Страница 12 из 16
Ладно, я-то вообще про стирку. Грязное постельное бельё и рубахи отдавали куда-то прачкам два раза в неделю. И потом дважды в неделю его возвращали обратно – вроде как стираное, но жёсткое, колом стоящее. И матушке Ливии нужно было растрясти, поколотить резным деревянным валиком, чтоб стало помягче, аккуратно свернуть и разложить по полкам. В этом-то я ей и помогала, потому что на словах может быть и легко звучит, а по факту было тяжело.
Я спросила – а почему больше никто не помогает. Но она только фыркнула – мол, остальные девицы лучше со скуки расплющатся, чем пойдут и сделают что-нибудь полезное. Неужели в прошлом богатые дамы, думала я. Или наоборот, из таких семей, где с детства приходилось много и тяжело работать, и они тут отдыхают?
Джемма-то точно не была из тех, кто много и тяжело работал. Но и здесь не стремилась. Я спросила её – нет ли у кого-нибудь что-нибудь почитать, и кажется, это была моя большая ошибка.
– Рехнулась, да? Почитать ей подавай! Вот прямо грамотная, да?
Тут я задумалась, что пока ни разу её мне не показали здешней письменности, ни единого клочка. Я и знать не знаю, как здешние буквы выглядят, вряд ли, как наши. Но вроде бы мамаша Ворона вела какие-то счётные книги, и с управляющим они что-то обсуждали про приход, расход и закупки, я слышала. Значит, она как раз грамотная.
Джемма, поганка, растащила по всем остальным мой запрос про книгу. И теперь меня цепляли ещё и за это – мол, нашлась тут грамотная. Тьфу, короче.
Впрочем, девчонки, как оказалось, чему-то тут понемногу учились.
Самых соображающих мамаша Ворона приобщала к ведению хозяйства и поручала что-нибудь запланировать или сосчитать. Кто-то даже на рынок ходил вместе со слугами, и руководил закупками там каких-то продуктов и доставкой их в дом. А что, правильно – если потом то самое счастье, когда кто-то вдруг взял к себе. Не женой, так экономкой.
Матушка Ливия занималась шитьём. Учила снимать мерки, рисовать на ткани здешние незамысловатые рубахи и туники, и собирать всё это при помощи ниток, иголки и десятка швов – функциональных и декоративных. К ней ходили заниматься человек семь-восемь, и эти девушки обычно выглядели более опрятными и аккуратными, чем остальные.
Госпожа Марта учила основам врачевания, фактически – оказанию первой медицинской помощи. И очень толково учила, с использованием знаний из анатомии и физиологии, плюс свойства местных растений и как мы их применяем, с чем можно справиться самим, а в каком случае не обойтись без целителя. И про то, что рану, например, нужно держать в чистоте, она знала, и рассказывала – однажды на примере пальца Делии. Та где-то обо что-то порезалась, потом замотала ладонь грязной тряпкой, и пришла к госпоже Марте только когда началось воспаление. Госпожа Марта, пока чистила, высказывалась едко и безжалостно – о том, что голова на плечах не повредила ещё никому, а вот её отсутствие приносит неисчислимые беды. Делия, обычно очень острая на язык, тут только вздыхала и со всем соглашалась.
Два-три раза в неделю приходила матушка Рания. Объёмная, как Ворона, и добродушная, как Ливия, она учила девчонок основам музыки и танца. Правильно, это всё очень даже годится для того, чтобы привлекать мужчин. А итоги её работы потом входили в шоу-программу.
Честно сказать, когда я увидела всю эту деятельность, у меня прямо засвербило где-то внутри – я сама не заметила, как начала прикидывать, какое представление можно было бы сделать из такого вот коллектива. У меня на занятиях бывали разные люди, и юные, и пожилые, и с нуля, и с опытом, и мне удавалось встроить всех. Но здесь пришлось жёстко себя одернуть – потому что нечего. Ты тут ещё не поняла, как тебе жить, а туда же – выступления придумывать.
Но эти мысли подтолкнули меня к тому, чтобы утром начать делать сначала зарядку, а потом и разминку из классического экзерсиса. И как же это оказалось хорошо – растянуться, вновь почувствовать, что тело тебе подчиняется, что без напряжения можешь положить ладони на пол и так постоять, что поддаётся планка, что колени не мешают садиться в гранд-плие, что встать на полупальцы – легко, и можно не валиться с них в пируэте. И после ничего не болело, ничего! Только обычная нормальная мышечная усталость после нагрузки.
Вот так – друзей здесь у нас нет, значит – работаем в первую голову на себя, думала я.
А потом оказалось, что есть ещё один предмет и один преподаватель. Раз в неделю днём приходил отец Доминик, священник из близлежащей церкви, и беседовал со здешними жительницами о законе божьем. Не более и не менее. И когда я забрела на это занятие и со вниманием выслушала всё, о чём они говорили, то по завершению священник глянул на меня и сказал:
– Очень хорошо, дочь моя, что ты пришла. Останься, поговорим.
13. Верные и неверные
Я молча кивнула – почему бы не поговорить?
Священник был худ, чтоб не сказать – тощ, и лыс. Невысок ростом, он обладал проворными пальцами, живо перебиравшими чётки. Сидел на лавке и не сводил с меня глаз.
Прямо сказать, я очень пожалела, что заглянула сюда, и проклинала себя за любопытство. Что я ему скажу? Что я знаю о том, как и во что они тут верят? А верят мощно, я уже успела убедиться.
Я сидела напротив – и тоже принялась его разглядывать. В серой одежде – довольно старой, по подолу лохматой, с неподрубленным краем. Подпоясан верёвкой. На том верёвочном поясе чётки и что-то ещё, вроде кошеля. И на шее – деревянный крест.
Вообще крест на шнурке на мне был. Я его почти не замечала – есть, и ладно, очевидно, нужен. Видимо, здешняя я привычная – вот и не замечаю. Значит, меня крестили и всё такое.
– Скажи, является ли твоё пребывание в этом доме добровольным? – спросил священник.
Эк загнул! А что, остальные, он хочет сказать, сидят тут по большому желанию? Нравится профессия и вот это всё?
– Меня не спрашивали о моём желании, когда привезли сюда, – сказала я честно.
И о том, хочу ли я видеть такой сон, тоже не спрашивали. Если о таком вообще кого-то спрашивают.
– У тебя есть дом?
Э-э-э, как бы вам сказать-то…
– Вы знаете, кто я?
– Нет, дитя моё, не знаю. Я совершенно точно не встречал тебя ранее.
Вот всё и стало понятно. Те, кто знает моё имя, с трудом удерживают язык на привязи. Или не удерживают. А этот добрый человек просто со мной не знаком.
– Мне сказать?
– Ты ведь знаешь особенности этого места – даже если ты скажешь, я забуду всё это, выйдя наружу. Другое дело, что на любое магическое действие может быть найдено противодействие, и я не хочу, чтобы братья мои или кто другой принялся выяснять у меня, кого здесь можно встретить.
О как! Так это выходит что, тот, кто привёз меня сюда, знал, что делал? Если люди, выходящие отсюда, забывают детали, то даже если сюда забредёт какой-то мой знакомец из прошлой жизни, то он потом не сможет ничего никому рассказать? Какая прелесть.
Но с другой стороны, и хорошо, что о пребывании дочери графа Ливарио в заведении мамаши Вороны не будут болтать на площади. Интересно, а женщины из бани, они как? На них тоже какой-то блок стоит?
– Понимаете, я, наверное, знала, но забыла. Примерно всё. Меня поили сонным зельем в неумеренных количествах, я выжила… чудом господним, – в последний момент я придумала, как это сказать, чтоб если не правильно, то похоже.
– Верно, дочь моя, чудом господним. Молись, и тебя услышат, и даже в тяжёлый час будет проще. Тем более, ты уже ощутила господню благость и господню мощь.
– Да, – я молча склонила голову.
Дальше он снова взялся за чётки и принялся произносить молитву – поглядывая на меня и как бы приглашая присоединиться. Я прислушалась, настроилась… о боже, губы мои начали говорить что-то, мне неизвестное. Наверное, то, что надо, я на это очень надеялась, потому что язык был незнаком мне совершенно. Но, кажется, я и вправду это знала, и повторяла достаточно часто, чтобы выработать привычку.