В дельте Лены

Люди постепенно пришли в себя, разбрелись по ледяной арене, карабкались по склонам «амфитеатра», перепрыгивали по обломкам льда, взбирались на вершины и со смехом скатывались вниз, соревновались, кто найдёт осколок льда самой необычной формы, обсуждали шансы на спасение, если бы таковое понадобилось нашему судну, все вопили и ликовали, как мальчишки, – как вдруг истошный крик: «К насосам!» положил конец их недолгому веселью и созвал всех обратно.

Тотчас же были установлены ручные насосы, и самые крепкие матросы принялись за них изо всей мо́чи; другие доставали из носового трюма провизию, а остальные наполняли котёл водой, льдом и снегом из трюмов. Температура была около -40° по Фаренгейту, и когда вода хлынула в трюм, она сразу начала замерзать. Постепенно она достигла уровня выше пола котельного отделения, и возникла опасность, что вода может залить топки котлов до того, как будут запущены паровые насосы. Чтобы предотвратить это и сохранить трюм сухим, воду из него поднимали с помощью бочки. Это была борьба не на жизнь, а на смерть! Вода быстро прибывала, и поэтому топку разожгли заранее, до того, как котёл наполнился до номинального уровня, и вскоре паровой насос откачивал воду с таким напором, что боцман Джек Коул с восхищением заметил: «И помогать не надо!..»

Быстро прошла зима, и яркое весеннее солнце, растопив снег, прибавило нам новых забот, обнажив малоприятные результаты жизнедеятельности тридцати трёх человек и сорока собак, проживших шесть месяцев на одном месте. Не без особого беспокойства наблюдалось и приближение тёплой погоды. Корабль скоро освободится, но насколько сильны течи в его корпусе, и как быстро закончатся запасы угля? Насколько хватит мачт, рангоута и надстроек после того, как будет израсходован весь уголь? Эти вопросы тревожили нас всё больше и больше.

В начале весны стали преобладать северо-западные ветра, они переместили корабль примерно на пятьдесят миль от того места, где мы вошли в паковые льды прошлой осенью и теперь мы были в пределах видимости островов Геральд и Врангеля. За это время мы прошли зигзагообразным курсом почти пятьсот миль, придерживаясь общего направления с северо-запада на юго-восток, поэтому я предположил существование двух отмелей, между которыми мы двигались, или, возможно, двух обширных паковых полей – Полярного на севере и Сибирского на юге, которые под влиянием ветров перемещались относительно друг друга у берегов Сибири. Таким образом между непроходимыми ледяными полями образовалось узкое пространство, заполненное мелкими льдинами.

Зима 1880-81 годов прошла без особых происшествий. Новизна жизни на льду постепенно прошла. Наши запасы анекдотов и историй были полностью исчерпаны, а смысл их давным-давно притупился от частого использования. Каждый член экипажа нашёл себе наиболее близкого по духу и интересам товарища, и все стали ходить, разговаривать и охотиться парами. В кубрике стали больше читать и меньше разговаривать, старшие офицеры с каждым днём сближались, казалось, всё теснее. Всё больше внимания уделялось соблюдению санитарных норм, особенно дистилляции воды, приготовлению пищи, вентиляции судна и физическим упражнениям экипажа.

Это была наша вторая зима во льдах, а во всех экспедициях цинга, это проклятие арктических путешествий, появлялась задолго до второго года. Почему же мы стали исключением? И как долго нам будет так везти? Подобно растениям, выросшим в темноте, мы обесцветились до ненормальной бледности, а с приближением весны у всех проявлялись признаки слабости. Сон, к счастью, был спокойным из-за прочности льдины, но у некоторых членов экипажа начались приступы несварения желудка; мистер Данбар сильно заболел, а у Алексея на ноге появилась безобразная язва, сопровождаемая другими симптомами, вызвавшими подозрения на цингу.

В конце концов нам стало казаться, что эпидемия разразилась у всего экипажа. Доктор Эмблер усердно искал причину. Никаких признаков цинги, кроме случая с Алексеем, не было, но и его состояние было крайне сомнительным. Наконец у всех заболевших появились симптомы отравления свинцом, и сразу же возник вопрос: откуда он взялся? Нескольких дробин, найденных в тушках птиц (это были кайры), поданных однажды на ужин, было достаточно, чтобы направить все наши разговоры на эту тему. И тут, когда кто-то случайно наткнулся на несколько кусочков припоя в консервированных томатах и шутливо спросил: «Кто стрелял в помидоры?» – это привело к разгадке источника отравления. Зная, насколько смертоносным может стать вино, если в нём растворилась единственная дробинка, случайно оставшаяся в бутылке после мойки, мы поняли, что кислые фрукты и овощи в жестянках стали ядовитыми от капель припоя, состоящего из равных частей свинца и олова. И это постоянное отравление продолжалось в течение нескольких месяцев! И, как показало расследование, эти капли не были единственным источником отравления. Зная, что производители покрывают припоем определённые сорта жести, мы проверили банки, и многие из них оказались покрытыми чёрным налётом оксида свинца. Взяв на анализ этот налёт, доктор Эмблер окончательно убедился в источнике «эпидемии».

Именно в начале этого мрачного периода в истории нашего плавания с марсовой площадки раздался радостный крик: «Земля!» Лёд медленно разрушался в течение последних недель, и мистер Данбар, старый морской волк и знаток Арктики, уже неделю назад заметил, что что-то препятствует движению льда и разрушает его с подветренной стороны. Теперь малоприметная линия на горизонте с застывшим над ней облаком указывала на присутствие земли. Сразу же все наши юные прорицатели, которые последние месяцы только и знали, что открывать в очертаниях облаков на горизонте новые континенты и усердно наносили их на карты только для того, чтобы над ними так же регулярно смеялись, – оказались на мачтах, надстройках и самых высоких торосах, тщательно осматривая – кто в бинокль, а кто без – вновь открытую землю. Это была, конечно, именно она, и все были в таком восторге, как будто заново открыли Америку. Было много предположений относительно расстояния до новой земли, её размера и обитаема ли она; версий было – как деревьев лесу; а самые остроглазые энтузиасты отчётливо видели стада оленей, а другие, ещё более опытные, могли запросто отличить самку от самца.

Тем временем мистер Данбар, обладая той остротой зрения, которое бывает результатом сорокалетнего опыта в море, заметил ещё одну землю, гораздо меньшую и низкую, чем первая. Поскольку вся наша льдина вместе с «Жаннеттой» быстро дрейфовала на северо-запад, возникла идея посетить сей таинственный остров. Общее мнение о том, удастся ли вернуться в целости и сохранности было неблагоприятным, но недостатка в добровольцах не наблюдалось. Господа Чипп, Даненхауэр и Ньюкомб лежали больными по каютам; поэтому было решено, что пойду я в сопровождении мистера Данбара и четверых членов экипажа, а именно: Ниндеманн, Бартлетт, Эриксен и Шарвелл. Нас снабдили провизией на десять дней и небольшой лодкой на санях, запряжённых пятнадцатью собаками.

Рано утром, сопровождаемые добрыми пожеланиями наших товарищей, мы отправились напрямую к острову. Состояние льда, его постоянное движение, скрежет, грохот и иногда такая качка, что трудно было устоять на ногах, делали наше предприятие весьма рискованным.

Трудности подстерегали нас с самого начала. Менее чем в пятистах ярдах от корабля мы вышли к открытой воде и переправили на лодке сани и припасы, но ничто не могло заставить последовать нашему примеру собак. Они выли, кусались и сопротивлялись изо всех сил, а некоторые освободились от упряжи и убежали обратно на корабль. Термометр показывал прилично ниже точки замерзания; лодка покрылась льдом, одежда наша промокла, а руки сильно замёрзли. Дезертиры были в конце концов схвачены людьми на корабле, возвращены, и снова пристёгнуты ремнями. Верёвку, привязанную к их постромкам, перекинули через полынью (почти двадцать ярдов в ширину), затем стащили в воду и таким образом заставили переправиться всю стаю. Это было жестоко, я знаю, но другого выхода не было; как только они переправились, то были снова запряжены в сани, и вскоре бедные дрожащие животные согрелись от тяжёлой работы. У всех нас были матерчатые ремни, которыми мы помогали собакам; мистер Данбар бежал впереди, прокладывая путь среди торосов, остальные поддерживали и толкали сани, по двое с каждой стороны и один сзади.  Время от времени упряжка останавливалась, и тогда всё содержимое – 1900 фунтов – надо было выгрузить, так как абсолютно невозможно уговорить или заставить собачью упряжку тянуть сообща, пока сани не будут сначала стронуты с места.