Грёза

Примеру вождя последовали и остальные дикари. Они выпустили из рук оружие и преклонили колени перед божеством.

Пришельцы настороженно восприняли этот жест, так что отступили. Лишь Гофман внимательно следил за хранителями острова и пытался подгадать момент, чтобы выполнить задуманное.

— Nos ante arcum tuum virtute et libero scientiam (Мы склоняемся перед твоим могущество и безграничными знаниями), — продолжал творить Тиис, — nam ut aliquid vel reditu in nos petere nunquam aliquid, sed… amabo, hoc est complevi meis supplicationibus acquiescis (взамен никогда ничего не просим и не берём, но… прошу, на этот раз выполнил одну мою просьбу).

Земля вздрогнула.

Гофман вспомнил этот толчок. Ему припомнились события молодости, и он хотел было завершить задуманное, но запнулся. К нему всё ещё сильно прижималась дочка и буквально тряслась от страха.

— Верно, Хани, — прошептал мужчина, поднимая дочурку на руки, — это ещё не конец.

Мужчина дал своим людям сигнал уходить. Через узкое ущелье мог пройти лишь один человек, так что у него собралась значительная толпа.

— Шевелитесь, — приказал Гофман. Мужчина испытывал раздражение от того, что матросы мешкали. Он хотел поскорее покинуть это проклятое место, пусть и не получив желаемый результат.

Гофман ощутил внезапное жжение в груди. Однако не придал ему большого значения, так как желание убраться с проклятой земли приглушило все другие потребности, требования и ощущения.

— Levate i

Вождь хотел прикоснуться к обездвиженному телу сына, но в последний момент охранник отнял его руку и повалил друга на землю. Яркий свет снова заполнил помещение. На это раз он исходил от одного тела, что должно быть мертво.

От человека остались лишь отдалённо напоминающие размазанные черты. Оболочку покрывал яркий свет, а на коже можно было заметить короткую белую шёрстку. Человеческие уши удлинились и сменили привычную им форму на звериную. Лицо также походило на морду животного. Сильный изгиб линии носа, сам же нос был темнее всего окраса. Большие глаза с хорошо знакомыми тёмными зрачками и таким же тёмным ободком. Это единственное, что в преобразованном существе напоминало человека.

Тиис внимательно рассматривал трансформацию и боялся признать святую истину.

— Нет, — произнёс охранник, который защитил друга от роковой ошибки. — Это более не является человеком…

— Hic est filius meus (Это мой сын), — вождь оттолкнул от себя защитника и снова протянул руку странному существу. — Эд…

Животное подняло взгляд тёмных глаз на вождя. Тиис понимал, что где-то под этой плотной защитой скрывался испуганный мальчишка.

— Bene est (Всё нормально), — ласково и спокойно прошептал вождь.

Дикарь старался не провоцировать собеседника. Однако Эдитон сам понял, что с ним что-то не так. Мальчишка заметил шерсть на руках и слегка заостренные когти на по-прежнему человеческих конечностях. В глазах возник испуг, тревога.

— Somnium salvus erit vobis (Грёза спасла тебя), — пояснил вождь.

Тиис рассчитывал не на такой результат, но ему лучше всех было известно, что отменить желание, выполненное Грёзой, невозможно.

Эд посмотрел на отца и мольбой в голосе прошептал:

— Ita (Так), — парень слегка расставил руки в стороны, демонстрируя свое новое тело, — me rogus et in monstrum excrevit (превратив меня в чудовище)?

Тиис досадно поджал губы.

— Non monstrum (Ты не чудовище), — дрожащим голосом прошептал вождь. — Tu es filius meus puer et Somniorum (Ты мой сын и дитя Грёзы).

Мужчина неуверенно приблизился к преображенному сыну и крепко его обнял.

Эд продолжал смотреть на свои руки и не мог поверить в то, что с ним произошло.

— Ego est (Это я)? — спросил у себя мальчишка.

В противес его заключениям с глубины сознания прозвучал довольно громкий и строгий голос: «Hic est nos» («Это мы»).

Комментарий к 2,6. Монстр

Мне нечего сказать. Вот честно, нет слов.

Мне все нравится, даже то, что я не оформляю эту историю так, как все остальные. А излагаю факты и события прямо, без их детального графического описания. Ну, может отдельные фрагменты, а остальное — на волю фантазии читателя.

========== 3,1. Время ==========

Мальчишка рассматривал окрестности, усевшись на один из гладких валунов.

Эдитон привык к новому облику. Он на полную использовал звериные образования в виде клыков и когтей. Разумеется, первое время были сложности с ярким свечением белой шерсти. Лишь спустя время Эдди научится приглушать яркость. Которая сильно мешала ему спать, вернее, вообще не давала. Хоть бери и прячься с головой в песок, но настырное сияние и там доставало мальчишку.

Парень не рос. Вернее, заметить развитие звериного тела было сложно. Однако при всём этом Эдди прекрасно видел, как вокруг него взрослеют и стареют дикари.

Зверь держался поодаль от поселения. Он боялся напугать жителей своим странным видом и больше всего того, что люди увидят сияние шерсти, которое часто его выдавало.

Лесные жители считали творения Грёзы такими же божествами или маленькой частью божественной силы, что питает отрешённую от внешнего мира землю.

— Красивый остров, — заявил Грёза, холодным морозным потоком воздуха, ворвавшись в сознание воспитанника. — Всегда поражался своему таланту.

— Льстец, — горделиво отрезал Эд, не раскрыв рта. «Нельзя хвалить себя же самого».

Эдитон привык беседовать с новым сожителем. Хозяин острова поддерживал тесную связь со всеми своими творениями.

Мальчишке даже удавалось пару раз повстречаться с тем огромным морским чудищем, которое приобрело схожий яркий окрас и сияние, проявляющееся сквозь тонкие поры гладкой кожи.

— Кто такое сказал? — уточнил Грёза. Правда, обладатель голоса так и не получил ответа на заданный вопрос. — Эдитон, мы прожили очень много и будем жить ещё очень долго.

Ему показалось, что нужно обидеться, и стал дуться на него.

У Эдитона не сложились отношения с властителем острова, всегда казалось, что между ними ров или нерушимая стена, преграда.

— С чего ты это взял?

Теперь Грёза решил промолчать. Если бы властитель острова имел тело, то он бы снова перевёл взгляд на свои владения.

— Мне правда нравится осматривать остров с суши, — произнёс обладатель голоса острова. — С Кои у меня не было такой возможности.

Эдитон устало вздохнул. Напоминание о его невольном соглашении глушило мальчишку.

— Тебе нравится нас коллекционировать? — уточнил Эд.

— Вы прекрасные творения, но какую форму принять, решаете сами, — огорчённо признал Грёза, будто разочаровался в чем-то. — Я изначально ничего не планирую.

— Значит, я пожелал стать чудовищем? — уточнил мальчишка, задавая один и тот же вопрос вероятно в сотый раз, если не в сто первый.

— Ну почему…

Позади послышался шорох.

Эдитон резко обернулся. Он увидел вождя, что уверенно выходил из зарослей.

— Pater (Папа)? — спросил зверь, голос которого приобрёл более грубый, рычащий оттенок.

Вождь молча подошёл к сыну и встал рядом с ним. Тиису сложно говорить с парнем после его прямого приобщения к силе острова.

— Hic es adhuc (Ты снова здесь)? — уточнил дикарь.

Мужчина сильно повзрослел и, можно даже сказать, постарел, так как на его голове и длинных прядях, собранных позади в хвост, проступила благородная седина.

Вождь обратил внимание на море, за грозовыми тучами которого ничего не видно. Именно туда без устали смотрел зверь, не отрывая взгляда тёмных глаз от далёкого горизонта.

— Ibi nihil est (Там ничего нет)…

— Falsus (Ложь), — резко возразил зверь, переходя на грозный рык. — Soror mea est (Там моя сестра).

— Adest in domum tuam (Твой дом здесь), — напомнил дикарь.

Эдитон постарался заткнуть Грёзу, который также имел собственное мнение на этот счёт.