Страница 15 из 17
И, похоже, стояние на двух берегах реки, а возможно, и «первый раунд», предшествовавший решающей схватке, действительно имели место.
Упоминавшийся уже имперский дипломат Сигизмунд Герберштейн, источник не очень надежный (поскольку сведения барон собирал почти через два десятилетия после событий на Ведроши), но и не бросовый, независимо от летописания свидетельствует о чем-то подобном: «Так как речка мешала столкновению, то с той и другой стороны стали искать переправы или брода. Раньше всего переправились на противоположный берег несколько Московитов и вызвали на бой Литовцев; те без всякой боязни оказывают сопротивление, преследуют их, обращают в бегство и прогоняют за речку; вслед затем оба войска вступают в столкновение, и с той и другой стороны завязывается ожесточенное сражение. Во время этого сражения, ведшегося с обеих сторон с одинаковым воодушевлением и силою, помещенное в засаде войско, про грядущую помощь которого знали весьма немногие из Русских, ударяет с боку в средину врагов. Пораженные страхом Литовцы разбегаются; полководец войска вместе с большинством знатных лиц попадает в плен; прочие, сильно перепуганные, оставляют врагу лагерь»[57].
Итак, ход боевых действий можно реконструировать следующим образом:
1. Юрий Захарьич Кошкин с небольшим полевым соединением берет Дорогобуж.
2. Великий князь литовский направляет против него гетмана Острожского с большими силами. Острожский пополняет свою армию полком смолян и движется в сторону Дорогобужа.
3. Кошкин узнает о приближении гетмана и вызывает подмогу. Князь Щеня является незамедлительно с крупными силами. Полевое соединение Кошкина входит в состав армии Щени.
4. Острожский, остановившись у Ельни и собирая данные, колеблется: ему ранее сообщали, что отряд Кошкина намного слабее его воинства, но захваченный «язык» говорит, что теперь противник гетмана уже не Кошкин, а Щеня «в силе тяжкой»; языку то ли не верят, то ли верят отчасти и полагаются на собственную удаль; гетман двигается дальше; у деревни Лопатино Острожский получает точные данные, что его ждут московские полки, изготовившиеся к бою; он продолжает наступление и проходит на протяжении нескольких часов через неудобную для марша лесистую местность, утомляя свои войска.
5. На опушке леса у берега речки Ведроши происходит первый бой. Передовой отряд князя Щени завязывает сражение и после упорной схватки отступает на другой берег, под защиту основных сил, увлекая за собой литвинов. Эту работу выполнил либо Сторожевой полк под командой того же Ю. З. Кошкина, либо Передовой полк, возглавляемый князьями М. Ф. Телятевским, П. В. Оболенским-Нагим и В. Б. Турениным. Очевидно, Даниил Васильевич применил здесь древнюю хитрость из тактического арсенала татар: заманить неприятеля в ловушку, «подставив» ему малую часть своих сил и наполнив врага уверенностью в собственном превосходстве. В конце концов та воинская наука, которую Москва получила в боях с Ордой, а позднее с ее осколками, дала ценный опыт и для «Западного фронта»…
6. Усталые отряды гетмана Острожского дерзко устремляются вперед, форсируют речку Ведрошь и вступают в бой с главными силами Москвы. Сражение носит ожесточенный и затяжной характер, обе стороны несут тяжелые потери. Армия литвинов по своим боевым качествам — вовсе не боярское ополчение Новгородской вечевой республики, в 1471-м сломленное Холмским как сухой тростник. Это куда более серьезный противник.
7. По приказу Щени один из его отрядов за спиной у литвинов разрушает мост, а другой наносит врагу удар во фланг или тыл «из засады». Важный момент, стоит его подчеркнуть: там, где Константин Иванович Острожский очертя голову бросается в бой, Даниил Васильевич Щеня с холодной головой маневрирует, продумывает и успешно реализует тактические комбинации. В сущности, российский полководец тактически обыгрывает литовского. Его талант ложится в основу победы, как и стратегический гений Ивана III, и стойкость и дисциплина рядовых воинов, а также воинское искусство младших воевод.
8. Гетманские полки окружены и сдаются. Кто может — бежит, однако многие беглецы находят смерть в водах речки. «Лагерь», то есть, очевидно, обоз Острожского, достается победителям как трофей. Большинство военачальников армии великого князя литовского, включая и командующего, оказываются в плену. Разгром полный.
9. Поражение на Ведроши, во-первых, приводит к деморализации неприятеля и, во-вторых, надолго лишает его возможности оказывать мощное организованное сопротивление России. В результате всё новые и новые города и «замки» открывают ворота перед воеводами Ивана III.
Фактически кампания 1500 года оборачивается для Великого княжества Литовского военной катастрофой, растянувшейся на полгода. Война еще будет продолжаться несколько лет, мирное соглашение стороны заключат лишь в 1503 году. И великого князя литовского на пути к миру еще ждут новые поражения (например, под Мстиславлем в 1501 году). Но основу для победы в этой войне составили успехи именно 1500 года: после них ошеломленный противник уже не сумел оправиться. А для юной России мир принес колоссальное приращение земель на западе. Десятки городов, когда-то входивших в состав домонгольской «Империи Рюриковичей», вернулись в состав единого Русского государства, ныне возглавляемого Москвой[58].
В сущности, победа России на Ведроши повернула вспять литовское «стремление на восток» и мощно повлияла на всю политическую историю Восточной Европы.
Чтобы завершить рассказ о российском триумфе на Ведроши, осталось обговорить некоторые важные частности.
Численность гетманского воинства можно определить — хотя бы очень приблизительно. Почти вся командная верхушка армии Острожского оказалась в плену, кто-то погиб (тот же маршалк Ян Петрович, которого в литовских источниках с лукавым простодушием числили в пропавших «без вести»); остались на свободе лишь Николай Николаевич Радзивилл да смоленский воевода Ян Станислав. Видимо, та же участь постигла и гетманское полевое соединение в целом: большинство погибло или же оказалось в плену. Одна из новгородских летописей сообщает, что в сражении полегло больше пяти тысяч литовцев, «изымаша на бою князя Констянтина Острожского, Григорья Остикова, Литовара, Николая Юрьева сына Глебовича, Николая Юрьева сына Зиновьева, князя Тюве Татарина, и всех поиманых боле пятисот человек». Вологодско-Пермская летопись противоречит этому известию, сообщая, что литва потеряла убитыми больше тридцати тысяч бойцов, но это уже плод чистой фантазии[59]. Типографская летопись добавляет к числу знатных пленников неких «Друцких князей и Мосальских князей»[60]. Итак, при потере большинства командиров, очевидно, потеряно и большинство рядовых воинов. Исходя из этого, можно предположить, что Острожский располагал воинством в шесть — девять тысяч бойцов, из которых три с половиной тысячи составляла кавалерия. Полученные цифры сходятся с подсчетами мобилизационных ресурсов Великого княжества Литовского, сделанными несколько лет назад историком А. Н. Лобиным. Конечно, следует оговориться, что подсчеты эти носят весьма приблизительный характер.
Численность же армии князя Щени — величина в принципе неопределяемая. Один из летописных источников сообщает, что в кампании 1500 года (не только у Даниила Васильевича под рукой, а вообще в поле) находилось 60 тысяч воинов, но сколько здесь правды, сказать трудно. Вероятно, летописец многократно преувеличил мобилизационные возможности России.
Можно лишь сравнивать боевые силы князя Щени с силами, привлеченными к боевым действиям в иных кампаниях. Так, например, летописные источники подчеркивают, что боевым ядром армии Даниила Васильевича являлась «тверская сила». В полоцком походе 1562–1563 годов дети боярские «дворовые и городовые» из Тверской земли (сама Тверь, Кашин, Ржев, Зубцов, Клин) составили около 950 человек. Если добавить дворян из небольшой удельной Старицы, которых в государевом разряде не учитывали, получится около тысячи или чуть более человек. Если присоединить к детям боярским боевых холопов, число примерно удвоится: две — две с половиной тысячи человек. Государев двор без новгородцев и представителей иных дальних городов составлял несколько более 2700 человек детей боярских. У Щени в лучшем случае под командой имелась половина от этого числа — 1300–1400 бойцов; добавив боевых холопов, получим те же 2700 человек (опять-таки в самом лучшем случае, а скорее значительно меньше, может быть, всего около тысячи). К ним прибавятся силы четырех удельных князей, то есть по несколько сотен бойцов на каждого, в лучшем случае две-три тысячи воинов на всех. Еще несколько сотен служилых татар при князе Воротынском: по тому, как составлен разряд, видно, что отряд их был незначительным. Плюс легкое четырехполковое боевое соединение Юрия Захарьича Кошкина. Оно составило в армии князя Щени Сторожевой полк, а некоторые его части вошли в Передовой полк и полк Левой руки. Иначе говоря, дали примерно 25, самое большее 30 процентов от общей численности. Итак, верхняя планка — 12–13 тысяч бойцов, а нижняя — около шести с половиной — семи тысяч, сплошь кавалерия. Резюмируя: князь Даниил Щеня, скорее всего, мог выставить для боя от семи до двенадцати тысяч человек.
57
Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 84.
58
Смоленск, правда, тогда взять не удалось: видимо, причиной стало неудачное командование двадцатилетнего сына Ивана III, князя Дмитрия Ивановича по прозвищу Жилка, возглавившего полки в неудачном смоленском походе 1502 года. Поход начался летом, усталые полки вернулись к Москве 23 октября. Смоленск штурмовали, обрабатывали его артиллерией, но, как сообщает летопись, «града… не взя, понеже крепок бе». Войска, осаждавшие Смоленск, сумели всего лишь разорить его окрестности. Однако Дорогобужский плацдарм на Смоленской земле сохранился за Россией, и в будущем он еще сослужит добрую службу Москве.
59
Новгородская четвертая летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1848. Т. 4. Новгородские и псковские летописи. С. 135; Вологодско-Пермская летопись// Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1959. Т. 26. С. 294.
60
Типографская летопись // Полное собрание русских летописей. Пг., 1921. Т. 24. Стб. 214.