Страница 19 из 22
– Позор! – кричала училка. – Впятером на одного. Это возмутительно до чего вы дошли. Своего же товарища, с которым вы учитесь с первого класса, довели до нервного срыва. Вы понимаете, чем это вам грозит?
Бычки сидели, понурив головы. Все кроме Чижова. Он послушал, послушал да и ляпнул:
– Он сам виноват. Обещал встретить и по голове кирпичом угостить.
– Что? – возмутилась Мира.
Стасик не выдержал, вскочил с места и таким напряжённым голосом заторопился словами:
– Я им только сказал, что встречу их поодиночке и дам отпор. Возьму кирпич и…
Стас скроил такую потешную, возмущённую рожицу, что класс, не выдержав, грохнул в пароксизме общего бесовского веселья.
– Тихо! – Мира постучала сухим кулаком по столу. – Ну, Стас, это же не метод.
– Да? А когда они все на одного. Это как?
– Да не трогали мы тебя! – проснулся Вова. – Так, поиграли, потолкались и всё. А ты и разнылся, побежал мамочке жаловаться.
– Хмелёв, помолчи, – приказала Мира. – Так, запомните, если ещё кто-то из вас его тронет, я поставлю вопрос об исключении вас всех из школы. Устроили тут безобразие. Вы меня поняли?
Бычата вяло замахали головами – чугунными кастрюлями. Рогов им не хватало, вот что.
– Не слышу? Чижов! Отвечай – ты понял?
Лёня покраснел, поднял одну бровь и сквозь зубы процедил:
– Понял.
– А ты, Хмелёв? Ты и так на второй год остался, можешь и в ПТУ очутиться. Понял?
– Да, – сказал Вовочка, демонстративно отвернувшись и рассматривая стенку.
– Хорошо. Теперь перейдём ко второму вопросу. Среди нас есть человек, который посмел поднять руку на девочку, – зловещим голосом, нагнетающим напряжение, начала Мира. “Тоже мне новость – подумал я, – да такого добра хоть лопатой сгребай, каждый день”. – Кашин, встань. – Послышалось? Нет. Мира осуждающе, как судья, смотрит прямо на меня. Неожиданный поворот. Я, потрясённый, встаю, как бы всем видом говоря, что здесь какая-то ошибка, а она продолжает. – Ты вчера ударил Марину Якушкину в живот. Так?
Ах вот она о чём.
– Я её не бил.
– Как же не бил, когда ты девочку ногой, да ещё в живот ударил. Это другие девочки видели, так что не ври.
Ну вот как объяснить этой дуре, как всё было на самом деле.
– Меня на неё толкнули.
– И ты её ударил в живот? Так?
– Я ногу выставил просто, чтобы с ней не столкнуться.
– В смысле?
– Меня заставили. – Я почувствовал, что невольно краснею.
Класс загудел. Быки ухмылялись, знали, твари, что я их не выдам.
– Ты что – предмет какой-то? А если бы тебе сказали из окна выпрыгнуть, ты бы пошёл прыгать.
– Нет.
– Я твоих родителей вызываю, будем с ними разбираться. И родители Марины тоже желают с тобой переговорить.
Ещё чего не хватало. Родителей! Значит – маму. Будет скандал. Меня всего исколошматили, предали, вывалили в грязи и мне же ещё больше всех и достанется. Справедливо? Да пошло оно всё в шизду!
– Ты чего молчишь? – я напрямую обратился к Якушкиной. – Ты же видела, как дело было.
Якушкина молчала. Никогда раньше она, когда над ней смеялись, не жаловалась, а тут несчастный случай и она на меня такую бочку покатила.
– Кашин! Ты заканчивай тут бедную девочку запугивать. Я тебе этого не позволю.
– Муж с женой не поладили, – прыснул в кулак Никита Володин. За ним смешочки-смехуёчки прокатились по всему классу.
– Можешь объяснить своё поведение?
– Я уже всё объяснил.
– А ты знаешь, что, если с ней что-то случилось, твои родители бы всю жизнь ей платили? Это настолько мерзко, что я даже не знаю. И тебе даже в голову не пришло извиниться.
Еще чего – было бы за что извиняться. Закончилось тем, что родителей моих всё же вызвали и в дневник занесли грозное замечание. Всё обошлось, мама никуда не пошла и вся история, вскоре утратив актуальность, забылась, заваленная хламом других повседневных происшествий.
Глава 7. Как правильно дружить
Федя Викторов имел свою тусовку, в которую входил Борис Кирилов, по прозвищу Культяпкин, получивший её за свою костлявую неуклюжесть; Лёха Пончик – ушастый, блондинчик, весёлый и неумный; Никиша Гришко (враждовавший с Пончиком), полноватый такой, с заострённым, вздёрнутым носом летучей мыши (у него был старший брат, учившейся на два класса старше), и Стасик, тот который пожаловался и тот которого бычки презрительно оставили в покое. Иногда, после школы, к их компании присоединялся и я. Занимались мы с ними всякой фигнёй – типа игры в снежки, пересказами виденных нами видеофильмов и рассказами страшных историй, в которых приоритет принадлежал мне. Ещё они все покуривали, что тоже их сближало, а меня поначалу держало на расстоянии.
Вокруг школы стояли такие огромные каменные вазы, в которых каждую весну высаживали цветы – тюльпаны и табак, которые там не росли по причине использования ваз под нужды больших пепельниц. Вандалы. Что с нас – диких школьников, взять?
Дело было в декабре, перед самыми новогодними каникулами. Уроки кончились и я, выйдя на улицу, заметил компанию Феди, облюбовавшую одну из ваз. Они стояли группкой и дымили, передавая друг другу одну сигарету на всех. Я к ним подошёл не для того, чтобы покурить, а для того, чтобы пообщаться. В школе я с ними общался мало, своих забот с бычатами хватало.
– Оставив мотоцикл на стоянке, он зашёл в магазин самообслуживания, типа нашего универсама, – рассказывал Никиша сюжет вчера просмотренного-подсмотренного им видеофильма, – из-под плаща достал помповое ружьё и давай палить по покупателям. Стреляет и орёт: "Я герой нового мира! Смерть свиньям!".
– Ничего он «смерть свиньям» не орал, – вставил Стасик.
Никиша, которого иногда называли Гриня, беззлобно скосив на Стасика глаз, продолжил:
– Все легли, а этот хрен ещё и бомбу достал с динамитными шашками.
Я про этот фильм слышал много, но посмотреть пока не довелось. Назывался он "Кобра", со Сталлоне в главной роли. Тогда в нашей среде два самые популярные героя уважение вызывали – Арнольд и Сильвестр и их, на тот момент, главные персонажи – Терминатор и этот самый Кобра. Гриня рассказывал не то чтобы нудно, но получалось у него не так забористо, как у нашего трудовика Степана Викторовича, который на каждом уроке, пока мы потели над шлифовкой деталей с военного завода, травил новую байку про посмотренный им на выходных американский боевик. Трудовик имел видак и этим всё сказано. Стоил такой предмет роскоши тогда половину нового автомобиля. Не жадный и болтливый счастливчик трудовик здорово скрашивал мне часы ненавистного мне предмета – "Труд". Позже, когда "Труд" заменили на учебно-производственную практику на комбинате (да ещё утром!), где предполагалось обучать школьников общественно полезному ручному труду, делая одно целое нас со станками, я забил. Мастера, хмурые дяденьки с мозолистыми руками и серыми щеками, никакими историями нас не развлекали, – не до того было, – следили, чтобы не особо отягощённые интеллектом граждане подросткового возраста своей квадратной башкой фрезу не боднули. А такие случаи случались. Но это было потом, через год, а пока я ходил на "Труд" и, вместо выпиливания из оргстекла брелоков, слушал смешливого, пухлого Стёпу.
Гриня на тот момент считался лучшим другом Феди – его поверенным во всех делах. Они тусовались вместе каждый день. Не разлей вода. Федя – главный, а Никиша-Гриня – второй номер. Не знаю, что произошло, мои мысли витали где-то далеко – в облаках фантазии. Я заново переживал, переиначивал рассказ Грини о фильме и не заметил, как обычная мальчиковая возня переросла в драку.
Федя налетел на Гриню. Что-то ему там не понравилось в словах друга и покатились какашки под гору. Гриня потешно прыгал вокруг Феди, прижав правый кулак вплотную к его остренькому носу. Федя мало того, что был крупнее, он в делах кулачной расправы оказался искушённее (не очень, но этого для показательной порки хватило). Гриня за все две минуты махача, мне кажется, так и не попал по противнику, Федя же бил точно, раз за разом попадая по кулаку Никиши, а тот рикошетил в нос. После нескольких таких таранов потекла кровь. Слабый нос у Грини, что и не говори.