Фейтфул-Плейс

Конечно, а как потеплело, от источника вони уже ничего не осталось и для жалоб домохозяину или коммунальщикам не было причин.

– И запах чувствовали? Тухлятину?

– Да, – не сразу ответил Кевин.

– Пошли отсюда. – Я взял его под руку – слишком крепко, но пальцы сжимались сами собой – и подтолкнул вверх по лестнице вперед себя. Половицы гнулись и лопались у нас под ногами. Не успев выйти на крыльцо, под порывы холодного сырого ветра и мороси, я выхватил телефон и набрал номер знакомого криминалиста.

Эксперт, до которого я дозвонился, не выказал радости ни по поводу работы в выходной, ни от того, что я вытаскиваю его из нагретого гнездышка. Я сказал, что, по моей информации, в подвале дома шестнадцать по Фейтфул-Плейс под бетонной плитой спрятано тело (в пустячные подробности вроде дат я вдаваться не стал), что мне нужна бригада криминалистов и пара полицейских и что к тому времени, как они доберутся, я могу быть на месте, а могу не быть. Эксперт заблеял что-то насчет ордера на обыск, но я сообщил ему, что преступник нарушил границы частной собственности, а значит, не обладает правом на неприкосновенность частной жизни; когда он продолжил скулить, я добавил, что дом в любом случае находился в общем пользовании не менее тридцати лет, следовательно, считается де-факто общественным местом по праву сейзины и ордер не нужен. Я сомневался, что мои аргументы будут благосклонно приняты[14] в суде, но об этом можно было поволноваться и позже, главное – криминалист заткнулся. В своей мысленной базе данных я поставил против его имени отметку “Никчемный придурок” – на будущее.

Мы с Кевином ждали эксперта и его команду на ступенях студенческого общежития, расположившегося в доме одиннадцать, – достаточно близко, чтобы ничего не проглядеть, и достаточно далеко, чтобы, если повезет, никто не связал меня с назревающей заварухой. Я примерно представлял себе дальнейший расклад и хотел, чтобы Фейтфул-Плейс видела во мне вернувшегося кореша, а не копа.

Я закурил и протянул пачку Кевину. Тот покачал головой.

– Что мы тут делаем? – спросил он.

– Держимся в сторонке.

– А тебе разве туда не надо?

– Эксперты – большие мальчики, – сказал я. – И девочки. Они знают свое дело, и мне необязательно держать их за руки.

Кевина все еще грызли сомнения:

– А нам не надо… В смысле, может, посмотреть надо было, что там, прежде чем полицию вызывать?

Как ни странно, именно этот образ действий уже приходил мне на ум. Мне стоило предельного усилия воли не оттащить эту плиту. Я с трудом удержался и не откусил брату голову.

– Улики, – сказал я. – У криминалистов есть оборудование для их сбора, а у нас нет. Не хватало только все излапать. Если, конечно, там вообще что-то лежит.

Кевин привстал с мокрой ступеньки, ощупал брюки своего солидного костюма, в котором накануне приехал с работы, и сказал:

– По телефону ты разговаривал довольно уверенно.

– Хотел, чтобы они приехали. Сегодня, а не как-нибудь на следующей неделе, когда у них появится настроение прокатиться.

Я краем глаза поймал на себе растерянный, недоверчивый взгляд Кевина. Брат погрузился в молчание и, опустив голову, взялся отряхивать с брюк пыль и паутину; меня это вполне устраивало. В моей работе без терпения никуда, и я даже славлюсь своей выдержкой, но прождав, по ощущениям, с неделю, я начал подумывать, не отправиться ли в техотдел лично, чтобы оторвать эксперта от “Варкрафта” за недоразвитые яйца.

Из дома, ковыряя в зубах, вышел Шай и с ленцой двинулся к нам.

– Разнюхали чего-нибудь?

Кевин открыл было рот, но я его опередил:

– Не особо.

– Видел, ты к Калленам заходил.

– Ну.

Шай обвел взглядом улицу; я заметил, что его внимание привлекла приоткрытая, покачивающаяся на ветру дверь дома номер шестнадцать.

– Ждете чего-то?

– Присоединяйся, – я с улыбкой похлопал по ступеньке рядом с собой, – может, и узнаешь.

Шай фыркнул, но после минутного размышления поднялся по лестнице и сел наверху, вытянув ноги мне под нос.

– Тебя ма ищет, – сказал он Кевину.

Кев застонал, Шай рассмеялся и поднял воротник, защищаясь от холода.

Тут за углом раздался шорох шин по брусчатке. Я закурил очередную сигарету и развалился на ступеньках, изображая глуповатого, морально неустойчивого зеваку, – присутствие Шая очень помогло. Как выяснилось, в этом не было необходимости. В патрульной машине приехали двое копов, а из фургончика уже выпрыгивали три эксперта, никого из них я не знал.

– Господи, – тихо и беспокойно сказал Кевин. – Целый отряд. Это что, всегда…

– Это минимум. Потом, если понадобится, могут и подкрепление вызвать.

Шай протяжно, с деланым восхищением присвистнул.

Давненько я не смотрел на место преступления с внешней стороны заградительной ленты, будто агент под прикрытием или гражданский. Я уж и забыл, как выглядит наша бутафория во всей красе. Парни из техотдела, облаченные в белое с ног до головы, надели маски и, размахивая тяжелыми чемоданчиками со зловещими инструментами, поднялись по лестнице и исчезли в доме шестнадцать; волосы у меня на загривке встали дыбом, как у охотничьего пса.

Шай вполголоса пропел:

– Трижды постучали в дверь – горе, горе да беда два полисмена и сыскарь, да у речки, да у Сайи…[15]

Полицейские еще только развернули ленту и не успели даже привязать ее к перилам, а люди уже почуяли в воздухе кровь и поспешили на дармовое зрелище. Старухи в платках поверх бигудей материализовались из дверных проемов и скучковались для обмена комментариями и пикантными домыслами:

– Какая-то девица малыша родила и бросила.

– Господь с тобой, вот ужас! Слушайте, Фиону Моллой поперек себя шире разнесло, так, может…

Мужчинам вдруг загорелось покурить на крыльце и поглядеть на погоду, прыщавые юнцы и разбитные малолетки с напускным равнодушием сидели на мостовой у тупиковой стены. Пацаны с ирокезами носились взад и вперед на скейтбордах и таращились на дом шестнадцать, разинув рты. Один врезался в Салли Хирн, и та шлепнула его пониже спины. Семья Дейли вышла на крыльцо; мистер Дейли одной рукой обхватил плечи жены, удерживая ее рядом. Все это столпотворение действовало мне на нервы. Не люблю, когда невозможно сосчитать, сколько вокруг людей.

Жители Либертис бросаются на сплетни, что твои пираньи. Вот если в Далки какие-нибудь оголтелые криминалисты отважатся показаться без соответствующих бумажек, местные скорее умрут, чем дадут волю такой вульгарности, как любопытство, разве что какой-нибудь безрассудной любительнице острых ощущений позарез приспичит обстричь розы в палисаднике перед домом, а после передать все, что слышала, подругам за чашкой травяного чая, но в целом об инциденте там узнают следующим утром из газет. На Фейтфул-Плейс, напротив, впиваются информации прямо в горло. Старая миссис Нолан решительно ухватила одного из копов за рукав и, похоже, требовала исчерпывающих объяснений. Судя по физиономии полицейского, на курсах его к такому не готовили.

– Фрэнсис, – сказал Кевин, – там наверняка и нет ничего.

– Может, и нет.

– Серьезно. Наверняка я все только вообразил. Может, еще не поздно…

– Вообразил что? – спросил Шай.

– Ничего, – ответил я.

– Кев.

– Говорю же, ничего. Скорее всего, я вообразил…

– Что они ищут?

– Мои яйца, – сказал я.

– Надеюсь, они прихватили микроскоп.

– Ну нахрен, – с несчастным видом сказал Кев, потирая бровь и уставившись на полицейских. – Ребят, я больше не играю. Зря я вообще…

– Атас, – вдруг сказал Шай. – Ма.

Мы втроем быстро и слаженно соскользнули вниз по ступенькам, опустив головы ниже уровня толпы. Я мельком увидел маму из-за спин, она стояла на нашем крыльце, крепко сложив руки под грудью, буравя улицу пронзительным взглядом, словно твердо знала, что во всей этой свистопляске виноват я и уж она-то со мной поквитается так, что мало не покажется. Па стоял позади нее, вытаскивая из пачки сигарету и с безучастным видом озирая светопреставление.

14

Сейзина – право на землю, сохранившееся в законодательстве некоторых европейских стран еще со Средних веков; согласно ему, земля или строение передавались тому, кто ими постоянно пользовался, по истечении 30 лет (поначалу было 10 лет).

15

Народная ирландская баллада об истории страшного детоубийства, которую на веселый манер распевают детские голоса. Ее корни уходят к традиции баллад об убийствах, в частности к известной балладе “Жестокая мать”, в которой рассказывается история, как мать заколола ножом своего младенца и тут же за ней явились три человека. В 1960-е годы песню записала популярная фольклорная группа “Братья Клэнси”, взяв в качестве названия припев Weela Weela Walya, а затем она стала очень популярной в исполнении знаменитой группы “Дублинцы”. Припев происходит от староанглийского wellaway (примерно “горе-беда”).