Страница 3 из 3
– Уйди…
– Да ты не рычи… не рычи… А то ровно кобель… А ну-ка… Стой-ка… Во! – Уцепился Архип за топор. – Вот видишь, как ладно. Во… – Да как щепанет вкось! Так и задрожал Василь всем телом могучим. Да на него так гневно как накинется! Потемнел. Схватил за шиворот да вон со двора.
– К такой матери, – кричит, – трепло поганое! Натрепешься-то не к добру!..
– А чегой-то станет? – жалобно да слезливо вопрошает Архип за забором.
– Корова сдохнет – вот чего! И иди отсюда, от греха. А то плюну в физиономию-то, скоморох чёртов! Только вот перелезь снова!
Ушёл дед Архип. А только через неделю и впрямь корова-то взяла и сдохла. Ровно как специально заболела. А ещё погодя несколько времени старуха слегла. Полежала, полежала да и тоже в те края отправилась.
Вот дед Архип совсем слезьми омылся. Бегает за Василием да изводит его.
– Заклял ты, – говорит, – Васильюшка, заклял со зла! Да отними ты, Христом богом прошу, клятву свою смертную, а то ведь и я помру, грешный! Богу буду молиться на тебя, Васильюшка, отними ты свою клятву смертную! Ну чего тебе стоит, спаситель ты мой? – Да вот так упадёт к ногам, обнимет колени, проходу не давая, задерёт голову и ревмя ревёт-воет.
А Василь – что? Только сплёвывает.
– Да не заклинал я тебя, дурак ты дураком! К слову пришлось!
…Только дед Архип так и изводил его, на время ночное не глядя, проходу не давал. Так изводил, что аж похудал Василь, как увидит Архипа – трясётся трясучкой весь, бледнеет, сереет, зеленеет, ровно радуга. «Я его, – говорит, – сам когда-нибудь убью, сил моих больше нет».
Так и изводил его Архип, пока не помер, грешный…
А ведь не больной был, хороший ещё здоровьем-то. Я так думаю: сам накликал он смерть. Мы ее всю жизнь ожидаем, но пока живем, надеемся не дождаться. Смерть для нас вроде горизонта ‒ она всегда впереди. А он решил, что дождался. И дождался!
Так-то вот…
Рассказ третий
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит…
А. С. Пушкин. «Руслан и Людмила»
…А самый разгульный парень у нас на улице Нектаровой – Тимоха. Кино он в клубе гонит. Да так гонит, паразит, что, говорят, рвётся там всё почём зря, что может и не может рваться.
Такой мужичонко, я тебе скажу, развесёлый да разухабистый! Молодой ещё, лет тридцать ему, а уж живот имеет, точно дыню проглотил. Коротконогий такой да упитанный, чисто барсук, а на лице заплывшем да жёлтом глазки, как у зверька, так и зыркают, так и бегают, так и шныряют. На гармони, правда, справно да ловко перебирает. И ещё сказать ко всей прочей характеристике, пропойца и обжора, каких бог не видывал.
Вот однажды на святки вырядился, как по старинке – шубу наизнанку одел, да и ходил, всех поздравлял. Ну и напоздравлялся к концу…
И блазнится ему, лежачему на снегу, будто дома он спит на чистой, белоснежной, как снег первый, кровати, и почему-то в кирзовых сапожищах, – а на них грязи, глины вязкой цельная гора, – да в фуфайке своей замасляной, мазутной. А жинка-то кричит ему да теребит его.
– Чегой, – вопит, – умираешь-то? Вставай, – кричит, – Тимка!
А он отбивается да норовит на голову одеялко-то натянуть, да поглубже под него упрятаться, да и отвечает ей:
– Да отойди ты, богохульница, Христа ради! Не Тимоха я!
Да только тут и проснулся от кошмара-то. Проснулся да и не поймёт, где находится. Видит над собой небо глубокое, морозное, звезды далекие да сучок какой-то. Ну, думает, надо как-то подниматься, а то уж морозом трясёт-прошибает. Он и хвать за этот сучок, да и подняться удумал. А тут ему как хлынет вода под заднее место!
Ожгло, значит. Аж приподнялся он да так и сидит на заднем-то месте, башкой непонимающе вертит да соображает, куда это забрёл.
Бельма-то выпучил, озирается и видит, что это он у колонки завалился-то.
Ага…
Посидел. Да и снова-то подняться и попытался. Да куды там! Штаны-то и примерзли!
Вот он так, вот он эдак, а оторваться-то никак не может! Не штаны же сымать?!
А мороз-то хватает, вроде и попримерзать стал, аж хмель-то из него повылетел зараз. «Ах ты, – думает, – чертова грешная моя жизнь! Как же я теперь?! Замерзну ж ведь!»
И так ему жалко стало себя, что голос он потерял от волнения. Только сидит да хрипит тихо:
– Люди! Братья! На помочь!
Обессилел да испужался совсем. Никто его не слышит.
Тут вдруг страх-то его как уколол! Ну да как взорал он, ажно на всей улице стёкла задребезжали.
– Спасите! Помираю! Люди, зрители мои красивые, отцепите меня кто-нибудь! Кончусь, сукин я сын! Кино кто видимость придаст?!
Дрындучиха-то углядела в окно такое дело, – как раз против её окон колонка-то, – и вышла на помощь с ломом. А Тимоха сидит да и плачет головой поникшей.
– Ты чегой-то? – спрашивает Дрындучиха.
– Примёрз, бабушка! – всхлипывает.
– Вота что… От слёз, чо ли? Эх ты, горемыка! Ну-ка я счас тебя ломиком садану, чтоб маяться перестал. – И норовит ему под задницу ломом-то съездить.
А Тимоха-то не понял, да как закричит, да как заревёт пуще!
– Бабушка, да это ж я, Тимоха, кино гоню… Ты чего, не узнала? Не убивай, ради Христа, у меня вся жизнь впереди!
– Да ты чего, грешный, одурел совсема, не соображаешь ничего, – говорит Дрындучиха. Да как съездит под заднее место ломом. А он соскользнул да в Тимоху. Взорал тот пуще:
– Христом богом, – кричит, – тебя молю! Ноги, – кричит, – обнимать буду! Молиться всю жизнь! Икону для этого с чердака достану. Замуж за тебя пойду! Токо не убивай!
Стронулся, стал быть…
Дрындучиха и оторопела, и не поймёт: с издевом ли он говорит, с пьяну ли, рехнулся ли?
– Ну ты, коли издеваться удумал, – говорит, – то и издевайся один, а я пошла. Ишь, желтопёрый, чего говорит, поганец! Вот и сиди тута, а я пошла. Некогда мне с тобою балясы точить! Ишь, девку нашёл! – Да и повернулась, да и заковыляла к дому.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.