Страница 89 из 93
А я скатываюсь со склона и бегом, прикрываясь от противника земляной грядой, спешу к бойцу. Бегу ниже уровня его продвижения, крутя головою во все стороны. Шахта… блин, тут много чего могли понарыть в своё время!
Накаркал!
Прямо передо мной, метрах в десяти, отлетает в сторону плетёный из жердей и веток щит, и из узкой дыры начинают выбираться люди с оружием.
Вскидываю пистолет — и передний оседает на землю. Бросаю оружие — оно уезжает на ремне за спину, и тащу из кобуры револьвер.
Щас, блин… разогнался один такой…
С ревом, смутно напоминающим членораздельную речь, мимо меня проносятся оба вахмистра. С палашами наизготовку, мать! А стрелять кто будет?!
И практически тотчас же я вижу последствия неразумной удали — палаш одного из них, наскочив на обух топора, сверкающими осколками разлетается по сторонам. Как там, в присказке, сказано? «Плетью обуха не перешибёшь?»
Палашом, что очевидно, тоже…
Позади меня бабахает выстрел — и топоровладелец, так и не успев насладиться своей будущей победой, оседает на землю. Жандарм же, потеряв оружие, отпрыгивает назад и — наконец-то — вспоминает про револьвер!
А вот тут и мне представилась возможность пострелять — чем я тотчас же и воспользовался! И двое разбойников утыкаются мордами в песок.
Патроны все, где там второй револьвер?
Американец я — или кто? Должен завсегда два револьвера таскать — вот и таскай! Ещё один бородач в минусе…
Двоих, срубает второй вахмистр — вот у него-то с палашом всё в порядке. Ещё двоих валят горцы, неотступно следующие по моим пятам и одного, наконец-то, подстреливает первый жандарм. Опомнился, блин… с этого начинать следовало!
— Пусть бросают бомбу! — во весь голос ору я, поворачиваясь к бойцу на верхушке холма.
Сижу на земле, перезаряжая револьверы. Патроны все расстрелял… хоть не без толку. Удалось ещё одного свалить — совершенно бешенного, и тоже — с топором. Какая-то у них мода странная пошла — у этого вообще, чуть ли не колун был…
Мимо проводят повязанных разбойников.
А до фига их, однако, тут собралось!
— Двадцать три человека, — подходит сбоку Иса. — Да в доме сколько-то их погорело — не успели выбраться.
— Пострелянных-порубанных сколько?
— Восемнадцать человек нашли. Ещё ищем… поди, попрятались тама… в шахте этой.
— Так пошли кого погорластее — пусть крикнут там, что рванём шахту и всех, к чертям собачьим, засыплем там!
И то верно!
После недолгой паузы, из-под земли выбралось ещё человек пять — и на этом всё.
Интересно, и какого же рожна их тут столько собралось?
Ларчик просто открывался — под землёй оказалась изрядная гора давным-давно награбленного добра. Для того-то телеги и понадобились — во вьюках, да на руках столько и не унести! Да и на десятке телег зараз не вывезешь.
Вот, до чего же жадность довела!
Было же у них пяток своих телег — вот на них бы и таскали понемногу…
Высказываю свои соображения Исе — тот только ухмыляется.
— Это же обычные разбойники, воры… ни чести, ни совести! Они же по дороге друг у друга всё красть начнут!
Стоящий рядом жандармский вахмистр только ухмыляется — он полностью согласен с данным утверждением.
Кстати, первому жандарму, что с палашом отважно на бандюков набросился, всё же не свезло — поранили его. Не сильно, всего лишь в плечо… Но крови он потерял изрядно!
Да и не он один, у нас в отряде, окромя него, ещё пятеро подранков, причём, двое достаточно серьёзно. Вот лекарю-то работы привалило…
А пока — пользуюсь пресловутой корпией — только тут я, наконец-то, понял смысл этого слова. Ткань, что здесь на бинты идёт, она вся в мелких ворсинках. К ране пристанет — замучаешься отдирать! Вот я и усадил местных баб эти самые ворсинки выдирать-выщипывать. За денежку малую, они были готовы хоть дотемна это делать!
А зато, каждый боец теперь носит при себе два мотка таких бинтов, добавочно в чистую и прокипячённую ткань завернутых. Ну и спирта я при перевязке велю не жалеть — только не внутрь! Правда, горцы почти и не пьют… почти…
— Ты как там, Степанчук? Сдюжишь? — присаживаюсь я рядом.
— Ничё… вашбородь… сдержимся…
А плоховато ему!
— Вот, что, братец. Везём мы тебя до лекаря. И как он скажет — так тому и быть! Скажет лежать — положим. Лететь — полетишь! И никаких там! Понял?!
— Точно так…
Не дожидаясь, пока пленные разбойники выволокут всё награбленное добро на улицу, велю освободить одну телегу под раненых — и самым срочным образом отправить их к лекарю.
Пока грузили-отправляли — неведомо куда сгинул местный крестьянин-проводник. Впрочем, вскорости это и прояснилось — на дороге, что вела к заброшенному руднику, появилось несколько телег. Ага, так это они, стало быть, нам на помощь транспорт пригнали? В знак благодарности за возвращённые телеги…
— Кондауров!
— Я, вашбродь!
— Тут вот какое дело… ты ж ведь тут у нас единственный, так сказать, официальный представитель закона, так? Ну, в смысле — ты ж ведь из Отдельного корпуса жандармов?
— Точно так, вашбродь!
— А раз такое дело…
Кратко поясняю ему диспозицию.
Большая часть товаров, можно сказать, выморочная. Ибо владельцев оных, скорее всего, уже никаким сыском не сыскать. По причине отсутствия их на белом свете. А крестьяне, как ни крути, помощь нам оказали немалую — без них мы вообще фиг кого сыскали бы! Да и пострадавшие они… опять же — телеги-то у них ведь разбойники взяли?
— Всё верно, вашбродь! Доложить по команде надобно про то.
— Когда ещё там кто раскачается…
Короче, идея моя была такова. Нагрузить одну телегу товаром, что по всем признакам тут дольше всего лежал, да и отдать её крестьянам. Хозяин этого товара (или хозяева…) надо думать, за него уже ни с кого и не смогут спросить. А деревне — это ох каким подарком станет!
— Горцы мои на то и не глянут даже — им здешние дела не интересны. Вопрос — токмо в тебе! Не проговоришься — никто и не узнает ни о чём. Так что — думай! А люд здешний за то нам всем благодарен будет! И долго! Опять же — и вдругорядь помощь какую-нито оказать могут…