Страница 43 из 93
Отвезти товар оптовому покупателю — только через доверенного человека (чтобы не пропало чего в дороге…). Это не магазин, где берут понемногу и тщательно всё проверяя при покупке (хотя и тут не без изъянов — но об этом потом…). В розницу суммы не особо и великие, хотя, фунт чая стоит от одного аж до десяти рублей!
Понимаю теперь Афанасьева — у него, насколько я в курсе дела, все организовано на порядок лучше и аккуратнее.
— Значит, так, Иван Федорович…
Моё предложение поначалу вызвало у него легкую оторопь, вскоре перетёкшую в активное неприятие.
Ну, где-то я его понимаю… Тут, почитай, все так и работают — каждый хозяин д о л ж е н всё контролировать лично! С дедов-прадедов, надо думать, так всё заведено.
Ага… «И не нам сие менять!»
То-то мы потом обиженно в затылке чешем — опять проклятые иноземцы обошли!
— Ладно, — вбрасываю ему козыря, — Твоё дело, Иван Федорович — тебе и решать. Только ты учти, что в следующий раз меня около твоего обоза может и не оказаться… Афанасьев ведь, далеко не дурак, и голова у него работает! Так что новую тебе каверзу он измыслит со всем прилежанием!
— А почто так сразу — мне?
— А кому он должен спасибо за таковские убытки сказать?
Сей трактир не относился, разумеется, к заведениям высшего порядка. Но и совсем уж захудалой забегаловкой не являлся! Ходили сюда люди приличные, да в своём большинстве, степенные. Те же самые караванщики, да возчики — которые постарше, да поспокойнее. Молодёжь сюда не захаживала, их интересовали чуток более весёлые и шумные места.
— Не скажите, любезный Ферапонт Кузьмич! — покачивал головою весь из себя такой аккуратный, да какой-то «приглаженный» собеседник (не иначе, чей-нибудь приказчик), подливая меж тем старшему караванщику очередную рюмку. — Какое может быть сравнение между нашими, лапотными, душегубами и благородными разбойниками где-нибудь в Европах? Там, коли уж господь не уберёг, ежели и ограбят — то и то, с обхождением! У тамошнего люду культура в крови, да-с!
Караванщик только усмехнулся.
Случайный собеседник, ненароком задевший его раненую ногу, счёл своим долгом загладить проступок — и вот уже более часу они сидели за одним столом. А узнав причину недомогания почтенного возчика, "приказчик" и вовсе опечалился. И между ними завязалась оживлённая беседа. Да под водочку… тут только душе и отдохнуть!
— Ну, ничего за тех благородных не скажу — ибо николи с ними не сталкивался, но, вот за наших — это так! Истинные душегубы, прости господи! Ни чести, ни совести — одно токмо стяжание на уме! — ответствовал караванщик.
— Так, а я о чём? Дикий у нас ещё народ… ни тебе обхождения, ни жалости… — сокрушённо махнул рукою «приказчик», опрокидывая очередную рюмку. — И никакого-то сладу с ними нет… где ту самую полицию в лесу, або на тракте, отыщешь? Иной раз ехать куда-то по делам надобно, так, поверите ли, любезный Ферапонт Кузьмич, ажно, душа в пятки уходит! Завсегда по несколько свечей пред иконами ставлю… ибо только на Всевышнего моя надежда и имеется!
— Ну… — покачал головою его собеседник, — не всегда уж так-то вот безнадёжно получается! Чай, и у меня парни не простые! Опять же — к ружью привычные! Топор, почитай, у каждого рядышком лежит — он и в драке лишним не станет. Отмахаться можно!
— Не у всех же так!
— Не у всех, — согласился караванщик. — И хуже может быть — оченно даже запросто! Много я за такое слыхивал, да…
Вторая бутылка из-под водки отправилась под стол.
— Опять же — у вас обоз! Сие дело важное, народу много! Не всякий тать рискнёт из лесу-то и выскочить! А ну, как карета почтовая? Ни тебе ружей, ничего… тогда как быть?
— Это да! — Кузьмич только вздохнул. — Тута одна токмо надежда, что сыщется вдруг поблизости человек сильный. Да вломит он тем разбойникам! Тогда, да, шанец какой-никакой — а есть!
— И-и-и-и! — пьяно отмахнулся собеседник. — Где ж такого сыскать-то? Разве что, опять же, в Европах? У нас-то ему что делать?
— Да, что нам те Европы?! — хмыкнул караванщик. — Там, поди, про нашенские дела-то и вовсе не слыхивали! А у нас такое порою случается!
Выдержка из письма.
«… При сём спешу сообщить, что старший обозник купца Добрынина, в приватной беседе поведал следующее.
Помощь в отражении разбойничьего нападения на тракте оказал им человек, доселе никем не ведомый. По-нашенски говорит плохо, да понять его, однако ж, можно. Назвался сей помощник офицером армии иноземной, по прозванию Пьер. В звании — лейтенант. Стреляет сей офицер знатно, причём из всякого оружия. Из винтовки или револьверта — одинаково промаха не даёт. Сколь раз выстрелил — столько народа и легло. Да в драке силён — троих человек голыми руками одолел — аж, до смерти!
Будучи явлен купцу Добрынину, встречен был им со всем обхождением. Присутствовавший при сем представлении армейский капитан (давний знакомый купца), личность того офицера засвидетельствовал. Да впоследствии указал, что лейтенант сей службу отправлял в частях особенных, выучкою да обхождением своим ничуть не слабее наших казаков отличающихся. Зело ретивы они в бою, да к супротивникам своим жестокое обхождение имеют.
Прожив несколько дней в дому Добрынина, съехал сей офицер в направлении неведомом, никаких причин не обсказав, и известий с той поры не подавал никаких вовсе… По каковскому поводу купец зело гневался и сыскать того лейтенанта приказал…»
Данная беседа на этот раз происходила не в каком-нибудь там трактире — в самых, что ни на есть, авантажных апартаментах. И не у кого-нибудь — а у самого главы сыскной полиции Санкт-Петербурга Ивана Дмитриевича Путилина! И то сказать, попасть к такому человеку в гости было сложно, а уж удостоиться приватной беседы — и того труднее! Абы с кем он не то, что разговаривать не стал бы — и на порог бы не пустил! Однако ж одному из первейших богатеев города — купцу первой гильдии Афанасьеву, это вполне удалось…
И, понятное дело, не с кульком чая или пачкой денег он туда заявился — всё было обставлено по высшему разряду!