Страница 9 из 92
Витька говорил, что всё это "держит лето в узде" и не даёт ему кончаться. Это не похоже на ритуалы, соглашался он, но духи с благодарностью принимают такие жертвы.
Я содрал в своей комнате все календари, повесив на их место плакаты с собаками и танками. Родители ничего не заметили. Конечно, они заметили, что я стал весь день пропадать на улице, папа поначалу даже радовался, замеряя толщину пыли на клавиатуре компьютера и стопке дисков.
Сегодня мы вновь были лихими индейцами современных джунглей. Чахлый лес ревел от восторга, глядя как мы появлялись перед припозднившимися бегунами или гуляющими парочками и вели вокруг них свои дикие шаманские пляски, бешено хохоча. Потом разожгли костёр и стали жарить грибы, припрятанные в дупле старого дуба.
- Что это за духи, к которым мы обращаемся? - спросил я у Витьки.
- Духи юности. Предки... наши родители, бабушки и дедушки, и дальше - пра, пра, пра... не представляю даже, как далеко - в их юном, ребяческом возрасте. Такие же, как мы. Даже если сейчас они живы - самих себя они давно уже потеряли. Но это только мои домыслы. Никто точно не знает, кто они и как выглядят. С ними могут общаться только дети - кто-то вроде нас. Взрослые прячутся от очевидных вещей в панцири, как черепахи, и не видят ничего кроме своих проблем.
Он смерил меня долгим задумчивым взглядом.
- Не знаю как ты, а лично я не собираюсь взрослеть.
- Ты куришь. Курение сокращает жизнь. Значит, ты быстрее взрослеешь, и стареешь тоже быстрее.
Витька обнажил холодную как лезвие улыбку.
- Своё двадцатилетие я планирую встретить в землянке на берегу озера. Так, чтобы разбежаться, прыгнуть в ледяную воду, доплыть до другого берега, сесть среди камышей и закурить - как сейчас, ...и не спрашивай, где бы я взял сухую сигарету и спички. Заранее бы припрятал. Кроме того, рано или поздно наступит одно прекрасное лето, которое просто возьмёт и так никогда и не закончится. Лето, в котором мы навсегда останемся такими, какие мы есть - ради него всё и происходит.
Мы помолчали, думая каждый о своём. Стрекозы, жужжа, проносились мимо, как истребители. После грибов пришёл черёд абрикосовых косточек, которые Витька закопал в золу: он сказал, что если их прокалить и съесть середину, твоя макушка станет нечувствительной к солнечным ударам.
- К тебе можно зайти, помыться и переночевать? - вдруг, как бы между делом, спросил он.
- У тебя что, нет дома? - удивился я, пробуя ногтем гриб на готовность.
- Так можно или нет? - разозлился Витька. - Отвечай прямо.
- Не думаю. Мама мне даже кошку заводить не разрешает.
- Я что, тебе как кошка? - вспылил мальчишка. Подумал и отмахнулся: - Переночую на улице. Не привыкать. На то оно и лето, чтобы жить где хочешь. Тепло! Комары не сильно донимают, зато какие звёзды!
- И давно ты так... ночуешь?
Витька вмиг сделался угрюмым.
- Не твоё дело. Где хочу, там и ночую.
Я не стал спорить - я всё ещё боялся, что он отошлёт меня прочь. Я пока ещё ночевал дома. Хотя штормы и прочие катаклизмы, которые случались, когда оба родителя вдруг сталкивались на кухне, не подогревали желание туда возвращаться. Поодиночке они превращались в куски льда, которые не растопить никаким теплом. Мама тихо плакала, закрывшись в своей комнате. Отец сидел, бездумно уставившись в телевизор. Это одиночество было как открытый газ: одной искры достаточно, чтобы он вспыхнул. Поэтому я научил себя быть тишайшим существом на земле, появляться и исчезать за мгновение до того, как взгляд папы-Минотавра или мамы-Тесея наткнётся на меня в пространстве лабиринта, в который превратились три комнаты и кухня. Если из этого противостояния родится легенда - мне уготована в ней роль одного из безымянных юношей, предназначенных к съедению чудовищу.
С шаманами из Круга я встретился во второй раз при совсем других обстоятельствах. Они были робки и сконфужены - песочница, в которой мы собрались, источала сегодня тепло, будто специально для меня. Я ни на минуту не выпускал из головы, что Витька - он, кстати, тоже был здесь - не питал перед Кругом особого пиетета - он, как лев гиенам, лишь позволял находиться рядом.
- Ты это... извини за то, что я тебе врезал, - сказал Антон, неловко попытавшись хлопнуть меня по плечу. Получилось плохо.
Зуб - на месте выбитого - меня никто не попросил продемонстрировать, однако я с удовольствием демонстрировал волчий клык, выросший буквально на пустом месте. Я вёл себя безобразно: ругался с Машей, бросался песком в глаза Данилки - самого младшего шамана, беспощадно высмеивал страхи и дурацкие суеверия членов Круга. Они смотрели на меня с возрастающим ужасом, а Витьке, кажется, было плевать.
На этой встрече главной темой был маньяк.
- Он не хочет, чтобы лето длилось вечно, - взахлёб рассказывала Машка. - Это злой человек. Он прямо-таки спит и во сне видит, как отправить всех детей в школу. И я знаю, зачем ему всё это понадобилось. Он серийный убийца, а у серийных убийц всегда обострение осенью. Будет караулить нас за гаражами, а потом убивать и хоронить у себя в погребе. Помнишь, год назад пропали близнецы из сто сорок девятого дома? Говорят, будто они сбежали от родителей, потому что отчим колотил их. Или переехали к настоящему отцу. Но это всё сказки. Их убили. Эти двое - те, о которых мы знаем, а сколько таких, об исчезновении которых родители предпочитают замалчивать! Вот, например, кто-нибудь видел этим летом Полинку из четвёртого подъезда?
- Она, вроде, в деревню уехала, - сказал кто-то.
- Цыц, - перебила девочка и ткнула пальцем в небо, словно человек, о котором они говорили, восседал на одной из веток над их головами. - Говорю вам - погреб у него полон человеческих костей с прошлой осени. И, конечно, не нужно забывать про машины.
- Что за машины? - спросил я, удивлённый возникшему в голове образу богатея в тёмных очках, у которого в подземном гараже ты обнаружил достаточно (для любого мальчишки) автомобилей для того, чтобы остаться там навсегда. Этот образ никак не вязался с тем, что я видел... вернее, ощущал в лесу. - Он их что, коллекционирует?