Слива любви

Неожиданно она оборвала всхлипы. Слезы высохли. Она переменилась в лице, с вызовом поглядела на кострище, бунтуя от злости и несправедливости, но, сделав несколько шагов вперед, заглянув через плечо художника на полотно, вновь стала милой и прелестной. От восхищения взгляд её стал влюбленным и счастливым. Она рассматривала то руки художника, то его кисть, то досточку, по которой он водил палочкой с волосками.

– Сюда, Мартиш, сюда, исчадие, – зашипела девушка, заметив животное в просвете человеческих ног, – пошли-ка отсюда.

Держа на руках огромного черного котищу, девушка обогнула толпу, улыбнулась охранникам и прошмыгнула за деревянную перегородку, столкнувшись с бледным Локом.

– Ой, извините, можно мне пройти? – спросила она палача и опустила глаза, как и подобало милой юной мадемуазель.

– Такой красавице можно всё, – поклонился палач, провожая красотку взглядом.

– Эй, возница, – зашептала Анаис, подойдя к повозке, которую покинула час назад, – подвезешь меня? Ты же добрый дядя… да? Ну, вот и чудно, – обрадовалась ведьма и забралась наверх.

Париж. Музей Пети Пале. Наши дни.

– Дедушка, смотри-ка, – выкрикнула девчонка лет одиннадцати, остановившись возле картины. – Это что же, ведьма?

К ней поспешил пожилой высокий мужчина. Он приблизился к стене и, внимательно оглядев полотно, улыбнулся:

– Это казнь ведьмы. Очень старое полотно. Представь только, ему без малого четыреста лет.

– Её убивают? – спросил ребенок, остановив пальчик на объятой пламенем женской фигуре.

– Сжигают, – кивнул дедушка.

– Её убивают, а она улыбается? – поразилась девочка.

Дед кивнул и нехотя добавил:

– Это старая сказка, Анаис. Если захочешь, я как-нибудь расскажу её тебе.

– Расскажи, – потребовала девочка, – прямо сейчас!

– Ну что ж… – негромко сказал дедушка и, положив ладонь на плечо внучке, неторопливо побрел по длинной галерейной анфиладе. – Когда-то, несколько тысяч лет назад, жил счастливый отец. У него было тринадцать дочерей и тринадцать сыновей. Он очень любил своих детей. Когда они выросли и им пришло время покинуть родительский дом, он пожелал каждому счастья и легкой жизни.

– Но это не всё, – девчонка хитро улыбнулась.

– Нет, – ответил пожилой мужчина, – это только начало…

Муж, жена и контрабас

Эта любовная история произошла в небольшом итальянском городке.

Городок тот был не то чтобы живописным, как, к примеру, места с историческим прошлым, но здесь абсолютно точно было нечто, отражавшее постоянство итальянской жизни: уют и зелень, узкие улочки, маленькие кафе, круглый фонтан на центральной площади и прелестные домики городской мэрии и суда. Они стояли так близко к друг другу, что, были бы они из одного камня, различить, где тут судят, а где жалуют, удалось бы не сразу.

Из центра за город, к фермам и загородным домам, разбегались десяток аллеек, и если в форме фонтана виделось солнце, то спицы дорожек казались его лучиками.

Как в любой итальянской местности, здесь были хорошее вино, напевная музыка и темноволосые красотки – совершенные создания со звонкими голосами.

И, конечно, как обычно бывает, все местные знали друг друга и всё друг о друге. Это назойливое любопытство они называли заботой и объясняли его просто: именно так, почти родственно, и должны жить близкие соседи.

Обстановка в городке напоминала заговор соучастия и могла показаться странной, чрезмерно подозрительной. Однако именно это создавало особенную, волнующую напряженность, делая из любой мало-мальски интересной новости настоящее событие.

Это в мегаполисах людям нет друг до друга никакого дела, жители безразличны к окружающим и внимательны только к самим себе. Здешние же были на редкость чуткими, обладали острым зрением, прекрасным слухом и феноменальной памятью. Им удавалось подмечать у соседа все перемены и досконально их изучить еще до того, как о них решался рассказать сам сосед.

Возможно, еще и поэтому горожане были искренними, ничего из себя не изображающими, реагировали на всё натурально, как есть, поскольку понимали: иное не имело совершенно никакого смысла, любая хитрость будет непременно разоблачена, а обман обязательно раскрыт.

Они не упускали шанса разжиться новостями о соседях, поэтому, медлительно прохаживаясь по улочкам, называли свои изыскания бдительностью, а вовсе не бездельем. Как иначе разузнать, почему в гончарной мастерской всю ночь горел свет или отчего на личике сеньоры Мариани счастливая улыбка, в то время как сеньор Мариани, напротив, имеет жалкий вид? И как связаны данные обстоятельства с тем, что в город приехал Лучано де Верьян – старый друг сеньоры, который, к неудовольствию сеньора Мариани, слыл удачливым брокером, выдавшим после рюмки граппы подробности о своей первой любви, доставшейся другому.

Впрочем, событие подобного масштаба считалось удачей: адюльтер приравнивался к кинофестивалю или выставке, которые обходили городок стороной, что, вероятно, и толкало жителей развлекаться по-житейски.

То, что случилось этой весной, не на шутку взбудоражило всех. Эта новость стала для местных самым настоящим «торжеством с шествием барабанов и литавр». А всё потому, что героями истории стали известный на весь город музыкант и его жена. Молодая пара приковала к себе интерес всех без исключения: от городских клуш до знати и интеллигенции. Всеобщее внимание придало скандалу культурности, хотя случай этот казался глупой выходкой.

Глядя на героя – воспитанного человека, можно было подумать, что он какой-нибудь хулиган, считавший известность музыканта связанной не столько с талантом, сколько со славой скандалиста.

Этот любовный пассаж начался задолго до того, как попал в категорию происшествий. Сперва всё выглядело обыкновенно и не особо выделялось в любовной атмосфере этих мест, лишний раз подтверждая, что каждая итальянская драма заканчивается любовью либо ею начинается или же всегда имеет её в виду, поскольку обильные на чувства итальянцы обязаны всю жизнь страстно любить, нежно вспоминать или неистово желать, чтобы непременно томиться, изнемогать и кем-то грезить.

Мы опустим подробности, предшествовавшие союзу нашей парочки, изобиловавшие истомой, признаниями и многозначительными прикосновениями, упомянув лишь о том, что на этапе романтической привязанности наш главный герой, Джузеппе (а иначе и не могли звать итальянского музыканта), проявлял настолько излишнее усердие, что буквально преследовал свою будущую жену.

Он присутствовал рядом с ней с упорством, достойным восхищения, и, даже поздними вечерами, когда, казалось бы, после долгих прогулок и страстных объятий сердечный пыл должен был затихать, Джузеппе развлекал любимую виртуозной игрой на контрабасе, вкладывая в игру всю свою страсть.

Под его натиском невеста продержалась недолго: всего-то с конца весны до ноября – и, сказав матери, что «так он никогда не закончит играть под нашим балконом», дала согласие стать его женой.

Потом были свадьба и рождение детей – прекрасные события, которые, пожалуй, уже никак не могли стать хоть какой-то значимой угрозой семейному счастью.

Казалось бы, ну как две прекрасные дочери могли стать причиной недомолвок или поводом к ссоре?

«Не могли!» – воскликнет любой и будет не прав, позабыв о том, где мы.

Надо хорошенько знать темперамент южных красавиц и понимать душевные перемены, сопутствующие материнству. Так и у нашей сеньоры Дженаро обнаружились черты господствующей королевы, ощутившей всю полноту власти над подданными и землей, несмотря на мизерное количество слуг и небольшую территорию своего дома, всего в каких-то в два акра.

Впрочем, обвинять её в том было бы неверным, поскольку любая итальянская дама вместе с материнством приобретает полные права на семью, что с удовольствием утверждает все последующие годы.

Мария – а именно так, по-библейски, звали сеньору Дженаро – до появления младенцев была просто прелестна. С рождением же дочерей она расцвела и еще больше похорошела. Из гибкой и юной красавицы, напоминающей едва распустившийся пион, она превратилась в знойную розу с темно-красными лепестками и… опасными шипами.