Страница 12 из 25
но сквозь все это прорывалась сущность совершенно непостижимая всепроникающая, стихийность его Природы. Она уже знала, что многие считают его красивым – с какой-то иной, глубокой женской точки зрения. Она уже заметила, что он – ищет в себе компромиссы на эту тему. А ей – просто нравилось вглядываться в его сочности и противоречивости – вне оценок. Здесь мерцали и амбиции, и наивность, и эгоизм, и дольки самолюбия, и поиски высоких начал в себе и вечных Истин. И неиспорченная скромность, и жажда внимания и признания. Чистота помыслов, и хитринка. И природная доброта, и мощь откровенности наотмашь вне цензур. Много намешано.
Он небрежно накидывал вопросов, упоминал о прошлом и сегодняшнем, теряясь взглядом вдали, она – почти беспардонно рассматривала светлый разрез глаз и темные ресницы, и широкий, бесшабашный порой в своих формах рот, ясно сдерживающий в её присутствии бесшабашные мысли, и дышавший теплом в обледенелую мглу. Он отлично смотрелся на крупных планах того их видео. И теперь она могла бы нарисовать его по памяти.
Казалось, она именно и делала это сейчас.
– И что, ты правда тогда хотела пить? – хитро улыбался он ей.
Она почти забыла, что она – признанная скромница.
– Думаю, когда ты начал там переодеваться, «водыыыыыы!» готовы были попросить многие. – безобидно сообщала она. Как есть. Нейтральная правда.
Он искренне веселился на этих замечаниях.
– Но только ты – попросила…
Она капризно вздохнула.
– Просто ты от меня ближе всех находился… – она выдержала паузу неопределенности продолжения, – Остальным полегче, видно, пришлось…
Да, остальные просто не оказались «в зоне поражения». В любом из возможных смыслов.
Он польщенно и самодовольно улыбался уже тренированной камерами улыбкой, но от этого самодовольства не разило жестокостью и эгоизмом. Скорее – какими то приятными открытиями, к которым до конца еще не привык, и пока не обесценил. И игрой, которой он готов был увлечься, стоит только чуть-чуть потерять бдительность. Игрой в возмутительную…
удовлетворенность собой. И всем, что его окружает. Вне регалий.
Параллельно личным играм своего самолюбия он вовлекался и в щекотливую игру взаимного интереса, и ступал по краю над бездной, в которую будто побаивался оступиться.
– Если что, я просто весь промок, и пытался привести себя в порядок… – вилял в приличности он.
– Все так и подумали. – чопорно кивала она, сдерживая улыбку от осознания, что сумела его рассмешить. И прячась в меховой оторочке своей дубленки от его пристального изучающего почти змеиного взгляда. Опасного.
Потом он отвлекался, и погружался в атмосферу, которая приносила новые слова, будто изниоткуда. Как будто даже зависал где-то между… слов и эмоций. Они вместе вдвоем плавали по поверхности ничего не значащих тем и словесных пин-понг рикошетов. Не переигрывали во флирте, ограничиваясь компанейским трепом. Даже волнение почти сошло. Она даже почти забыла, каков он бывает, как он умеет двигаться и звучать в масштабе. С удовольствием растворяясь в том, как он звучит наедине. Даже молча.
Он наслаждался погодой, и она тоже не могла найти в себе замерзлости. Он казался открытым. Внимательным, при определенной доле погружения в себя. Считывающим и слышащим настроения больше чем слова.
Он был очень чуток.
Временами. А порой – наоборот, неповоротлив и громосток в дискуссиях и вопросах, просто на удивление.
– Тебе потом не влетит за нашу прогулку?
– От кого?
– От твоего парня…
– От какого?
– А сколько их у тебя? – смешок, и тут же сосредоточенность – Чет я так и не понял, ты уже не вместе с тем? Ну, с тем… С которым у тебя куча фоток…
– Кажется, меня вчера кто-то гуглил…
– Ну вдруг это взаимно? – шкодство мелькает огоньком в полумраке меж тусклых фонарей.
Интересно, на какие еще вчерашние полночные взаимности рассчитывали оба, о чём умолчали?
– Это не у меня с нм куча фоток, а наших общих в открытом доступе. Пока единственный, от кого тебе может влететь – …
–.. это тот, у кого из под носа я увел тебя сегодня? Твой батя?
– Именно.
– Так… ты свободна сейчас?
– Да, мы с Вадимом расстались.
– Долго были вместе?
– Несколько лет. Он тоже спортсмен, и из Питера. Но это нам не мешало.
Она поймала вопросительный взгляд. И растерялась: что говорить? А ведь почти нечего.
– Вадим – хороший парень. Начитанный, интересный. Честный, целеустремленный, из хорошей семьи…
– Что незаладиось? – не дослушал он.
– Не знаю – искренне поделилась она. – Наверное, какое-то несовпадение. Было с самого начала.
– А как же вы тогда начали встречаться? И продержались столько времени? Если изначально были сомнения?
Она никогда не задавалась таким вопросом. Может, и сейчас попробовала сказать то, что пришлось?
– Ну просто… он был хорошим… вариантом.
– Это как? Подходящим? Типа вы хорошо смотрелись вместе?
– Ну да.
– Все одобряли такой союз. Типа так?
Она натолкнулась на непонимающий взгляд. Пришлось пожать плечами. Она правда больше не знала, что на это сказать.
И потому подумала спросить.
Она не хотела нырять в эту прорубь:
– А… Ты был женат? – вдруг в лоб выпалила она. Как будто это – удобная тема для прогулочного разговора. Как будто – ну так, просто. Она видела вчера явное шок- разоблачение, но было ощущение, будто подсмотрела. В замочную скважину. – Еще недавно…
– Да. – вздохнул он, зависнув на парапете и смотря на застывшую воду, пока его посыпало снегом. Будто признался, но мимолетно. Будто – ну так, просто. И она не поняла даже, не залезла ли она на запретную территорию.
Потом он глянул на свои руки. Она заметила след от кольца. Вчера на онлайн-форуме она нашла версию, что ношение множества колец было его способом маскировать обручальное. Сегодня на нем не было ни одного. Только рисунки на пальцах, один из которых явно напоминал о бывшей.
– Слишком свежая пока тема?
– Та… ничего. Пора привыкать говорить об этом. В таком ключе.
– Тогда… расскажи. Что готов. Если хочешь.
– Та что говорить. Длинная история. Были моменты, были чувства. Потом было много препятствий, ругани и непонимания. Все рушилось последние полгода, оставляя за собой необратимое чувство беспомощности. И обид. Расходились, мирились, ждали друг друга. Прощали. Будто навек. А потом бабах, и всё закончилось. Аж не верится.
– Неожиданно?
– Я не хотел оставаться один. И сейчас не хочу… И это я подал на развод. Хотя скажи мне про такое год назад – никогда б не поверил. Я столько за ней ходил.
Его кисти повисли с парапета. Безвольно, будто утопленники.
– Еще не отпустил до конца?
– Я ещё не знаю, что за этим «не верится» стоит. Может, меня потом накроет облегчением, может, сожалением, или тотальным одиночеством. Может, отмороженностью, и я больше не смогу подобного чувствовать. Я пока не знаю. Я ещё просто привыкаю. К свершенному факту… – он оглянулся и испугался собственной откровенности, – Неизбежному. – зацементировал он. – Та не бери в голову. Я уж былое редко вспоминаю.
Она внутренне кивнула. Но скорей чтоб пропустить это мима, потушить свою искру внимательности.
– А что послужило причиной? Ничего, что я спрашиваю?
– Ничего.
Ему хватило секунды. Вздохнуть.
– …Она испугалась. Перемен. Правда, это и есть причина. В нашем разрыве не замешано третьих сторон, измен или вранья. Только неготовности, слишком глобальные перемены, упрямство. Много эго. Обвинения, недоверие, сравнения статусов. Ревность. К другим людям, к успеху. Резкие слова. Безвозвратные. Невозможность что-то доказать. Ком противоречий. Разные направления.
Саша никогда не говорила о таком. Так открыто. Даже с подругами. Даже с мамой. Она всегда была словно под стеклом от подобных лирик и хрупкостей.
– Еще любишь?
– Не знаю. Кажется, нет. Но наверняка разберусь попозже. Хотя думаю, нечего тут больше любить.