Вечный эскорт

Наверное, от этой близости, посещавшей меня с фатальной неизбежностью волн прибоя, набегавших на берег моря, я испытывал ощущения, мало чем отличавшиеся от тех, что получают от своих подруг обычные мужчины, сливающиеся с ними в бесконечном ритме фрикций и маленьких оргазмов, сотрясающих днем и ночью нашу грешную планету.

Что они могут знать? Испытали ли они хоть раз то острое и ядовитое блаженство, которое довелось испытать мне в объятиях настоящей ундины?

Для меня взрослое население планеты делилось не на два, а на три пола.

Мужчины, к коим я до сих пор себя отношу и к которым никогда не испытывал влечения.

Однажды, путешествуя с близким другом по Крыму (это случилось еще в наши юные студенческие годы) и не найдя в Алупке подходящего жилья, мы решили провести ночь в палатке на берегу моря. Романтическая затея. Под утро стало жарко, и мы наполовину выползли из спальников. В моем распоряжении оставались последние два сладких утренних часа, когда я, поворачиваясь с бока на бок, случайно коснулся плечом обнаженного торса моего друга.

В жизни не испытывал большего отвращения. Касаться обнаженного мужского тела можно на борцовском ковре, в бане, когда паришься. В остальном – для меня это строжайшее табу.

Так вот – мужчины и два женских пола. Обычные женщины и ундины. Для моей голограммы чувств не было проблем различать их. Анатомически разницы никакой, но разница между тем огромная – как между «влачением» и «влечением». Единственным объектом настоящих любовных порывов были для меня ундины. Появление на горизонте Аганиппы и ее обворожительных соплеменниц, наперсниц ее русалочьих забав, приводило меня в состояние, близкое к умопомешательству.

5

Сейчас я все это как-то пытаюсь сам себе объяснить, но в двадцать лет, и даже в двадцать пять, я еще не понимал природы собственной раздвоенности и моих мучений. Тело знало, что оно жаждет, но рассудок говорил: жизнь такова, какова она есть, и надо принимать мир именно таким. Меня охватывали то безумные постыдные мечтания, то безрассудный оптимизм. «Все и так хорошо, – говорил я сам себе. – Сколько прекрасных женщин ходит по земле, а остальное зависит просто от выбора правильной точки зрения». Я чувствовал, что вполне способен любить Еву, но мечтал все-таки о Лилит – о, где мне найти трех ангелов, Сеноя, Сансену и Самангелофа[2], чтобы отыскать ее и привести ко мне?

Как нам поведал великий датский сказочник, однажды морская ведьма предложила зелье русалочке, которая захотела стать человеком и получить бессмертную душу. Ведьма предупредила, что русалочка никогда уже не сможет вернуться в море. После приема зелья ей будет казаться, будто огненный меч проходит сквозь ее тело. Но потом, когда ее здоровье восстановится, у русалочки появятся красивые ноги, она сможет танцевать и будет, конечно, танцевать лучше всех на свете.

Обрести бессмертную душу русалочка тоже сможет, но только если встретит сказочного принца, если тот полюбит ее всем сердцем, женится на ней, если она получит поцелуй истинной любви, именно истинной любви, – вот тогда часть души возлюбленного перейдет к ней. Если же принц женится на другой, русалочка умрет с сокрушенным сердцем и превратится в морскую пену.

Ундины, которых я искал, наверное, потомки той русалки. Интересно, получила ли хоть одна из них бессмертную душу?

Весна моей жизни – время ожиданий, предчувствие любовных свершений. Какие только приключения я не воображал, держа затертую книгу доступных знаний на озябших коленях.

Сиреневым майским утром – молодая листва, белые ночи, первое летнее тепло – я сидел на скамье в Летнем саду, готовясь к зачетам и экзаменам в институте, смотрел по сторонам и думал, не появится ли долгожданная ундина. Вокруг задумчивого начинающего энциклопедиста роились соблазнительные пчелки, среди них вполне могли быть юные Аганиппы. Я был для них всего лишь цезурой в амфибрахии или парковой скульптурой, ну не «Аллегорией красоты», конечно, а чем-то маловразумительным вроде бюста курфюрста Бранденбургского.

В этот момент расхлябанным коньковым шагом к моей скамье подкатила высоченная девица. Какой разительный контраст между удивительно подтянутым, компактным плоским животом, обрамленным коротенькой клетчатой юбкой, и сухими, мускулистыми, фантастически длинными ногами. Блузка с прямым разрезом сверху открывала изумительные смуглые плечи и лебединую шею. Шелковистая кожа худощавого лица, легкий румянец на щеках, чистый открытый лоб, размашистые, решительные движения. И рост, увеличенный за счет ботинок с роликовыми коньками.

Вот так является иной раз судьба…

Я смотрел на внезапно появившуюся надо мной богиню; спутниками ее головы были кудрявые облака над Невой, и там, в этих белых облаках загадочно мерцала перламутровая ящерица ее исчезающей чеширской улыбки. «Ундина» – вспыхнула огненная надпись в моей голове. И в ту же секунду девушка превратилась в громовержца, ударившего многопудовым ботинком с вершины Олимпа по задрожавшим деревянным перекладинам скамьи. О эти обнаженные невообразимо длинные руки, бледные пальцы с сине-лиловыми камешками ногтей, перетягивающие шнурок на ботинке! Ее очень темные, гладко расчесанные, блестящие волосы ниспадали плоским водопадом и, казалось, тянулись к царапине на ноге у самого ботинка, словно стремились прикрыть ее, колебались в такт движению пальцев и шнурка, вновь поднимались вверх и опять пытались прикрыть царапинку, напоминающую микроскопические темно-красные четки.

Тени деревьев и листьев покрывали нас обоих – я мог хоть что-то разделить с ней! – расплывчатые темные пятна и полоски света весело переливались на ее голени, которая оказалась совсем рядом с моим лицом и покачивалась в такт с решительными движениями ее рук.

Боже, какое счастье, что у меня на коленях лежал открытый учебник линейной алгебры, неожиданно выполнивший для меня роль своеобразного фигового листка. В голове крутились беспомощные слова типа «Вам помочь?» или «Разве удобно кататься на роликах по грунтовым дорожкам?», но нежданно прилетевшая комета сорвалась с моей орбиты и укатила в ароматных потоках весеннего воздуха.

Чем отличается комета от других небесных тел? Прежде всего тем, что имеет вытянутую орбиту и редко посещает уныло-круглые орбиты обычных планет. Комета унесла с собой свою ни с чем не сравнимую атмосферу, магию нездешней звезды, нежданно посетившей наш безнадежно-постный человеческий мир. Кода миниатюрного дежурного романа, которых было множество в моей жизни. Зрелище ее суперэпилированной нежнейшей подмышки было для меня откровением, бурлившим нескольких недель веселящим ядом в моей крови. О бразильских полосках я уже слышал, но такие потрясающие, гладко выбритые подмышки не появлялись еще даже в западном кино.

Ундина, которую я углядел на пляже в компании развлекающейся молодежи. Ундина, наклонившаяся надо мной в метро, – о эта непередаваемая аура, которую ни с чем нельзя спутать! Видение золотистой пастели наготы изящной ундины, которую я усмотрел в окне гостиницы с противоположной стороны атриума, принявшее уже от меня изрядный порыв поклонения и вызвавшее стук крови в висках, внезапно превратилось в свою противоположность, в отвратительное волосатое плечо плотного восточного мужчины с сигаретой у открытого окна в удушливой духоте южной ночи.

С особым вниманием я смотрел женские спортивные состязания. Не футбол и, конечно, не тяжелую атлетику и борьбу, а волейбол, баскетбол, плавание и прыжки в высоту. Объектом моего обожания была Катя Гамсун, чемпионка мира по волейболу. Я ползал по интернету, искал ее фотографии. Дикие раскосые глаза потомственной ворожеи. Белое платье невесты, открывающее восхитительные плечи и стройную шею, загадочная улыбка. Почему, несмотря на свою огромность, сутулость и хриплый басистый голос, она кажется столь неотразимо женственной? Другие ее высокие подружки по сборной – тоже, кстати, очень симпатичные девушки, но не ундины, совсем не ундины.

2

Три ангела – Сеной, Сансена и Самангелоф – преградили дорогу Лилит и настоятельно потребовали прекратить бесчинства («Алфавит Бен Сиры»).