Страница 3 из 14
Жених прищурился и, криво усмехнувшись, облизнулся, а папа округлил глаза и, почти швырнув бокал с шампанским на поднос прислуге, грозно двинулся мне навстречу. Как настоящий разъяренный медведь! Он протащил меня через весь зал, сильно сдавливая плечо, а затем втолкнул в кабинет и заорал:
– Ты совсем тупая, Ева?!
– Ну, пришла же, – я прислонилась к стене и, отставив ножку, словно шлюха, хитро заулыбалась. – Еще скажи, что жениху не понравилась. Он слюни до сих пор на свою пипирку наматывает, можешь поверить. Что тебе не нравится, па-па?
– Все не нравится, – он зацепил пальцем мой локон и откинул его в сторону. Совсем сухо и подавленно сказал: – Мама в гробу бы перевернулась, если бы тебя вот такой увидела.
Зря он это сказал, вот зря-я-я…
– Мамы у меня нет, – сказала я тем же шаловливым тоном. Не увидит он моих слёз, потому что не поймет их. – Мог бы мне другую “маму” прикупить. Всё продаётся и покупается! Меня вот можно продать. Так почему себе женушку выгодную не приобрёл?
Сначала огонь обжег щеку, потом голова повернулась в сторону, и только после я осознала, что папа сделал то, чего никогда не делал… Ударил меня.
Наверное мои глаза загорелись от ненависти, потому что отец сжал ладонь в кулак и отступил, виновато опустив голову.
– Прости, Ева, я не хотел… Ты сама довела.
– Иди ты! – огрызнулась, прижимая руку к щеке, а затем проорала ему в лицо: – Я выйду за Прэ-э-э-скота, если ты так хочешь! Если тебе совсем на меня плевать – хорошо! Но не проси у меня прощения, его ты не дождешься и после моей смерти!
Я выскочила из кабинета, гордо подняв голову. Гости встретили меня удивленными взглядами, а ненавистный жених вышел навстречу и подал руку. Я же криво улыбнулась и громко заявила:
– Я хочу писать. Проводишь меня в туалет? Может, еще попу подотрешь ради папиных денег? – и премило улыбнулась. Мужчину перекосило, а я, пользуясь его замешательством, бросилась к выходу. Когда выбежала на улицу, заметила, что мой личный негритенок, как всегда рядом. Чтоб его кирпичом трахнуло!
Ночь была прохладной, ласкала кожу, хотя мне это не помогало. Я бесилась и едва не взрывалась от гнева. Шла по дорожке, неистово втыкая шпильки в плитку, и думала, как избавиться от давлеющего на душе балласта. Яркая мысль чуть с ног меня не сбила, потому я резко встала и, резко развернувшись, накинулась на негра. Полезла к нему в объятия, как обезьяна, закинула ноги на широкие мужские бедра и принялась неистово целовать. Он попытался меня скинуть, срывал с себя, словно банный лист, а я снова тянулась и притворялась похотливой сучкой.
Я знаю, что у него есть жена, потому, когда Билл, заорав благим матом, оттолкнул меня, возликовала.
– Ты меня изнасиловать пытался! Я папе расскажу!
– Что?!
– Все вы козлы похотливые! – я показала на наружную камеру и растянула губы еще шире. – Буду жаловаться!
– Да ты… – негр отступил ошарашено, но достойно принял бой. – Иди в дом, Ева. Твои игры уже не работают. Все знают, что ты дерзкая пигалица без тормозов.
– Так и есть! – я хищной пантерой подступила ближе, потянула к нему ладонь, а потом дернула коленкой и со всей дури влепила ему между ног. Билл простонал «Fuck!» и согнулся. – Прости-прости… Надеюсь, дети у тебя еще будут!
Мужчина замычал, а потом я заметила у него за пазухой пистолет. Выдернула из кобуры пушку и шваркнула охранника по затылку, отчего он рухнул на дорожку, как мешок с цементом. Придавил мне палец на ноге, громила! Больно же…
– Это было жестоко, знаю… – я проверила его пульс. Живой. Фух. Бросила рядом оружие и помчалась к ограждению. Через ворота не получится выбраться – там быстро поймают папины шавки, придется через забор лезть. Меня это не остановит! Моя невинность уроду-Прэскоту-противному не достанется! Выкуси, папочка!
Глава 5. Дима
Ночь любви
Не знаю, как я дотерпел. В паху ныло и горело так, словно мне шестнадцать лет и я впервые пожамкал пупырышки под кофточкой у одноклассницы. Едва слез с мотоцикла, сразу закинул смеющуюся бабочку на плечо и, как есть, с расстёгнутой ширинкой и торчащим стенобитным орудием наперевес, потащил к себе. Благо, сейчас ночь, и я никого не встретил.
Квартирка у меня небольшая, но в благополучном районе. Всего две комнаты, зато есть камин и панорамное окно, у которого бабочка и зависла. Я же скинул с себя футболку и кожаные брюки и, как есть в костюме Адама, приблизился к ней со спины. Ещё раз поразился, что она практически запрыгнула на меня: маленькая, яркая и очень дерзкая бабочка!
Мои руки легли ей на грудь, слегка сжимая, и девушка застонала, приникла ко мне спиной, обхватила ладонью стоящий торчком член. Я сквозь ткань сжимал и слегка выкручивал тугие бутоны сосков, и бабочка извивалась, подставляясь под мои руки, ненасытно требуя ещё ласки. Словно она была ещё возбуждённее меня, и от осознания, что меня так страстно хочет эта малышка, сносило крышу.
Я запустил руку ей под юбку. Честно ожидал, что она ударит, отпрянет, одумается и попытается выскользнуть, но бабочка раздвинула ноги, чтобы мне было удобнее её ласкать. Ах, какие у неё маленькие аккуратные складочки внизу! И тугой бугорок возбуждённого клитора, который аж пульсирует под моими пальцами.
Так приятно ласкать, гладить её влажные от любовного сока лепестки! Я не удержался и, поднес руку к губам, облизал свои пальцы, провёл ими по её губам. Бабочка жадно обхватила мой палец и принялась посасывать. Я зарычал от перевозбуждения, смял ягодицу, а бабочка выгнулась и, поймав мои губы, обожгла горячим дыханием:
– У тебя есть презерватив?
Я хмыкнул:
– У меня не меньше сотни!
И это чистая правда: пачка презиков лежала на тумбочке у кровати. Катя не хотела второго ребёнка, и приходилось пользоваться резиновой дрянью. Не любил я это: словно через скафандр целуешься. Но, разумеется, использовал. Ради неё и её желания. Да пошла Катька на хуй! Сейчас я трахну чуткую трепещущую в моих руках девчонку, а не шлюху, которая с мужем ебалась с презиком, а потом притащила домой букетик венеры!
Подхватил бабочку на руки, – какая же она маленькая! – и отнёс к кровати. Уложил на матрац, стянул юбчонку, обнажая стройные бёдра, провёл нежно по выступающим косточкам: как подросток! Вздрогнул:
– Сколько говоришь тебе лет?
– А тебе? – игриво переспросила бабочка.
– Тридцать два, – буркнул и потребовал. – Говори!
– Паспорт тоже показать? – протянула она, стягивая трусики и бесстыдно разведя ноги в стороны.
У меня при виде её лона словно в голове что-то переключилось, кровь забурлила, перед глазами на миг потемнело. Сдаваясь, я приник губами к её влажным терпко-сладким складочкам, терзая их, проникая в горячее лоно языком.
– Хорошо, – прошептала бабочка. Она выгнулась и, вцепившись мне в волосы, простонала: – Как же хорошо! Двадцать! Мне двадцать… О-о-о-о! Два… Двадцать два… Да!
Я врывался языком в её лоно, ласкал, мучил до тех пор, пока девушка не вскрикнула и, сжав мою голову, содрогнулась всем телом, а после обмякла. Лишь постанывала тихо и счастливо улыбалась. Я с рыком переместился выше и, натянув презерватив на колом стоящий член, хрипло проговорил:
– Теперь моя очередь!
И ворвался в неё одним движением: в горячую, узкую норку, да замер от восхищения. Как же приятно! Я ощущал, как мышцы её женского естества ещё содрогаются от пережитого оргазма, и это сводило с ума. Я приник губами к её рту и, страстно поцеловав бабочку, прошептал:
– Прости, у меня не получится… быть нежным… я слишком возбуждён.
– К ядрени нежность, – зло посмотрела на меня бабочка и, вцепившись ноготками в мои ягодицы, прошипела: – Трахни меня уже! Я едва не кончаю…
Просить меня дважды не нужно. Я потянулся назад, чтобы войти в неё снова, и бабочка подо мной извивалась, крича и ругаясь матом. А я не мог остановиться. Словно закружило в адском буране охренительно ярких чувств, скрывая мысли, затуманивая разум. Остались лишь животные инстинкты и влажные порочные шлепки. Я едва волком не выл: как же узко! Как же кайфово!