Инженер страны Советов

Глава 2. Неожиданная встреча и арест

– Ну здравствуй, мил человек! Я гляжу, оклемался? – цепкий внимательный взгляд вошедшего, казалось, просвечивал насквозь как рентген. А не прост этот дядя Федя, ой как не прост.

– Здравствуйте! А вы и есть тот самый дядя Федя, о котором Татьяна рассказывала и который меня из воды вытащил? Огромное спасибо вам за это, – я смотрел ему прямо в глаза, не отводя взгляд.

– Х-хе! – усмехнулся вошедший, – Кому дядя Федя, а кому и Фёдор Тимофеевич. А кто-то и товарищем Матвеевым кличет. А благодарить не за что. Нешто можно человека бросить погибать. Ну а сам то кто будешь?

– Шершнёв Михаил. По батюшке Андреевич. А больше ничего не помню, вы уж извините, – я виновато развёл руками.

– Не помнишь или говорить не хочешь? – вновь пронзительный взгляд рентгеновских установок.

– Врать не хочу, товарищ Матвеев, – пока решил обращаться к собеседнику так. Вдруг обидится на "дядю Федю", да и помнил из старых фильмов, что в это время те, кто не был близко знаком именно так и говорили.

– Часы твои?

– Мои, – кивнул я в подтверждение.

– Понятно, – Матвеев кивнул каким-то своим мыслям, – Тут ты прав, своим, – выделил он это слово, – врать не следует. Ну а меня тогда уж по батюшке величай.

– Благодарю, Фёдор Тимофеевич. Ну а вы меня просто Михаилом зовите.

– Ну вот и познакомились, – он прошёл к столу, постукивая по полу своим костылём, – Давай-ка поснедаем, чем бог послал, а потом чайку попьём да побалакаем[8]. Может что и вспомнишь, – Фёдор Тимофеевич чуть искоса посмотрел на меня, оценивая мою реакцию на его слова. Я лишь кивнул в ответ.

Прежде чем пить чай, Фёдор Тимофеевич подогрел принесённый Татьяной бульон и, налив его в глубокую тарелку, накрошил туда немного хлеба.

– На-кось, похлебай жиденького. Тебе сейчас это на пользу будет. А я пока чай заварю.

Так мы и просидели несколько часов беседуя. Фёдор Тимофеевич рассказывал о городе, об окрестных лесах и их богатствах, о рыбалке и исподволь нет-нет да и задавал какой-нибуть вопрос, надеясь, что смог заболтать меня и я, расслабившись, о чём-нибуть проговорюсь. Прям не сторож, а дознаватель. Или чекист. Поймав себя на этой мысли я стал повнимательнее присматриваться к собеседнику. Интересный, всё-таки, дядька.

Отвлёк нас от разговора стрёкот мотоциклетного мотора. К скамейке, на которую мы перебрались из душной комнатушки, лихо подъехал мотоцикл довольно архаичного вида, за рулём которого сидел человек в форме НКВД, а за его спиной, держа в одной руке бидончик и узелок, а другой обнимая за талию водителя, сидела Татьяна. Водитель двухколёсного древнего монстра стянул с лица не менее древнего вида мотоциклетные очки и я понял, что ЭТОМУ человеку солгать я не смогу. Передо мной стоял Николай Александрович Сазонов, полковник КГБ в отставке, мой сосед на протяжении 25 лет с 1980 года и до 2005 года, когда мы с соседями провожали его в последний путь, а за его гробом несли больше десятка подушечек с боевыми наградами (не боевые юбилейные он называл висюльками и давно уже раздарил соседским мальчишкам и большая их часть была у меня). Он был тем человеком, благодаря которому я стал тем, кто я есть. Именно он с 10-ти летнего возраста вопитывал меня, фактически заменив мне отца и мать. Своих детей у него никогда не было и он свой нерастраченный отцовский инстинкт использовал на моё воспитание.

Да, я рос в, как говорят в моём времени, неблагополучной семье. Родители толком никогда ни где не работали и вся их энергия уходила на поиск очередной бутылки. Не знаю, как сложилась бы моя судьба, если бы не дядя Коля. Он заставлял меня учиться в школе и проверял как я сделал домашние задания, он ходил вместо моих родителей на школьные собрания, он провожал меня в армию и встречал после (родители, по моему, даже не заметили моего отсутствия на 2 года), он приезжал ко мне в часть на Присягу, он буквально силком заставил меня поступить в институт и успешно окончить его. Прошедший всю войну на передовой он был для меня непререкаемым авторитетом. Я как-то спросил его, почему он приехал жить в наш маленький провинциальный городишко, на что он ответил, что здесь прошли его молодые годы и тут он хотел бы и остаться навеки, когда придёт его час. Да и по долгу службы слишком многим он оттаптал мозоли в Москве и Питере. С самого раннего возраста моим любимым занятием было рассматривать альбомы со старыми фотографиями и слушать рассказы отставного полковника.

И тут меня прошиб холодный пот. Я вспомнил те самые фотографии. На большинстве из них был молодой дядя Коля, точно такой, какой сейчас стоял передо мной, но на паре фото он был рядом с красивой девушкой, своей сестрой, погибшей смертью храбрых зимой 1941-го года. Её долгие годы считали пропавшей без вести и только в 1965-ом году дядя Коля смог установить судьбу сестры, совершенно случайно прочитав в газете статью, посвящённую 20-ти летию Победы, с воспоминаниями ветерана, в которых он описывал подвиг военфельдшера Татьяны Сазоновой, бросившейся со связкой гранат под немецкий танк, прорвавшийся к палаткам медсанбата, и тем спасшей всех от неминуемой гибели. Ещё несколько лет потребовалось на то, чтобы сестру дяди Коли наградили орденом Красного Знамени посмертно. А сейчас Татьяна, та самая девушка, которая мне очень понравилась, стояла рядом со своим братом живая и здоровая и с тревогой смотрела на меня. Видимо я сильно изменился в лице, потому что она, всунув свою поклажу в руки брата, слегка обалдевшего от вида моего моментально побледневшего лица, бросилась ко мне.

– Михаил! Что с вами?! Вам плохо?! – и столько тревоги и заботы было в её голосе, что я невольно подумал, что хотел бы, чтобы это мгновенье длилось вечно. Внезапно пришло осознание того, что я ОБЯЗАН сделать всё, чтобы Татьяна избежала своей судьбы. Я НЕ ХОЧУ ЕЁ ТЕРЯТЬ!!! С этого момента моя война началась!

– Всё в порядке, Таня. Не волнуйтесь. Просто вдруг что-то голова закружилась, – я встал со скамьи и, пытаясь перебороть сковавший горло комок, чуть слышно произнёс.

– Здравствуйте, Николай Александрович! – а в глазах стояли слёзы. Слёзы от того, что вижу живым, здоровым и молодым самого дорогого для меня человека.

– Ты меня знаешь? Мы где-то встречались? – удивлённо спросил Татьянин брат.

– Знаю. Нет не встречались. Ответьте на один вопрос; вы уже написали рапорт на своего начальника? – про рапорт, который спас его, дядя Коля рассказывал мне там, в будущем. Зашёл у нас как-то разговор про репрессии. Вот он и рассказал, как приехали арестовывать его начальника, да и всех заодно прихватили, как соучастников, так как никто не докладывал о контрреволюционной деятельности уже бывшего начальника районного управления НКВД. Тогда-то дядя Коля и сказал о давно написанном рапорте, спрятанном под тяжёлым сейфом, который не было возможности отправить. Усилиями нескольких человек сейф сдвинули, нашли запечатанный пакет, вскрыли, а там в рапорте подпись и дата. Так и удалось избежать ареста.

– Откуда ты узнал про рапорт? Я его буквально только что написал, – с обалдевшего лица можно было писать картину.

– Я даже знаю, что сейчас этот рапорт лежит под сейфом.

– Но ОТКУДА?! – Николай почти кричал.

Я посмотрел на всех троих и, вздохнув, ответил:

– Ты мне об этом рассказывал. Через много-много лет, – теперь картину можно было писать уже с троих. С Николая обалдение, с Татьяны непонимание, а с Фёдора Тимофеевича удовлетворение какими-то своими мыслями.

Я снял с руки часы и протянул Николаю (при всём моём уважении, но тот молодой парень, что стоял передо мной, на имя-отчество пока не тянул).