Страница 8 из 92
Поэтому я почти обрадовался, когда нас настиг резкий, похожий на воронье карканье, окрик:
- Эй, пацан!
У Витьки не было велосипеда - такому крутому парню как он, велосипед не нужен. Он ездил на мотороллере, похожем на доисторического монстра. В нём всё время что-то хрипело и лязгало.
- Это он тебя, - сказал Димка. Он вжал голову в плечи и, кажется, готов был рухнуть без чувств вместе со своим велосипедом. "Самокрутка" смешно прилипла к уголку его рта.
Впрочем, я и сам знал, кто из нас двоих нужен Витьке.
- Я сейчас, - сказал я, слезая с велосипеда.
- Ты что, хочешь идти к нему? Это же Маломут! Он будет над тобой издеваться. Может, даже побьёт.
Витька был известен как Витька-маломут, от слов "Мало" и "Мут". Какая-то бабка во дворе назвала его так, с тех пор прозвище и приклеилось.
Я не слушал.
- Вы что, теперь друзья? - крикнул вдогонку Димка, не особенно рассчитывая на ответ.
- Слышал, ты сталкивался с ребятами из Круга, - сказал Витька, ковыряясь спичкой в зубах. Я с интересом рассматривал мотороллер, к боку которого мальчик прислонился. Во дворе рассказывали разные небылицы: будто Витьку видели едущим на этом мотороллере по небу; будто на том же мотороллере он сигал по гаражам с крыши на крышу, словно большой кот по деревьям.
- Приходилось.
- Не обижайся на них. В большинстве своём они просто снобы, опьяневшие от появившихся возможностей и начитавшиеся рассказов о супергероях. Я бы прихлопнул их одной ладонью, если б это было нужно.
Я открыл рот и оттянул пальцем щёку.
- Когда у меня отрастёт зуб?
Витька расхохотался.
- Это молочный зуб. Когда-нибудь вырастет постоянный. Или как они там называются?
- Но эти... из Круга говорили, что у шаманов зубы растут очень быстро.
- Они слишком верят журналам и книжкам.
Он оттянул справа нижнюю губу и продемонстрировал изъян в челюсти. От того, что у нас нашлось что-то похожее, у меня потеплело в груди. Выбитый зуб, из-за которого я так сокрушался всего несколько дней назад, больше не имел никакого значения.
- Видел его?
- Я сразу его проглотил, - внутренне тая, сказал я.
Витька подождал пока до меня дойдёт, что он имеет ввиду вовсе не мой многострадальный зуб.
- Кажется, видел...
Теперь, по прошествии времени, всё пережитое той ночью казалось не существеннее корки хлеба, которую забыл доесть за обедом.
- Очень высокий. Он стоял и смотрел на меня, а потом исчез. Ну, или ушёл. Не знаю.
- Он был один?
- Не один. С собаками. Во всяком случае, мне так показалось. Мои волки его прогнали, - ляпнул я и затаил дыхание, боясь, как бы мой новый приятель (о, я отчаянно на это надеялся) не обернулся вдруг драконом и не начал меня высмеивать.
Но Витька не обратил на этот оборот никакого внимания.
- Очень хорошо. Значит, вы познакомились.
- Он... мог причинить мне вред?
- Его псы к тебе даже не притронулись. Пока эта местность под нашей защитой, ничего плохого здесь не случится. Лето ещё длится. Осенью мы станем слабее, гораздо слабее, но, пока это в наших силах, мы не дадим листьям желтеть, не дадим полить дождям, а детям - пойти в школу.
Я выпятил губу - что можно сделать с числами в календаре? Наверное, вся глубина недоумения отразилась на моём лице, потому как Витька снизошёл до объяснения:
- В прошлом году нам удалось растянуть лето на сто семнадцать дней. Ты ничего не заметил? Что ж, ты и не должен был. В этом? Оно длится уже достаточно, а статистику мы подведём, как только всё закончится. Считать дни - плохая примета. Шаманы никогда не смотрят в календарь. Это для простых людей, обыкновенных взрослых, и что они там видят - нас не касается. Мы творим с этим миром всё, что захотим.
- А этот маньяк... он может уйти отсюда... в другое место?
Витька передёрнул плечами.
- Пока ещё он здесь живёт и, видно, всё ещё уверен в своих силах.
- Почему бы не сдать его в полицию?
- Легавые ничего не найдут. Я знаю лишь об одном убийстве, которое он совершил, да и то, не действием, а бездействием. Причастность доказать практически невозможно. Все же остальные пока не вышли за пределы его головы. Нужно приложить все силы, чтобы всё так и оставалось. Кроме того, мы, шаманы, никогда не идём к легавым, - сказал Витька, заткнув большие пальцы за резинку шорт. - Эта наша проблема, и нам с ней разбираться.
И мы разбирались, как могли, продлевая сезон. Витька учил меня курить и воровать из хлебного ларька вкуснейшие булочки с маком. Он воровал, а я просто стоял и смотрел - но поглощали мы их потом вместе. По вечерам разводили в лесу костры и с воплями прыгали через них. Жгли покрышки на заднем дворе уснувшей школы. Рыли могилу для первоклашки, малолетнего брата Машки из Круга, чтобы в шутку "принести его в жертву", но он испугался и убежал. Мы вдоволь попугали детей и старушек: вымазывали лица сажей и выскакивали перед ними из кустов. Подбирали оставленные без присмотра корзинки и пакеты с грибами, тырили у суровых, ничего не боящихся (или просто близоруких) дедков рюкзаки, чтобы потом, расположившись в одном из множества укромных лесных местечек, пожарить изумительно-свежие опята на костре, насадив их на палочку. Среди кустов бузины и чубушника бродили тигры средней полосы - большие полосатые коты, с которыми можно состязаться в прыткости и скорости.