Люди крепче стен

Госпиталь близ поселка Знахово, в который наведался Прохор, разыскивая Веру, по счету был шестым. В предыдущих случаях, пряча глубоко смущение, он направлялся прямиком к начальнику госпиталя и спрашивал: «Не служит ли у вас старший лейтенант медицинской службы Колесникова?» На него посматривали с интересом, порой иронично. Случай был из банальных – в госпитале постоянно кого-нибудь ищут, а уж если речь заходила о девушке, то каждый второй представлялся ее родственником. Но, уважая погоны старшего офицера и три боевых ордена на широкой груди, один из которых был орденом Александра Невского, отвечали с пониманием и советовали обратиться в другой госпиталь. В одном из госпиталей, где Вера проработала три недели, ее помнили очень хорошо и не то в шутку, не то всерьез, стараясь сделать ему приятное, ответили, что между ним и Верой имеется большое сходство.

Прохор Бурмистров начинал понимать, что может не встретиться с Верой никогда, – текучка в госпитале была почти как на передовой: менялись начальники и их замы, бывало, что эвакогоспиталь расформировывали или направляли на другие участки фронта. А военврачей при крайней необходимости командировали в полевые госпитали, откуда они подчас не возвращались – получали ранение или погибали. Так что отыскать нужного человека задача была не из легких. Радовало лишь то, что находились люди, которые были с ней знакомы и отзывались о ней тепло, говорили с некоторой лукавинкой:

– Повезло же вам с сестрой.

Вера увидела Прохора в тот самый момент, когда он направлялся к начальнику госпиталя. Остановив проходящих мимо бойцов, Бурмистров пытался выяснить у них, где размещаются больничные корпуса, втайне надеясь, что желанная встреча состоится, и буквально был ошарашен, когда рядом услышал ее голос. Потребовалось немало усилий, чтобы скрыть свое ликование: обрадован, но не более того; встреча произошла случайно, так на фронте иногда случается. Возможно, что, когда они будут вместе, он расскажет любимой, каких трудов стоила ему такая «случайность».

И сейчас, немного волнуясь, Прохор Бурмистров подходил к избе, в которой находилась девушка. Надо же такому случиться – уж далеко не мальчишка, повидал немало, в глаза смерти смотрел не единожды, а тут у девичьей двери сердце заколотилось чаще.

Постучался в дощатую дверь. Дожидаться пришлось недолго. В глубине помещения раздались быстрые шаги, а еще через секунду шваркнула щеколда, и в проеме двери Прохор увидел Веру с сияющим лицом.

– Проходите, – слегка отступила девушка в сторону. – Я только что пришла с дежурства.

Прохор вошел в комнату. Тонко скрипнувшие половицы с головой выдавали его робость. Потолок низкий, хата небольшая. В стесненном пространстве он в полной мере ощутил неуклюжесть своего большого и сильного тела. Обратил внимание, что Вера переоделась – не иначе как к его приходу. У здания госпиталя она была одета по форме: в женскую слегка мешковатую гимнастерку и в юбку, на ногах темно-коричневые ботинки с облупленными носами. Сейчас на ней было однотонное простенькое синее платье из хлопка. Гибкую талию стягивал новенький узенький ремешок. Прохор невольно задержал взгляд на ее ладной фигуре, что не укрылось от Веры, сдержанно улыбнувшейся. Внимание гостя ей было приятно.

В легком платьице Вера выглядела особенно женственно. Нельзя сказать, что она была красива, самая обыкновенная, как и большинство женщин. Не холодная королева с надменным взглядом, спешащая где-то по противоположной стороне улицы, а девчонка со двора, своя и очень понятная, с которой можно с удовольствием пообщаться и знать, что всегда отыщешь в ее лице участие и понимание. Именно такие девушки бывают хорошими женами, а полюбив однажды, будут хранить верность всю жизнь.

Слегка приподняв холщовую сумку, что Прохор продолжал держать в руке, он несколько смущенно произнес:

– Тут бутылка вина. Досталась по случаю. Как знал, что вас встречу. Тушенка, шматок сала, хлеб, сгущенка. Все как полагается.

– А шоколад не позабыли? – спросила Вера, весело улыбнувшись. – Все девушки любят сладкое.

– Как же можно, – охотно откликнулся Прохор, расстегивая полевую сумку. – Вот и шоколад, – протянул он две плитки шоколада.

– Даже две… Меня так никто еще не баловал.

Бурмистров поймал себя на том, что ему было чрезвычайно легко с Верой. Улетучилось напряжение, какое возникает поначалу с малознакомыми людьми. Не было опасения сказать что-то не так, показаться смешным или неуклюжим. Все происходило просто и естественно, как случается с людьми, которые знают друг друга не один год.

Прошли в комнату. В центре помещения стоял круглый стол, на котором в небольшой плетеной вазочке лежал хлеб, а на дощечке – тонко нарезанные куски мяса. Вера его ждала, что было особенно приятно.

Разместились за столом. Девушка смотрела на него не отрываясь, так разглядывать могут только любящие женщины.

И опять Бурмистрову припомнилась Полина, ее быстрая походка когда-то просто сводила его с ума. Прохор едва не застонал от открывшейся душевной раны. Что же с ним такое происходит? Почему все не так? Почему он все время думает о женщине, с которой никогда не будет вместе? Что же у него за судьба такая? Так накрыло воспоминаниями, что и не выкарабкаться.

Но Вера была привлекательной, этого у нее не отнять. Ее робкая улыбка способна покорить даже самого стойкого мужчину. Взять бы ее в свои объятия, мять, тискать, наслаждаться ее теплом – так ему королеву подавай!

– Что это я вдруг тут расселась, – встревожилась Вера. – Вы ведь, наверное, голодны.

– Я тут немного перекусил…

– Может, перейдем на «ты»?

– Конечно, – охотно поддержал предложение девушки Прохор.

– Давай я сейчас разложу еду по тарелкам. Рис отварила… Знаешь, никогда особенно его не любила, а тут моя медсестра принесла пару горсточек и сказала, что он очень вкусный. Трофейный. Сварила его, и вправду рис получился очень лакомый. Я к нему еще морковь и лучок поджарила, – застучала она на плите сковородкой и ложкой, накладывая рассыпчатые рисовые зерна в алюминиевые плоские тарелки.

Поднявшись, Бурмистров подошел к Вере, торопливо постукивающей ложкой. Обхватил ее худенькие плечи. Сжимать ее в объятиях было приятно. Ощущал податливое женское тело; чувствовал, как ее тепло проникает в него и понемногу расходится по всему телу, повышая желания. Если так пойдет дальше, то он может просто воспалиться от девичьего жара. Девушка застыла. Теперь тарелка и ложка в ее руках были неуместными. Не смея пошевелиться, Вера осторожно посмотрела на Прохора, не спешившего разжимать объятия. Стояли не шевелясь, наслаждаясь близостью.

– Может, ничего не нужно? – слегка подсевшим голосом произнес Бурмистров. – Я не голоден.

– Хорошо, – ответила девушка и аккуратно, стараясь не расцепить нежные объятия, поставила сковородку с рисом на плиту. К ней столь же бережно придвинула алюминиевую тарелку, слегка звякнувшую.

Объятия в какой-то момент разомкнулись, но лишь для того, чтобы в следующее мгновение скользнуть по ее платью – нежно и одновременно уверенно, как может поступать только любящий мужчина. Пальцы остановились у талии, словно спрашивая дальнейшего дозволения, и, не почувствовав протеста, принялись неторопливо расстегивать узенький ремень.

Вера боялась пошевелиться, всецело, до самой последней клетки возбужденного разгоряченного тела, находилась во власти сильного мужчины, очень желанного. На сегодняшний день она его наложница, его раба, и он волен поступать с ней так, как ему заблагорассудится.

Расстегнутый и аккуратно свернутый ремень Прохор положил на стол рядом с нарезанным мясом, которого так и не отведал. Сейчас было не до того. Свет горевшей керосиновой лампы глубокими тенями падал на ее лицо, обнаженные плечи, грудь. Слегка отстранившись, Прохор заглянул в девичьи слегка затуманившиеся глаза. Вера представлялась ему загадочной и немного старше, чем была в действительности. Взгляд внимательный, немного строгий, такой бывает у учительницы старших классов.