрам.
– Это она напевает, пока со скотиной возится.
– А красиво ведь! Чебер3!
– Чебер… – задумчиво вторил Влад. – Ты удмуртский знаешь?
– Бабушка знала да говорила. А ты мне песенку спой, я песенку хочу.
– Мама сказала, будто это не песенка, а молитва такая. В Тишине будто все молитвы песенками поют.
Он рассказывал так, словно Тишина и в самом деле существует. Семела радовалась такому разговору. Ей нравилось думать, что Тишина существует. Что существует мир, в котором нет ничего, что здесь. Совсем другой, как в книжках. Настолько ей это соображение нравилось, что все песенки и истории, выдуманные мамой Влада, она требовала непременно запоминать и рассказывать, да так, чтобы не пропустить ни одного слова. Вот и в этот раз девочка нахмурилась, как бы предполагая, что просьба настолько очевидна, что ее не следовало бы и вслух произносить.
– Белолицая луна,
Мне мила ты и верна;
Светоносная луна,
Ты одна мне отдана.
Верю мудрой Тишине,
3
Чебер (удм.) – красивый.