Страница 13 из 21
Снаружи было еще совсем темно, однако утро наступило. Шел крупный снег, покрывая свежие отпечатки ног. Ворота стояли открытыми, отроки переносили на плечах из клети какие-то мешки, тиун отдавал распоряжения.
В большой избе уже все встали, две служанки собирали завтрак, на столе теснились блюда, горшки и миски.
– А вот и жена твоя! – Радонега кивнула Свену. – Вставай!
– Будь жива! – Свен шагнул навстречу Витяне и улыбнулся.
– Будь жив, господин! – шепнула она и вопросительно взглянула на Радонегу.
Та сделала сыну какой-то знак. Свен, сдерживая ухмылку – дело-то важное! – расстегнул узкий кожаный пояс с литой бронзовой пряжкой и задрал подол сорочки, так что стал виден верхний край портов, где гашник. Радонега показала Витяне: приступай.
Слегка дрожащими руками Витяна вынула из-за пазухи плетежок, развернула, опоясала им Свена, едва сумев обхватить его стан, и зашептала себе под нос, как учили:
– Огораживаю я мужа моего, Свенельда, Альмундова сына, оградой крепкой от земли до неба, с закатной стороны на подвосточную…
Иногда она сбивалась, останавливалась, вспоминая, что там дальше, но никто в избе не шевелился; даже дыхание все затаили, невольно вслушиваясь в шепот и не разбирая ни слова.
Добравшись до черного медведя, Витислава ему почти обрадовалась, как знакомому. В темные леса… в глухие болота… слово мое крепко, вовек нерушимо… Все!
Завязав плетежок на три узла, Витяна попятилась, Свен опустил подол сорочки и снова подпоясался верхним поясом. А тот, заговоренный, он теперь не снимет до самого возвращения домой, даже мыться будет с ним.
– Ну вот! – сказал Годред. – Теперь если кто скажет, что от твоей жены нет пользы…
– Я ему в морду дам! – перебил Свен, обернувшись к нему. – Отвешу хорошего такого, запоминающегося леща! Она – внучка князей и правнучка богов, как и мы. У нее тоже есть княжеская удача. И то, что она – моя, увеличивает мою удачу. Сказать, что от этого нет пользы, может только недоумок.
– Будь она еще немного поменьше, ты мог бы посадить ее в мешочек и носить за пазухой! – с мнимым миролюбием заявил Годред. – Был бы оберег всем на зависть.
– Напрасно ты все же остаешься дома! – с сожалением ответил ему Свен. – Мог бы пойти с нами и отыскать себе жену ростом с бортевую сосну! Вот такая была бы тебе под стать, и ты наконец-то перестал бы мне завидовать!
– Сейчас я для кого-то найду хорошего леща…
– Уймитесь, вы! – строго сказала Радонега. – Оба давно уже зрелые мужи, а бранитесь, как отроки!
– Была бы у него настоящая жена, – обратился к матери Годред, – я бы сам пошел за данью, а ему дал бы побыть с ней дома! Но коли он привез не столько себе жену, сколько тебе дочку, – он смерил взглядом молчаливо стоящую Витиславу, – то лучше ему заняться делом, а она, глядишь, тем временем и подрастет!
– Была бы дочка добрая да разумная, вот как Витяша, я бы всякой обрадовалась, – миролюбиво произнесла Радонега, приобнимая девочку, у которой от обиды слезы появились на глазах. – А рост – дело наживное, какие ее годы?
– Надеюсь, ростом с Годо она все же не будет… – проворчал Свен.
Пока позавтракали, рассвело, Свену и Велераду пришла пора трогаться в путь. Обоз собрался, лошадей запрягли, товары погрузили. С родичами отъезжающие простились в избе – оба брата обняли отца, мать, Годреда и Витиславу. Свен легонько поцеловал ее в щеку, и она вздрогнула – до этого он так же поцеловал ее только на свадьбе. Не так чтобы ей было неприятно, лишь слегка неловко: подходя к нему так близко, она яснее ощущала, как он непохож на нее, как от нее далек. И не верилось, что когда-нибудь это изменится. Ведь после свадьбы она уже сама себя считала взрослой женщиной и не могла представить, что со временем сделается еще взрослее, станет истинной ровней для этого рослого мужчины с уверенными ухватками.
На внешнем причале обождали среди толпы, пока появились Олав с семейством, чтобы еще раз пожелать своим людям удачи. Даже Ульвхильд благосклонно кивнула Свену и Велераду.
– Выберите для нас самых лучших куниц и бобров, – величаво пожелала она.
Обоз тронулся по дороге к реке Мсте, где начинался путь через подвластные Хольмгарду земли, лежащие на юго-востоке.
Радонега приобняла Витиславу за плечи. Та невольно вздохнула. Свен, будучи дома, не так уж часто ее замечал, но без него сразу стало как-то пусто. А из двоих других деверей лучше бы Велерад остался дома – он всегда был с ней приветлив. А не этот противный Годо, что смотрит на нее, будто на мышь, застигнутую посреди стола.
– Да будет с тобой хамингья… – прошептала Витислава, глядя вслед саням и уже не различая Свена, верхом ехавшего где-то впереди.
Ей виделась белая женщина, неслышно следующая за Свеном. Раз он отправился искать славного дела, она же должна идти за ним?
И черный медведь…
– Ничего, – сказала Радонега, тоже вздыхая. – Придет весна, они и воротятся.
Сейчас, на самой верхушке зимы, казалось, что до весны еще лет десять…
В Хольмгарде справили уже и «старый йоль», в этот раз отстоявший от «нового йоля» на месяц с лишним, когда явился гонец из Взвада – заставы на устье Ловати, впадающей в Ильмень-озеро с юга. Сообщили, что к Олаву едут посланцы из Киева. Весть эта взволновала весь дом: за ней неизбежно должно было последовать нечто важное. С людьми Хельги Хитрого – славяне произносили его имя как Олег и с недавних пор почтительно именовали Вещим – северные русы каждый год встречались на Десне, где ранним летом собирался ежегодный обоз для путешествия в Саркел, так что обычные киевские новости здесь знали. Посольство от Хельги означало нечто такое, что способно переменить весь порядок и уклад или подтолкнуть значительные события.
– Уж не затеял ли Хельги опять пойти на греков? – гадал Олав в кругу своих приближенных. – В тот раз он удачно сходил, но с договором цесари тянут уже три лета. Не задумал ли он подтолкнуть их копьем в задницу и просит нас о помощи?
– Тогда нам придется решать, куда идти – с ним или на сарацинов, – напомнил Торстейн.
– Я не прочь побывать у греков, пока в силах натянуть лук! – усмехнулся Альмунд. – Да и парням охота поглядеть, как виноград растет.
– Годо не вернется домой без цесаревой дочери, после того как Свен так отличился со своей женитьбой! – воскликнул Олав, и все засмеялись.
Заключения договора с цесарями, который дал бы право возить свои товары на константинопольские торги, с одинаковым нетерпением ждали и в Киеве, и в Хольмгарде. Еще один, новый путь к источникам серебра, золота, шелка, вина и прочего был очень важен на случай возможного разлада с хазарами.
– Если с самим Хельги ничего не случилось! – многозначительно заметила Сванхейд. – Он ведь человек уже не молодой…
– И этого нельзя исключить… – задумчиво ответил Олав.
Они с женой переглянулись. Если так, то следующий киевский князь сейчас находится в их доме, а это повод призадуматься.
Лет двадцать пять тому назад через Ладогу и Хольмгард прошел на юг некий вождь с дружиной по имени Хельги сын Асмунда, Хельги инн Витри, как его звали свои, то есть Хельги Хитрый. Он происходил из рода Скъёльдунгов, но ютландскими Кнютлингами был вытеснен из своих владений и отправился на Восточный путь поискать новых. Олав, в то время ребенок, самого Хельги не запомнил, у него осталось в памяти лишь смутное ощущение, будто происходит нечто важное. Это называлось «когда здесь были даны», и суть дела ему уже потом передавали отец и мать. Хельги желал отправиться в сторону чуди, где можно раздобыть ценные меха и восточное серебро, но туда его не пустил Хакон, отец Олава и тогдашний владыка Хольмгарда: этими мехами он сам брал дань, а потом сбывал хазарам. Уже более ста лет дорожка, вымощенная серебряными шелягами, тянулась с юго-востока, от берегов Хазарского моря, на северо-запад, до крайних пределов Страны финнов, за которой только Ётунхейм, и по этим светлым следам сюда, на Восточный путь, снова и снова стремились отважные охотники за славой и богатством.