Страница 21 из 116
В главного врага Шухова и всей конторы Бари (ее владелец выступил соавтором проекта) превратился и вчерашний заказчик — Людвиг Нобель: «Цель нефтепровода в том, чтобы поработить в свою пользу нефтяную промышленность перенесением производства из Баку в Батум и тем самым погубить всю ту часть бакинских заводов, которые для пользы отечественной промышленности работали на вывоз русских нефтяных продуктов на мировой рынок». Кто бы говорил о порабощении! Ему отвечает за Шухова инженер из Баку М. И. Лазарев: «Одним из полезнейших последствий, которые позволительно ожидать от устройства нефтепровода, будет именно освобождение бакинской нефтяной промышленности от угнетающего нобелевского преобладания»{39}.
Вопрос дискутируется на Первом съезде нефтепромышленников в конце 1884 года, на котором присутствует и Шухов. Общее отношение почуявших неладное воротил нефтяного бизнеса выразил один из выступавших: «Сооружение трубопровода является преждевременным и излишним впредь до исчерпывания всей пропускной способности Закавказской железной дороги»{40}. Удивил Шухова Бари, пытающийся усидеть на двух стульях. С одной стороны, как соавтор он «за»: понятно, что в случае осуществления проекта его контора и будет строить нефтепровод. С другой стороны, ему, как предпринимателю, вроде как полезно и воздержаться на фоне отрицательного мнения отраслевиков: нефтяные короли — это еще и его потенциальные заказчики по многим другим направлениям инженерно-конструкторской деятельности. И ссориться с ними ни к чему. Посему он предлагает обождать, «пока не выяснится, действительно ли мы в состоянии конкурировать с Америкой».
А вот Рихард Зорге не скрывает разочарования: «Я решительно не понимаю, каким образом можно сказать, что преждевременно строить нефтепровод, который может доставлять к Черному морю нашу нефть. Ведь Закавказская железная дорога перевозит всего 500 тысяч пудов нефти в месяц, а наша производительность равна пяти миллионам пудов. Но если бы даже железная дорога могла удовлетворить всем нашим нуждам, то есть вывозить все, что мы добываем, то я все же не понимаю: почему отказывать другому перевозчику?»{41}
Число защитников проекта невелико, но какие это имена — опять в полный рост для отстаивания собственной идеи поднимается Дмитрий Менделеев, подчеркивающий глобальное преимущество России перед Америкой в случае строительства нефтепровода Баку — Батум. Свою точку зрения ученый подробно обосновал в книге «Где строить заводы?» в 1881 году с аргументами и расчетами. Пытаясь поначалу взывать к инстинкту наживы: «Вам, господа русские капиталисты, предстоит осветить и смазать Россию и Европу», в конечном итоге Менделеев рискнул пробудить у нефтяников патриотические чувства: «Разом, ко благу всей русской промышленности, но не в интересах отдельных частных капиталистов… Капиталы звать надо к русскому богатству, но их своекорыстию следует положить конец». Менделеев признается: «Дожить бы мне до нефтепровода. Тогда бы я знал, по крайней мере, что это дело не затрется ни откупщиками, ни акцизами, ни железнодорожниками…»
Дожить до нефтепровода Менделееву не суждено. Транскавказская труба будет проложена в 1907 году, но не для нефти, а для керосина, длина ее составит 883 километра, с шестнадцатью насосными станциями. Таким образом, идея переноса нефтепереработки из Баку в Батум не была воплощена. Но Шухов не оставлял надежд. «Отдаленность наших богатейших в мире источников от рынков потребления требует для всестороннего развития нефтяного дела возможно дешевых способов перевозки нефтяных грузов. Надо полагать, что рост этой промышленности вызовет у нас гораздо большую потребность в нефтепроводах, чем в Сев. Америке, где, как известно, несмотря на поразительную дешевизну железнодорожных тарифов, нефтяные грузы в главных направлениях их перевозки идут все-таки по трубопроводам»{42}, — писал он в 1895 году.
Символично, что первый керосиновый завод, как и нефтяная скважина, также возник в Российской империи, причем задолго до появления подобного производства в Америке. Первым русским нефтезаводчиком по праву называют купца Федора Савельевича Прядунова, еще в Петровскую эпоху искавшего серебро и свинцовую руду в Поморье. В 1732 году он нашел серебро на Медвежьем острове в Белом море, устроил рудник с шахтами, наладил добычу этого драгоценного металла. Нашел он и «горное масло» — нефть на реке Ухте, организовав в 1745 году кустарный нефтяной промысел. О нефтяном ключе в Поморье знали и до Прядунова — в 1721 году другой рудоискатель, Григорий Черепанов, обнаружил в здешних местах нефтяной родник, о чем дал знать в Петербург. В итоге в 1724 году появился на свет царский указ: «По его Императорского Величества указу и по согласному Берг-коллегии приговору велено на Ухту речку послать ево, Черепанова, и с ним офицера, дав им подводы и денег. И велено оной нефти начерпать бочку ведер около тридцати и той нефти для пробы прислать в Москву в Обер-бергамт и велить им круг того нефтяного ключа побита сваи и оболочь смоляным полотном и протчее учинить как пристойнее… а сколько в час или в сутки оной нефти один человек может начерпать, оное там велено записывать». Так и сделали, но до керосина тогда дело не дошло.
Нефтяной промысел Прядунова представлял собой полутораметровый колодец, обозначенный тринадцатью рядами бревен, шесть из них стояли вкопанными в землю, остальные на поверхности. Собрав 40 пудов нефти, он и повез их в Москву, где в лаборатории Берг-коллегии, ведавшей геологией российской, осуществил ее перегонку. Так и получилось керосиноподобное вещество. В архивных бумагах Берг-коллегии говорится: «В 1745 году по определению Берг-коллегии по прошению архангелогородца Федора Прядунова велено в Архангельской губернии в Пустозерском уезде в пустом месте при малой реке Ухте завесть нефтяной завод», кроме того, «понеже означенного минерала до сего в России во изыскании не было и оной в заведении состоит первой»{43}. Образцы нефти с Ухты отправляли даже в Голландию на проверку, там подтвердили: точно, она родимая!
Прядунов снабжал своей продукцией казенные тульские заводы, продавал ее и в аптеки. Правда, ее лечебные цели не были до конца изучены, что порой приводило к обратным последствиям. Закончил он печально — умер в долговой тюрьме в 1753 году. Его нефтяное дело постепенно захирело.
Следующим важнейшим этапом переработки нефти стал заводик крепостных, братьев Дубининых — Василия, Герасима и Макара. Как и братья Нобель они также сделали источником своего благосостояния добычу «черного золота». На своей исторической родине во Владимирщине они наладили производство скипидара. Так бы они там и сидели, если бы не их барыня графиня Софья Панина не отправила их осваивать свои новые вотчины на Северном Кавказе. Тут-то сметливые братья и обнаружили недалеко от Моздока нефтеносный источник — оброк-то надо чем-то платить! Найдя нефть, они решили перегнать ее таким же способом, каким добывали скипидар.
Их нефтеперегонный завод имел в своей основе каменную печку, отапливаемую дровами. На печь Дубинины взгромоздили железный куб объемом почти в 500 литров. Куб накрыли медной крышкой с трубкой, проходившей через деревянную бочку с водой (естественный холодильник). Нефть собирали с поверхности земли и наливали в куб бочками, печь топили, в итоге из одного полного куба «черной нефти» получали одну треть «белой нефти». Самородки додумались топить печь не дровами, а остатками нефтеперегонки — мазутом, которого имелось в большом количестве, что позволило его еще и продавать на смазку колес и тележных осей. А керосином Дубининых освещали фонари и лечили ревматизм.
Бизнес Дубининых был удобен тем, что переработка нефти производилась, как говорится, не отходя от кассы. За 20 лет работы завода, оставаясь крепостными, Дубинины нажили богатство. «Мы производили вывоз сего материала в течение 20 лет многими тысячами пудов во внутрь России, чем сильно стеснили заграничный привоз сей потребности с унижением цены, которая от 120 рублей сделалась 40 рублей ассигнациями за пуд»{44}, — сообщали они 9 августа 1846 года кавказскому наместнику князю Воронцову.