Страница 20 из 24
В доме послышался шум. Один из экспертов вышел на крыльцо, показывая большим пальцем через плечо, и отмочил какую-то остроту. Полицейские заржали. Эксперт отпер фургон, порылся внутри и взбежал по лестнице с ломиком наперевес.
– Если он поковыряет там этой штукой, вся развалюха ему на уши рухнет, – сказал Шай.
Кевин продолжал ерзать, словно ступенька обжигала ему зад:
– А что будет, если они ничего не найдут?
– Тогда наш Фрэнсис попадет в немилость, – сказал Шай. – За то, что оторвал всех от работы. Вот будет досада.
– Спасибо за заботу, – сказал я. – Как-нибудь переживу.
– Ага, переживешь. Как всегда. Что они ищут?
– Может, у них спросишь?
Из дома одиннадцать, потирая голову и еле передвигая ноги, вышел косматый студент в футболке с Limp Bizkit – явно с внушительного перепоя:
– Че случилось?
– Иди в дом, – сказал я.
– Это наше крыльцо.
Я показал ему удостоверение.
– Хрена себе, – сказал он и, согнувшись под тяжестью вселенской несправедливости, потащился назад в общежитие.
– Правильно. Запугивай его ксивой, – сказал Шай, но уже по инерции. Щурясь от закатного солнца, он смотрел на дом шестнадцать.
Глубокий низкий грохот пушечным залпом прокатился по улице, отражаясь от домов и разносясь по Либертис, – упала бетонная плита. Нора вздрогнула и тихонько вскрикнула. Салли Хирн поплотнее запахнула кардиган и перекрестилась.
Тут я почувствовал, как задрожал воздух. Будто выплеснулся наружу электрический разряд, рожденный глубоко в чреве дома шестнадцать. Голоса экспертов поднялись и стихли, полицейские оглянулись на дверь, толпа качнулась вперед, над крышами сошлись тучи.
Кевин за моей спиной что-то сказал. Я разобрал свое имя. Оказалось, мы уже на ногах и он положил ладонь мне на руку.
– Отвали, – сказал я.
– Фрэнк…
В доме кто-то коротко пролаял приказ. Мне стало наплевать, узнают ли люди, что я коп.
– Оставайся тут, – сказал я.
Ограждение сторожил пухлый полицейский с чопорным, как у чьей-нибудь тетушки, лицом.
– Проходи, сынок, – сказал он мне; судя по акценту, родом он был из болотной глуши. – Тут смотреть не на что.
Я показал ему удостоверение, он прочитал, шевеля губами. На лестнице внутри дома раздались шаги, в подвальном окне промелькнуло чье-то лицо. Где-то мистер Дейли что-то кричал, но его голос звучал издалека и замедленно, словно доносился через длинную металлическую трубу.
– Вот тут вот, – сказал полицейский, возвращая мне удостоверение, – написано “спецоперации”. Мне не сообщили, что на месте будет кто-то из Спецопераций.
– Я сообщаю вам сейчас.
– Придется вам поговорить со следователем. Или с моим сержантом, или с кем-то из отдела убийств, в зависимости от того…
– С дороги, – сказал я.
Он поджал губы:
– Не надо со мной таким тоном разговаривать. Можете подождать там, где стояли, пока вам не разрешат…
– С дороги, или я тебе зубы в глотку вобью, – сказал я.
Коп выпучил глаза, но, сообразив, что я не шучу, посторонился. Он еще перечислял, в каких нарушениях обвинит меня в своем рапорте, когда я, прыгая через три ступеньки, ворвался в дверь, задев плечом его ошарашенного сослуживца.
Самое смешное, в глубине души я ни секунды не думал, что они что-нибудь найдут. Я, прожженный циник, с высоты опыта наставлявший новичков, что мир всегда на два шага беспощаднее, чем ожидаешь, не мог поверить, что со мной это случится, – ни когда я открыл чемодан, ни когда качнул ногой бетонную плиту в сумрачном подвале, ни когда воздух заискрил от напряжения. В самой-самой глубине, вопреки всему, что я знал раньше и узнал потом, я все еще верил Рози. Я верил ей, пока спускался по ветхой лестнице в подвал; верил, когда увидел круг поворачивающихся ко мне лиц в масках в слепяще-белом свете фонарей и выкорчеванную бетонную плиту, вздыбившуюся под неестественным углом среди тросов и ломов; верил, когда вдохнул густую подземную вонь чего-то ужасно неправильного. Я верил до того момента, как протиснулся между экспертами и увидел, над чем они склонились: неровная яма, темный ком спутанных волос, лохмотья джинсовой ткани и гладкие коричневые кости со следами крошечных зубов. Увидев изящный изгиб руки скелета, я понял: когда под пластами земли, дохлых насекомых и гнили разложения найдут ногти, ноготь правого указательного пальца будет обкусан под корень.
Челюсти сжались так крепко, что, казалось, вот-вот раскрошатся зубы. Мне было все равно, даже хотелось услышать их хруст. Нечто в яме свернулось клубком, как спящий малыш, спрятав лицо, заслонив руками. Наверное, это спасло меня от безумия. Я услышал, как голос Рози произносит мне на ухо “Фрэнсис”, отчетливо и потрясенно, как в наш первый раз.
Кто-то буркнул что-то насчет порчи улик, чья-то рука сунула мне в лицо маску. Я попятился и с силой провел запястьем по губам. Трещины в потолке скользили, искривлялись, как на экране сломанного телевизора. Кажется, я услышал свой приглушенный голос:
– А, черт.
– Вы в порядке? – спросил один из экспертов.
Он стоял рядом, слишком близко ко мне, и, похоже, спрашивал уже не первый раз.
– Да, – сказал я.
– Пробирает поперву, да? – самодовольно спросил кто-то из его команды. – Мы куда хуже видали.
– Это вы сообщили о трупе? – спросил меня эксперт.
– Я. Детектив Фрэнк Мэкки.
– Убойный?
Я не сразу сообразил, о чем он. Мозг застопорился до полной остановки.
– Нет, – сказал я.
Малахольный недомерок-эксперт – должно быть, тот самый никчемный придурок – вдвое уступал мне в возрасте и габаритах.
– Мы вызывали убойный, – странно посмотрев на меня, сказал он. – И судмедэксперта.
– Верняк, – радостно сказал его приятель. В руке у него был пакетик для улик. – Сама бы она сюда не полезла.
Если бы кто-то из криминалистов при мне дотронулся до Рози, я избил бы его до полусмерти.
– Молодцы, – сказал я. – Не сомневаюсь, что тяжелая кавалерия появится с минуты на минуту. Пойду помогу патрульным.
Поднимаясь по лестнице, я услышал, как придурок сболтнул что-то насчет дерганых туземцев и его команда дружно заржала, будто кучка подростков. На долю секунду мне показалось, что это Шай с приятелями курят в подвале косяк и смеются над черными шуточками, что за дверью прихожей ждет та жизнь, для которой я появился на свет, и ничего этого не происходило.
Толпа на улице стала больше и плотнее, теперь зеваки вытягивали шеи всего в нескольких шагах от моего приятеля – сторожевого пса. Его напарник спустился с крыльца и встал рядом с ним у перил. Тучи нависли над самыми крышами, изменившийся свет отливал угрожающей синюшной белизной.
По толпе прошла рябь: мистер Дейли пробирался к крыльцу, отодвигая любопытных соседей с дороги и не сводя с меня взгляда.
– Мэкки… – Он попытался меня окрикнуть, но голос сорвался на глухой хрип. – Что там?
– Я отвечаю за место происшествия, – отрезал болотный монстр. – Отойдите.
Больше всего на свете мне хотелось, чтобы кто-то из них попробовал меня ударить, – неважно кто.
– Да ты за свои кишечные отправления не отвечаешь, – сказал я полицейскому, приблизившись почти впритык к его большому рыхлому лицу. Когда он отвел глаза, я отпихнул его в сторону и пошел навстречу мистеру Дейли.
Как только я вышел за ограждение, он схватил меня за грудки и резко притянул к себе – подбородок к подбородку. Меня облило жаром чего-то похожего на радость: то ли у мистера Дейли яйца были покрепче, чем у копа, то ли он не желал пасовать перед Мэкки, меня устраивало и то и другое.
– Что там? Что вы нашли?
Какая-то старуха восторженно взвизгнула, шпана заухала по-обезьяньи. Я сказал громко, чтобы достаточно свидетелей услышали, что я его предупреждал:
– Убери руки, приятель.
– Не смей, мелкий говнюк, не смей мне указывать… Там моя Рози? Да?
– Моя Рози, приятель. Моя девушка. Моя. Еще раз повторяю: руки убери.