В дельте Лены

В пять часов море и ветер успокоились настолько, чтобы мы могли продолжить свой путь, что я сразу же и сделал, взяв курс на юго-запад к мысу Баркин. Ветер повернул к востоку, мы быстро продвигались при свете луны и звёзд. В шесть часов утра 14-го числа мы плыли через молодой лёд, каждую минуту ожидая увидеть землю, и внезапно сели на мель. Мы долго и внимательно вглядывались в горизонт в надежде увидеть берег Ленской дельты, но без всякого успеха. Бартлетту даже показалось, что он увидел землю, но так как никто не подтвердил этого, я пришёл к выводу, что отмель находится далеко от берега; поэтому мы снялись и взяли курс на восток. Мне было приказано следовать на мыс Баркин, где мы обязательно найдём местных жителей, с которыми я мог бы договориться о том, чтобы нас доставили по реке в туземное или казачье селение.

Пока мы лежали в дрейфе, постоянно дул северо-восточный ветер, так что я был уверен, что мы теперь находились к западу от мыса Баркин, к юго-востоку от которого, как я знал, находился залив Буор-Хая. Поэтому я весь день держал курс на восток, в то же время продвигаясь, когда представлялась возможность, на юг. Погода была хорошей, ярко светило солнце, казалось невероятным, что над таким спокойным морем может бушевать шторм. Три раза в день мы съедали по четверти фунта пеммикана без воды и вообще какой-либо жидкости. В шесть часов, когда солнце село на западе, на востоке появилось облако. Начал дуть порывистый ветер, и все заговорили о новом ненастье. Я знал, что наступает сезон осенних штормов, но отказывался думать, что нам предстоит пережить ещё одну бурю, подобную той, которую мы едва выдержали всего пару дней назад. Это казалось слишком суровым испытанием; и всё же, если случится худшее, мы встретимся с ним лицом к лицу и будем бороться честно, каким бы жестоким и неравным ни было соперничество между нашей слабостью и трусливой яростью урагана.

В первую очередь, нам следовало позаботиться, чтобы шторм не застиг нас на мелководье. Я уже не надеялся быстро достичь мыса Баркин или вообще берега, но мы могли найти глубокое место у устья какой-нибудь из проток дельты. Бартлетт весь день мерил глубину шестом от палатки, но наши усилия продвинуться южнее или достичь берега оказывались тщетными из-за мелей. Поэтому, когда наступила темнота, я решил повернуть от берега и пройти вдоль него на восток, обнаружив, что глубина в этом направлении увеличивается. Мы зарифили парус и шли до шести часов следующего утра, пока не оказались на глубине девяти морских саженей – ещё один признак того, что теперь мы находимся в заливе Буор-Хая примерно в двадцати милях к востоку от мыса Баркин. Теперь я решил попытаться войти в одну из многочисленных проток Лены и направил лодку на юго-запад. Дул лёгкий ветер, погода стояла прекрасная, и мы прошли так двенадцать часов. Я надеялся, что так будет продолжаться и следующие двенадцать, но, видимо, я что-то упустил в своих расчётах, так как ветер вскоре стих, и мы были вынуждены снова взяться за вёсла, благодаря Бога за то, что нам удалось избежать борьбы со штормом. Но течение реки так сильно сносило нас на восток, что, хотя я сначала надеялся добраться до берега в тот же день, я с сожалением увидел, что вся наша гребля едва ли сделала больше, чем удержала лодку на одном месте. Наступили сумерки, потом ночь, а мы всё работали, сменяясь, на вёслах и откачке воды. Делать это надо было быстро, прежде чем вода, которая и так была уже наполовину замёрзшей, успеет превратиться в лёд на дне лодки. На рассвете 16-го мы снова оказались на мелководье, что указывало, что восточный берег уже близко. Люди испытывали мучительную жажду, и постоянно просили разрешения попробовать воду – достаточно ли она пресная; но вскоре я заметил, что эти «дегустации» были всего лишь уловкой, чтобы утолить жажду и вообще запретил их, пообещав заварить настоящий чай, как только вода будет достаточно пресной.

В это время на юге виднелись возвышенности, по-видимому, горный хребет, но ничто не было видно на западе, где должны были находиться низменности дельты. Меня убеждали держаться по направлению к горам; но нашей главной целью было найти туземцев, которые, согласно нашим сведениям и картам, кочевали по всей дельте от мыса Баркин до мыса Быковский. Наши запасы были почти исчерпаны, и скудный ежедневный паек в три четверти фунта сказывался на настроении и работоспособности экипажа. Итак, всё ещё желая исполнить полученный приказ и достигнуть, насколько возможно, мыса Баркин, а также будучи полностью уверенным в точности моей карты, на которой ясно было указано, что там находятся «зимние хижины туземцев», я держал курс на запад и вскоре увидел две низкие косы с промежутком в четыре или пять миль между ними – очевидно, устье реки. Мы направились прямо к ним и, следуя вверх по пресной воде, вскоре ощутили быстрое течение. Экипаж уверил меня, что вода уже достаточно пресная; поэтому я распорядился заварить чайник чая, который, однако, оказался слишком солёным, и я вылил его за борт. Чтобы возместить потерю, я смешал консервированный бараний бульона с ветчиной, залил водой и хорошо разогрел, превратив всё это в симпатичное рагу, которым мы и позавтракали.

Глава VI. В дельте Лены

Вверх по течению – Хижина – Наши замёрзшие конечности – Встреча с туземцами – Изучаем их язык.

К этому времени, идя курсом запад-северо-запад, мы уже зашли далеко в устье реки. На южном берегу лежало довольно много плавника, и я решил высадиться, чтобы дать команде самое необходимое в этот момент – возможность размять конечности и восстановить в них кровообращение. Наши ноги и руки настолько затекли, что потеряли всякую чувствительность. Правда, некоторые из нас, свободные от вахты, пользовались этим, чтобы время от времени снимать обувь и растирать свои конечности, – выражая при этом большое удивление, что другие не делают то же самое. Я видел у берега мелководье и рябь на нём, но так как волнение показалось мне незначительным, направил лодку к берегу. Но она задела дно в ста ярдах от него и, несмотря на все наши усилия, нас понесло волнами к берегу и чуть не опрокинуло. Это не было следствием какого-либо неверного управления лодкой, просто люди были слишком уставшими и замёрзшими, чтобы действовать быстро и хорошо работать вёслами; холод лишил нас всех жизненных сил, притупил разум, сковал движения и речь. Но вскоре мы снова были на плаву, и теперь я сверялся со своей картой, карандашной копией карты Делонга, которая, в свою очередь, была копией небольшой карты, опубликованной в «Geographische Mitteilungen» Петермана[31], выдающегося немецкого географа, в статье о побережье Сибири и, в частности, о дельте Лены. Из неё я узнал, что все протоки Лены в восточной стороне дельты, кроме одной, несут свои воды на северо-восток, и что ветвь, в которую вошли мы, впадает в море на юго-восток; таким образом, наш курс вверх по реке был примерно на запад-северо-запад, а из-за её широкого устья я пришёл к выводу, что мы должны быть в главной протоке – Быковской[32]. Большой остров, соответствующий нанесённому на карту, подтвердил моё мнение, хоты удивительно было то, что в такой большой протоке было так мало воды, и нам приходилось постоянно промерять шестом глубину, чтобы не сесть на мель. Опасности и невзгоды сплотили нас, и между нами установились более тесное общение, чем обычно допускается между офицерами и матросами. Мы постоянно беседовали о наших многочисленных прошлых злоключениях и гадали что нас ждёт впереди. В одном только были радостно уверены: мы в главной протоке реки! Мы наконец-то утолили жажду, и теперь у нас был большой запас пресной воды. Горячий чай, казалось, разморозил наши языки, мы часто рассуждали о судьбе наших товарищей. Общее мнение сводилось к тому, что наша лодка была единственной, которая пережила шторм. Так что, «Да здравствует вельбот!», – заключили мы.

31

«Peterma

32

На самом деле Мельвилль со своей командой вошли в протоку Сардахская, которая впадает в море гораздо северное Быковской (примерно на 60 км.) и которая привела их в затем в Большую Трофимовскую протоку. Этим объясняются некоторые неточности на карте Мельвилля, например, положения деревни Малая Буор-Хая. – прим. перев.