Люди крепче стен

На какой-то момент весь мир перестал для нее существовать, и сама она будто бы провалилась в какое-то безмолвие, где, кроме нее, существовал лишь Прохор, посматривающий на нее со сдержанным удивлением. Казалось, вокруг никого, не слышно было даже громыхания танковой колонны, проезжавшей на предельной скорости по разбитому шоссе.

Из оцепенения Веру Колесникову вывел рассерженный гудок поцоканного осколками «Студебеккера», груженного ящиками с гранатами. Немолодой водитель с густой седоватой щетиной на сухих впалых щеках злобно выкрикнул:

– Чего тут встала на пути? Ведь задавят! Отойди с дороги!

Вера, опасаясь потерять из поля зрения Бурмистрова, отошла на обочину шоссе, по которому мимо нее колоннами в сторону фронта проходили маршевые батальоны. Новенькие, еще не знавшие солдатского пота гимнастерки резко контрастировали с обмундированием бойцов, шедших нестройными шеренгами на переформирование. Среди них было немало легкораненых – в основном в плечевой пояс, у кого-то было забинтовано предплечье, у некоторых кисти. Возможно, возвращение с фронта добавило им какие-то эмоции, вот только они совершенно никак не проявлялись на усталых лицах.

Прохор был оглушен неожиданной встречей не меньше Веры. Его губы дрогнули, он что-то произнес, но Вера не расслышала слов из-за проезжавшего мимо бронетранспортера.

– Я не поняла! – стараясь перекричать накатывающийся грохот, ответила Колесникова.

В какой-то момент они осознали, что находятся в самом водовороте дорожного потока: вот сейчас их сомнут, раздавят. Стоя друг напротив друга, они невольно образовали небольшой островок, и поток тяжелой техники деликатно огибал их плавной линией, как если бы опасался разрушить нечто хрупкое, установившееся между молодыми людьми.

– Давайте вот сюда, – махнула Вера в сторону деревушки, спускавшейся по косогору.

Прохор кивнул и, пересекая дорогу, устремился к ней. Некоторое время они стояли молча. Вроде бы и сказать нечего. Лишь только подмечали перемены, произошедшие во внешности за время их разлуки. На левом виске Прохора пробивалась небольшая седина, что, впрочем, совершенно не портило его внешности, наоборот, белесая прядь придавала его лицу еще большую мужественность. В какой-то момент Вере подумалось о том, что за прошедшее время она невероятно подурнела и вот сейчас Прохор с интересом отыскивает изъяны в ее внешности. Но Прохор, широко улыбнувшись и словно отвечая на все ее страхи, уверил:

– Вы совершенно не изменились.

Вера поймала себя на том, что не может оторвать взгляда от его лица. Прямо наваждение какое-то!

– Очень на это надеюсь, – негромко ответила военврач, пытаясь унять накатившее волнение, которое буквально выплескивалось через край.

– Как-то мы с вами неожиданно расстались. А наше свидание не состоялось. – Брови майора насмешливо приподнялись. – Мне было очень жаль.

– Мне тоже, – честно призналась Вера. – А как ваш друг, старший лейтенант Воробьев? Вы нашли его?

– Живой… Комиссовали. Врачи говорят, что он чудом остался жив. Хочет пойти в школу учительствовать. Он ведь преподавателем истории до войны работал.

– Он очень мужественный человек.

– Всю жизнь был таким… А я о вас расспрашивал, мне сказали, что вы уехали. Мне тогда подумалось, что вы просто не захотели со мной встречаться.

– Это совсем не так. – Девушка виновато улыбнулась. – Мой отъезд и для меня был очень неожиданным. Нужно было сопровождать поезд с ранеными. И я очень жалела, что не смогла предупредить вас о своем отъезде.

– Значит, вы вспоминали меня? – Красивые чувственные губы парня растянулись в доброй улыбке.

Хотелось признаться, сказать так, как есть: что не забывала его ни на секунду с той самой встречи, как только увидела. Но вместо этого бесстыдно соврала с легкой лукавой улыбкой:

– Вспоминала… Иногда.

– А вам не кажется, что наша встреча произошла не случайно? Наши ангелы-хранители подсказывают нам, что мы должны быть вместе.

Именно так она и подумала, и было бы большой несправедливостью не воспользоваться шансом, предоставленным судьбой. Но вместо этого, чуть пожав плечом, отвечала:

– Я не смотрю так далеко, – и, разглядев в его темных глазах легкое разочарование, несколько поспешно добавила: – Но я рада вас видеть.

– Не принимайте меня за навязчивого человека, но мне бы хотелось с вами увидеться. Может быть, даже сегодня, что вы на это скажете? Где вы разместились?

– Недалеко от госпиталя. В деревенском доме.

– Вы по-прежнему служите в эвакуационном госпитале?

– Да. А вы где разместились?

– В бараке для офицеров, – махнул Бурмистров в сторону деревеньки, на окраине которой стоял длинный недавно срубленный барак с белесыми бревнами. – Мои соседи разъехались, так что я пока проживаю в комнате один. Дня через три двинется вперед и наша дивизия. – Так когда мы с вами увидимся? Может быть, часов в девять?

– Давайте лучше в десять, – ответила Вера. – Раньше я не освобожусь.

– Хорошо… Как мне вас найти?

– Моя изба вторая слева по главной улице. И еще вы обещали принести мне сигареты, – напомнила Вера с улыбкой.

– Я не забыл, – ответил Бурмистров. Расстегнув полевую сумку, он вытащил пачку немецких сигарет и протянул их Вере. – Берите, они ваши. Трофейные. Как меня заверили, это дамские сигареты. Мне почему-то верилось, что мы с вами еще повстречаемся, вот поэтому я и носил эту пачку сигарет для вас… С того самого дня, как мы с вами расстались, она лежала в сумке. Все думал, как только увижу эту милую девушку, так непременно передам ей. Хотя, конечно же, мне хотелось бы подарить вам розы.

Вера бережно взяла пачку сигарет.

– Я люблю георгины.

– Обещаю, что буду дарить вам георгины каждый день, – широко улыбнулся Бурмистров.

– Мне надо идти. Буду вас ждать, – произнесла военврач Колесникова. И быстро пошла в сторону двухэтажного здания с колоннами, к некогда бывшей господской усадьбе, где размещался полевой эвакогоспиталь.

Глава 2

Будь женой

Встретиться со старшим лейтенантом медицинской службы Колесниковой Бурмистрову не удалось. Нельзя сказать, что Прохор был так уж расстроен этим обстоятельством, но вот кое-какая щемящая досада присутствовала. Даже здесь, находясь на передовой, Бурмистров не был обделен женским вниманием. Порой такие встречи бывали совершенно случайными, всего-то на одну ночь в какой-нибудь деревушке, на коротком постое у одинокой женщины, которая, изголодавшись без мужской ласки, так дарила себя случайному солдату, как если бы это была последняя ночь в ее жизни.

А еще в таких ненамеренных встречах присутствовало нечто большее, чем плотское желание, частенько преобладала жалость, столь свойственная русским женщинам. Солдатик воюет на фронте, бьет врага, возможно, возвратиться ему домой не суждено, и жаркие объятия женщины должны быть некоторой благодарностью за его ратный подвиг. Возможно, ночь, проведенная в объятиях одинокой женщины, будет последним воспоминанием у смертного одра, прежде чем он смежит очи.

Однако Бурмистров никогда не забывал и свою юношескую любовь Полину, некогда ставшую для него настоящим наваждением. Прошлого уже не вернуть, и следовало жить настоящим, а сердце кровоточит и не желает успокаиваться! Казалось бы, забудь ее навсегда, заживи по-новому; теперь Полина чужая жена, вряд ли о тебе думает столь же часто, как ты о ней. Но безжалостная память порой подбрасывала ему картинки из прошлого, в которых Полина всегда находилась рядом с ним.

Война приучила к скорым расставаниям и мимолетным встречам, не оставлявшим в душе и следа, однако Вера не забывалась, и в часы недолгого отдыха он вспоминал шатенку с короткими волосами – старшего лейтенанта медицинской службы, – которая смотрела на него с таким интересом, какого он не наблюдал ни у одной женщины ранее. Молодая военврач зацепила, что было неожиданно для него самого.

Следующая встреча с Верой состоялась еще и потому, что он сам этого очень желал. Почему бы ее не отыскать? Ведь не на разных же фронтах воюют, а в одной армии. А потом, не так много эвакогоспиталей. Если обойти каждый из них, то можно и отыскать девушку. В перерывах между боями, когда полк уходил на переформирование, Бурмистров тратил все свободное время на поиски едва знакомой Веры Колесниковой.