Страница 94 из 101
Глава 24
Событие шестьдесят седьмое
Операцию решили назвать «Барбаросса». И Фридрих I Гогенштауфен, который был сыном Фридриха II Одноглазого, не имел к этому никакого отношения. Для названия этого неординарного имелось две причины: первая — отобрать у Гитлера название операции по вторжению всей Европы в СССР, пусть будет не такое запоминающееся и красивое. Вторая причина сейчас сидела перед Брехтом и остальными руководителями Интербригад, которым нужно было взять на штык столицу Арагона — Сарагосу. Причина была со стильной шкиперской бородкой, аккуратно подстриженной и в целом даже красивой, Брехт сразу себе решил такую завести и сфотографироваться в военно-морском итальянском мундире. Будет потом не только, что внукам рассказывать, но и показывать. «А это дедулька ваш Сарагосу взял на копьё».
Есть заковыка. Нужно найти фотоателье, где делают цветное фото. Всё дело в шкиперской бородке сидевшего перед интербригадовцами моряка — она, как и у сына Фридриха Одноглазого, была ярко-рыжего цвета. При этом волосы такой краснотой не блистали, ну, блондин, хоть и с небольшой рыжинкой. А борода чуть не красная, с яркими синими глазами смотрелось впечатляюще.
— Сергей Василевич, надо хотя бы пятьсот человек. Да, где хотите, хоть штабелями на палубе.
— Ну, если только штабелями, — кап три Макаров, специально гад, погладил свою бородку.
— Вы-то сколько выделите людей для десанта? — Папаша Отто русского не знал, но кап три спокойно ответил ему на языке Карла Маркса.
— Хундерт.
Народ закивал. Немецкий знали не все, но почти во всех языках мира числительное сто звучит похоже, только русский наособицу, да итальянский с испанским, у них как раз больше на русское — «сто» похоже.
Операцию бы даже планировать не стали ещё пару часов назад. Думали строго о противоположном, как бы ноги унести. Находиться на окраине Сарагосы стало просто невозможным. Ветер переменился и десяток тысяч неупокоенных тел расклёвываемых птицами испускал в сторону международного войска такие миазмы, что люди начали роптать, а кто и дезертировать. Нужно было уходить, в довесок к этому мудрому решению ещё и то было, что патронов и снарядов не осталось совсем, как и гранат, а у Мишки Чувака осталась только одна стрела. Только штыки и ножи, вот и всё оружие.
Единственным плюсом было, то, что занудил мелкий почти пылевидный дождик, чуть запашок уменьшив. А нет, ещё был плюсик, фалангисты выдохлись. Три дня непрерывных атак на окраину города, где окопались интербригадовцы, не дало им ничего кроме понимания, что в штыки идти на десятки пулемётов — это самоубийство.
Вот тут-то «Зоркий Сокол» с боеприпасами и подоспел. Сейчас немецкий батальон споро сгружал с эсминца разнокалиберные ящики с разнокалиберными патронами. Посмотрел на это Дон Педро и тут, как прояснило. Количество франкистов в городе за последние дни они существенно проредили, а боевой дух упал до нуля. Генерал Санька или — Сайенс де Буруага-и-Поланко отправлял людей на убой, а назад почти никто не возвращался. Слух по армии Франко распространился быстро. Да ещё десяток тысяч трупов, по которым нужно идти в атаку. Идти в прямом смысле, распугивая тысячи ворон и прочих галок, со всего Арагона слетевшихся. Поклевать на сон грядущий, пока дают.
— А что если нам сейчас загрузить на «Зоркий Сокол» один из батальонов и выгрузить его прямо на набережной поближе к северной окраине города?! Мы двинем с юга, а этот батальон с севера, да ещё эсминец их огнём из пушек и пулемётов поддержит. Скоробогатов пройдётся вдоль переднего края обороны на Мессере.
— А что, должно сработать, потери будут, городские бои вещь опасная, но лучших бойцов мы у них выбили. Должно сработать, — согласился с Брехтом Светлов.
Вот сейчас и сидели, окончательный план разрабатывая. Памятуя, что есть шпион в рядах руководителей, Брехт за всеми радиостанциями посадил людей подглядывать. Из диверсантов. Радиостанций в интербригаде теперь пять. Должен на такую актуальную новость крот клюнуть, побежит докладать «хозяевам». Тут его и схомутают.
Если пятьсот человек загрузить, да плюс Макаров выделит сотню из экипажа, с бору по сосенке набранного в Барселоне и окрестностях, да сам эсминец постреляет громко, должны у фалангистов не выдержать нервы, и они побегут. Или сдаваться начнут.
И тут неожиданно дискуссия завязалась. Одни командиры батальонов предлагали начать немедленно, другие произвести разведку боем, третьи дождаться ночи, а последние атаковать в час «Волка» в сумерках утренних.
— Нет, ребяты демократы, — остановил их переходящий в рукопашную битву спор. — Мы поступи не так. Атаковать будем завтра утром, не хватало в сумерках франкистов у себя в тылу оставить. Только в лобовую атаку тоже не пойдём. Сначала «Сокол» загрузит диверсантов и высадит их полукилометре севернее, потом немецкий батальон загрузит и поплывёт десантировать их на север Сарагосы. Началом атаки будет сигнал с Крейсера Аврора, ну, в нашем случае с эсминца «Зоркий Сокол». Всё расходимся, обеспечивайте людей патронами, кормите и спать укладывайте. Утром выступаем.
Алексей Волкогонов, он же диверсант с позывным «Волк» привёл избитого крота чрез час. Брехт даже не удивился, были у него смутные подозрения.
Событие шестьдесят восьмое
Капитан Ежи Мазовецкий трепыхался. Неудачно. В смысле, не вовремя попался. Там, в польском батальоне, он для них чуть ли не кумир и уж точно — командир. Если сейчас перед строем расстрелять предателя, то, как поведёт себя батальон польский, неизвестно? В худшем случае могут и в спину ударить. Чёрт! Как по-польски?! До Дьябло! Холера ясна! Треклятый капитан!