Осеннее таинство

– Мерзкое дело, – заключил Йосеф, – так и глаз недолго выбить. Слышал я еще, что славный бордель в Морковном переулке прикрыли. Будто бы заместо него банк теперь стоит, а сотрудниц тамошних сохранили в штате, чтоб клиентуру старую не терять. Было такое или врут, мерзавцы?

– Чистая правда! Как то, что лавочник Юнас Улсон ходит теперь по улице точь-в-точь моя коленка. Лысый и непрезентабельный.

– А с этим, что вышло?

– Цирюльник в том злодеянии виновен. Захаживал Улсон к нему на днях с такими словами: «Побрей-ка ты меня, братец, по-модному, мол, событие важное намечается». А тот ему отвечает, мол, волноваться незачем, в Бирне в свое время побывал и там все тонкости профессии усвоил. Сделаю тебе прическу с какой в розовом дворце первые головы страны по шелковым коврам в лакированных туфлях разгуливают.

– Прямо-таки головы в туфлях и разгуливают?

– Да еще как! Ну, а Улсон видя какая пред ним весомая фигура, ответил, мол, делай со мной все что требуется. Да только пожалел потом, что с ним связался. Такого на голове накрутил, что чуть не пришиб горе-цирюльника.

Якоб пригнул голову и попытался показать, что именно накрутил цирюльник.

– Вот тут выбрил, тут оставил, а тут как бы и в пробор пошло, – объяснил он.

– Никуда такое не годится! – возмутился Йосеф.

– Чистая правда, что не годится! Брей уж совсем начисто, сказал ему Улсон. Вот и ходит теперь как яйцо куриное.

– Ему бы теперь в Бирн наведаться. У меня там свояк парики продает.

– На такую репу найди парик, – задумался Якоб, – а ты Йосеф куда вдруг намылился?

– Женюсь вот теперь. За кольцами в Муари еду, к ювелиру знакомому. Ну а раз ехать то с комфортом, благо что цена позволяет.

Позади них сидела старушка, закутанная в серые лохмотья, и почесывала ячмень на левом глазу.

– Тоже мне комфорт! – прохрипела она, – всю задницу себе отбила. Эй, Брулий! Что же это у тебя седлушки опять такие жесткие? – прикрикнула она в окошко.

– А оттого, что эконом-класс. Не положено тебе на мягком рассиживать, – ответил заскучавший Брулий, – а хочешь, чтоб твоя задница костлявая в уюте ехала, покупай билет подороже.

– Вот уж подороже, чай не богачи. Себе то небось шелка с мехами расстелил, как в будуаре. Никак билет подороже купил? – не унималась старушка.

– Я, лицо казенное, мне билеты не требуются. Лучшее место по праву занимаю! – гордо отчеканил Брулий.

– Чучело ты огородное, а не лицо! – едко подметила старушка.

Она еще недолго побранила возницу, обвинила его в нарушенном покое на год вперед, затем благополучно уснула. Вслед за ней задремал Вилли и остальные пассажиры.

* * *

Все бы ничего, и провели бы они ночь в сладких сновидениях, да случилось одно малоприятное событие в то время, как дилижанс проезжал мимо леса. А предпосылки к тому случились еще в Морпье, когда подуставший Брулий заскочил в закусочную и залил в себя три кружки крепкого пива для бодрости. Уже в дороге сон все-таки настиг Брулия, и его спящее тело поначалу дало крен в бок, а после выпустило из рук вожжи и свалилось вниз в придорожную канаву.

Уснул он крепко и не проснулся даже от падения. Лошади остановились не сразу, а только футов через сто, когда повозка наглухо увязла в колее. Так они простояли часа два пока кто-то из пассажиров не проснулся. Проснувшийся сразу заметил неладное и поспешил разбудить остальных. К счастью, среди них нашелся бывалый полицейский и сразу взялся за дело. Он велел пассажирам разделиться по парам и хорошенько прочесать местность, обо всем подозрительном докладывать ему лично.

Вилли в пару достался сонный старик в теплом овчинном тулупе. Тот не горел желанием колобродить по округе и предложил не отходить далеко от дилижанса и понаблюдать за происходящим в сторонке. Вилли поддержал старика и вместе с ним укрылся на полянке за кустами.

Пока старик сидел на пеньке, Вилли от нечего делать прохаживался вокруг в поисках грибов и ягод.

– Как, по-вашему, найдут? – спросил он, проходя мимо старика.

– Найдут. Заснул небось да с передка свалился, подлец. Давно уж пора им запретить лошадьми управлять пока в пьяном сознании находятся.

– Это еще как же? Всю ночь глаз не сомкнуть, как тут без градуса обойтись? – с ухмылкой спросил Вилли, глядя как в лунном свете блеснула бутылка в руке старика. Тот видимо и сам был не прочь взбодриться в дороге, что, впрочем, для пассажира ни в коем случае незазорно.

– Если бы этот дурак горло в сухости держал, то и мы бы сейчас не здесь сидели, а дальше ехали. Так что лучше совсем без градуса, чем так, – прохрипел старик, занюхивая выпитое еловой веточкой.

– Пожалуй и запретят после такого.

– Куда там запретят! Вот когда произойдет что-нибудь пострашней чем спящий Брулий, тогда, может, и возьмутся за дело. Сорвется этот олух в пропасть со всеми пассажирами, вот тогда-то и станут меры принимать.

– Не хотелось, чтоб до такого дошло, – с грустью произнес Вилли и пошел к подлеску, где среди высокой травы притаились крохотные кустики, усеянные красными ягодами.

Он остановился возле них и хотел было присесть; но даже при свете луны он не смог заметить за травой крутого обрыва. Земля под ногами размокла, и правая нога предательски заскользила вперед. Он попытался отпрыгнуть назад, но левая нога соскользнула вслед за правой. Он в последний миг ухватился за траву, но только вырвал ее с корнем и кувырком покатился вниз. Пролетел он так футов тридцать и врезался головой в трухлявый пень. От удара дерево рассыпалось, а Вилли потерял сознание. Сумка развязалась, и все что в ней было разметало по земле.

* * *

Луна тем временем затерялась в облаках, и пассажиры, вооружившись стеариновыми фонарями, продолжили поиски. Они как призраки бродили взад-вперед и проклинали возницу за испорченный сон. Громче всех возмущалась неугомонная старушка в лохмотьях.

После долгих поисков один из пассажиров в отчаянии вызвался занять место возницы; но вдруг кто-то услышал храп в канаве и обнаружил там сапоги, а вместе с ними и самого Брулия. Его спящего выволокли на дорогу и разбудили, окатив водой из лужи; а после того, как тот очнулся, провели с ним воспитательную беседу и пригрозили неминуемой расправой за такие номера. Затем его по уши вымазанного в грязи и без фуражки вернули на передок, и дилижанс вскоре отправился дальше.

Про Вилли никто и не вспомнил. Никто не вспомнил и про мятежного старика, который так и остался сидеть на пеньке, уснув в ночной тишине.

* * *

В подлеске неподалеку от канавы, где минутой ранее отдыхал Брулий, появились двое путников в шерстяных плащах. Они шли чуть поодаль друг от друга и, держа перед собой масляные лампы, что-то искали в траве. Один вдруг остановился и крикнул второму:

– Ты погляди-ка! Еще один на ночлег устроился. Лежит в опилках как у себя дома на перине.

Второй тут же подбежал к первому.

– Спит зараза. Давай, забирай, – велел ему первый.

– А чего я-то?

– Плечи у тебя широкие. Тебе и нести.

– Да он весь грязный как свинья. Не прикоснусь я к нему. Неси сам!

– Не под силу он мне и рука маловата, не ухвачусь.

– На все у тебя отговорка найдется!

– Да чего ты опять кичишься? Корзину ягоды тебе наберу, если дотащишь.

– А наберешь?

– Наберу, подымай.

– Беда с ними, – успокоился второй, – живой он там хоть?

– Пульс есть, – ответил первый, прислонив два пальца к шее спящего, – и лицом на бродягу не похож, а одет как оборванец распоследний. А тут чего? Бревно какое-то со струнами…

– А ведь точно! Ну ты и голова, все подметишь! Он, видно, из плясунов что по трактирам выступают. У них организмы никогда не просыхают, а этот так совсем от вина одурел, – радостно воскликнул второй и добавил, махнув на пустую бутылку, – не наш груз.