Страница 41 из 93
Глава 9
Нет, я, конечно, понимал, что бухгалтерский учёт — во все времена это те ещё пляски с бубном, но, чтобы настолько…
«…А дадено купцу Скороумову, ноября года прошлого десятого числа, семь фунтов чаю отборного, под клятвенное заверение оный товар вскорости оплатить. Однако ж, и по сей день деньги за то не плачены…»
«…В лавке мещанина Рясного, что у Мойки, неведомые тати схитили девять фунтов чаю, что в последней поставке был. И по сей день те злоумышленники не обнаружены, однако ж, сказывают люди, что и опосля той кражи, Рясной-де, чаем приторговывал…»
«..А со склада, что на Обозном проулке установлен, во всякое время, бают, можно занедорого чаю купить разного… К приставу части той обращение соответствующее имелось, однако ж, и по сей день ничего не сыскали…»
— Иван Федорыч! Ты уж прости меня грешного, но удивляюсь, как ещё тебя, да вместе с домом по сию пору не вынесли? У тебя ж тут крадут так, что я и слова такого даже подобрать не могу!
— Дак… Повсюду так…
— Ага! И оттого ты цену на свой товар задираешь…
Купец только плечами пожал — мол, все так делают!
Судиться со всяким — себе дороже станет. Да и времени на то уйдёт… Опять же, к судье тоже просто так не войдёшь — надобно поклониться как следует! Ну, за «подарки» приставам я уже слыхивал… Судья, надо думать, тоже живой человек. Стало быть — берёт! И уж всяко побольше пристава…
А вся эта шелупонь, прекрасно обо всём ведая, не стесняется приворовывать. По-мелочи — но, соломка и верблюду хребет переломить может. А может — и не переломить, если её оттуда снять вовремя.
— А в сыскном у тебя друзья-знакомые имеются?
Не сразу, но такие сыскались. В чинах невеликих человек сей был, но оно даже и лучше — не столь жадным, надо думать, ещё стал…
Вот и пригласил его Добрынин чаю попить… и не только чаю… и не только попить…
— А скажи-ка мне, друг любезный, ежели такое станет, что на мещанина, або купца, подозрение имеется — мол, краденым он приторговывает… что с таким человеком сделать можно? — задаёт ему вопрос купец, когда совместными усилиями мы приканчиваем уже вторую бутылку.
Коллежский регистратор Смирнов морщит лоб.
— Ну… за пристава его взять ещё нельзя — такое подозрение доказать надобно!
— А если иметь такую мысль, что он успеет товар краденый продать задёшево или и вовсе выбросить — как тогда? — это вступаю в разговор уже я.
Ну, думай давай!
— Э-э-э… ну…
— Лавку опечатать…
— Да! Это можно! Тута и пристав не надобен — околоточный надзиратель тако может сделать…
— А судья?
— Так… а он тут на што? — удивляется сыскной чиновник. — До суда когда ещё дойдёт…
— А ежели из сыскного кто?
В процессе разговора мы понемногу пришли к общему знаменателю. Конфисковать что-либо — полиция не может. Если только товар не попадает в категорию запрещённых — тут разговор короткий.
Все конфискации и изъятия — только через суд. До которого, однако, есть шанс и вовсе не дожить… подобная мелочевка рассматривается мировым судьёй далеко не в первую очередь. И если нет конкретной заинтересованности полиции — дело спокойно может пролежать в суде год. Или два… А может — и дольше!
Но вот наложить арест (по-нашему — обеспечительные меры) — это запросто. Меря сия в законе имеется, но практически не используется. Видимо, по причине неэффективности. Самое смешное, что для такого ареста и особых оснований не требуется — вполне достаточно показаний какого-нибудь условного Ваньки Каина, мол, покупал я там-то и там-то всякие краденые вещи. Или напротив — продавал.
А дальше — всё просто. Бумага из сыскного — и околоточный надзиратель обязан в срок отписать — мол, всё исполнено! И попробуй только затянуть с ответом!
И ещё есть нюанс… Рассмотреть в суде можно только конкретное дело — когда оно закончено и в суд передано. А вот, если следствие идёт… то и передавать тут пока нечего…
— Так он же всё вынесет! Пока там околоточный раскачается… — машет после отъезда гостя рукою купец.
— Хоть до половой доски — его счастье.
— А зачем тогда всё?
— А как он п о т о м торговать станет? Кто ему товар даст, коли его продать невозможно? С лотка, что ли, пойдёт? Вразнос — так, кажется, это здесь называется?
Глаза у собеседника сверкают — понял!
— Так что, друг мой, Иван Федорович, приготовь-ка мне список самых закоренелых жуликов. Кто на рубль украл или около того — этого пусть Господь рассудит. Человек и взаправду, может, честный, да жизнь так сложилась… А вот, тех, кто поболе воровал — этих сюда давай!
Бюрократия — великая и страшная в своей силе, вещь!
Нерасшибаемая и непоколебимая в своём упорстве.
А уж наша, российская… это вообще что-то сказочно неповоротливое… и совершенно нерассуждающее. Только для того, чтобы хоть что-то понять во всевозможных хитровывернутых постановлениях, я просидел почти неделю, листая толстые тома «Свода законов российской империи»… и всё равно продолжал считать себя почти полным лохом по этой части.
А вот общение со Смирновым оказалось намного более продуктивным! Он, по роду своих занятий, знал многое из реальной, как принято было в моём времени говорить, «правоприменительной» практики. И кое-что любопытное подсказал… порою и сам об этом не подозревая!
— Это што за оказия такая? — вертел в руках казенную бумагу купец Скороумов. — Мил друг, Федор Михалыч, растолкуй мне — что тут и к чему? Пошто арест? За какие-такие прегрешения?
Околоточный надзиратель только плечами пожал.
— И сам того не ведаю — вот те истинный крест! Из сыскного бумага такая пришла — обязан я сие исполнить!
— Так… — почесал в затылке купец. — А может…
— Не может… — вздохнул околоточный. — Никак сие не возможно! Я уж думал… Да только с этими ухарями лучше отношения не портить! К судье, разве, что сходи… Поклонись ему, как положено, глядишь — чего и выгорит! Судья, сам знаешь… Это сила!
— Ага… — печально покачал головою купец. — И берёт он… тоже хорошо…