Данте Алигьери

Как оценивать масштабный труд создателей «Ада Данте»? Как надругательство ради денег над памятником культуры? Как любопытную кавер-версию классики? Или, может, как некий способ миссионерства?

Последняя версия не так уж парадоксальна, ведь сценаристы кровавого мультфильма немногим отличаются от своих средневековых предшественников, сочинявших назидательные истории для площадных мистерий. В этих постановках христианская мораль и крайняя набожность с легкостью совмещались с разнузданными, почти богохульными фрагментами. В основу какого-либо канонического сюжета вставлялись так называемые дьяблери (дьявольские сцены) или просто бытовые фарсовые сценки. Тем не менее мистерии считались не развлекательным, а просвещающим мероприятием для безграмотного народа, не читавшего Священного Писания.

Таким образом, вопрос о профанации высокого искусства и эстетическом надругательстве над Данте в компьютерной игре и в аниме остается открытым.

Интереснее другое. Почти одновременно с выходом в свет игры «Dante’s Inferno» комиссия европейских экспертов под руководством итальянки Валентины Серен и решила изъять «Божественную комедию» из всех школьных программ за недостаточную толерантность и «элементы расизма».

Этот факт возмутил многих, в том числе русского поэта и специалиста по Данте Ольгу Седакову. В статье «Дело Данте» она писала:

«Многие годы занимаясь Данте, я была… поражена этим диагнозом (расизм!)…

«Комедия» уже входила некогда в список запрещенных книг, но по другому поводу: ее автор высказывался о современных ему папах и вообще о праве Понтифика на светскую власть таким образом, что иначе как еретичеством это не могло быть названо. Данте был одним из первых, защищавших идею «разделения властей», духовной и светской: иначе говоря — одним из отцов секуляризма.

Этот проект, осуществившийся в Европе много позже, после Просвещения, предполагает, что общественная жизнь управляется не теократическими законами, а универсальными законами разума и морали, общими, как предполагалось, для всех людей и заключенными в самой человеческой природе.

Обвинение в еретичестве давным-давно снято с «Комедии». Два ключа — мирской и духовной власти — сохраняются в гербах пап, но о мирской власти Церкви речи уже давно не идет. Иоанн Павел II лично покровительствовал Дантовскому обществу. Теперешнее требование запретить Данте исходит как раз от секуляризма в той его форме, которую он принял к нашим дням».

Вот уж действительно всё в точности, как в поговорке: за что боролись, на то и напоролись! Данте стал авторитетом для римских пап, а современному европейскому обществу его «Божественная комедия» показалась чрезмерно «католической».

За два года до «Дела Данте» Совет Европы потребовал удаления распятий из итальянских школ. Тогда и школьники, и преподаватели вышли на улицы с плакатами «Большинство тоже имеет свои права!». Протестовавшие не считали себя особенно верующими. Просто они ощутили, что распятия, висевшие в школах много веков подряд, неотделимы от их культурной самоидентификации, и встали на ее защиту.

Современный цивилизованный мир всё чаще называют «постхристианским», но его культурный базис построен на христианских символах. В этом заключен конфликт идей, который прорывается наружу не только на страницах книг и в решениях Совета Европы, но и — увы — в терактах. Ольга Седакова прямо называет в своей статье подобные процессы битвой за Крест. Оружием в этой битве становится христианская культура, воплощенная в книгах, в живописи, в музыке. Вопрос: как пользоваться этим оружием? Хорошо сохранять шедевры в неприкосновенности? Только музей однажды может сгореть, и тогда окажется, что сердца людей — более надежное хранилище. Мы далеки от мысли превознести до небес компьютерную игрушку про Данте, но ведь наверняка многие, поиграв в нее, заглянули в подлинную «Божественную комедию». А если бы создатели побоялись нарушить историческую правду и замысел классика, то охват аудитории оказался бы в разы меньше. Да что там говорить, вообще бы никакой игры не получилось!

Вспоминаются слова Христа: «…если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода»[10].

Так что «убийцы» великого классика могут с легкостью оказаться невольными (а может, и осознанными) сеятелями нового интереса к его творчеству.

Биографий Данте Алигьери, как и анализа его «Божественной комедии», за семь с половиной веков уже написано множество томов на самых разных языках. Какой путь должен выбрать создатель новой биографии? Систематизировать все эти почти тысячелетние исследования? Скорее всего, такая систематизация не поместится в одной книге, ведь Данте изучали не только очень долго, но еще и с разных позиций. Кого-то интересовала поэтика, кого-то — библейские сюжеты и модели, кого-то — исторический контекст и психология героев. Есть даже исследование о том, как именно читал и воспринимал Данте Александр Сергеевич Пушкин[11]. Есть «Разговор о Данте» Осипа Эмильевича Мандельштама, и есть исследование этого «Разговора» авторства Константина Глебовича Исупова. Последний, кстати, отмечает «беспрецедентную торопливость», «с которой возникают первые комментарии к «Божественной комедии» (сыновья Данте, Боккаччо, создавший кафедру по изучению наследия великого соотечественника, что дало повод знаменитому золотых дел мастеру, ваятелю и поэту эпохи Чинквеченто, современнику Леонардо, Микеланджело и Рафаэля — Бенвенуто Челлини, сказать: «…эти толкователи заставляют его (Данте. — А. В.) говорить такое, чего он никогда и не думал»)».

Вина здесь не многочисленных комментаторов, а самого Данте. Уж слишком необычную и многослойную конструкцию ему удалось создать. Каждому, кто проникся ее величием, так и хочется выразить свое к ней отношение, а может, даже поиграть в «Dante’s Inferno»? Думал ли Франко Нембрини, что прославится своими лекциями о Данте для домохозяек? Великий флорентиец вошел в его жизнь без стука и пригласил пройти квест по самопознанию.

Для автора этой книги Данте стал одним из проводников в мир христианства, здесь тоже имело место нечто глубоко личное. Именно это, личное, и сподвигло автора взяться за художественную реконструкцию биографии итальянского гения, чтобы найти для себя ответ всего на одну из многих дантовских загадок. А именно: всегда ли Данте творил в плоскости Священного Писания? Не было ли магическое мышление одним из его искушений? Не пытался ли он влиять на своих недоброжелателей с помощью текста? В «Божественной комедии» описаны страдания и гибель папы Бонифация VIII, французского короля Филиппа IV Красивого, папы Климента V, родственника и смертельного врага Данте Корсо Донати… Скорее всего, печальные события сначала произошли с этими людьми, а потом уже стали сюжетными линиями поэмы, но… точной даты создания каждой из песен никто не знает. Зато есть упоминание о «величайшем маге Италии», есть связи с тамплиерами, есть некий мистический ореол вокруг личности поэта. Вероятно, он возник как раз из-за темы ада, столь тщательно разработанной в поэме. Но что мог подумать об этом сам Данте, если картинки врагов, мучающихся в аду, появлялись в его воображении все-таки раньше их реальной гибели?

В игре «Dante’s Inferno» всё абсолютно честно и примитивно построено именно на магии. Таков формат подобных компьютерных игр. При этом в ней воссоздана абсолютно христианская картина мира, где существуют два пути — две ветви — развития: порок и святость. Именно они и отвечают за умение и навыки игрока. Если покарать врага или заблудшую душу, то вы получите очки опыта в ветвь порока. Если освободить душу, то вы получите очки опыта в ветвь святости. На каждую ветвь приходится по семь ступеней (уровней), повышая их, вы приобретаете себе новые навыки. Кстати, весьма в духе мировоззрения средневекового человека. Но не везде и не всегда XIII век понятен XXI. Поэтому интересно сопоставить два мира Данте: исторический и созданный для современного массового восприятия. Мы попробуем сделать это. От кадров жестокой кровавой анимации перенесемся во Флоренцию, Париж и Равенну времен Данте, поймем, где создатели компьютерной игры переписали историю и почему.

10

Ин. 12:23.

11

См.: Асоян А. А. Пушкин — читатель Данте. СПб.: Изд-во Русской христианской гуманитарной академии (РХГА), 2017.