Барон Унгерн: Самодержец пустыни

МАЯК НА ДАГО

1

Весной 1921 года, в разговоре с Оссендовским, Унгерн изложил ему своё родословие: «Семья баронов Унгерн-Штернбергов принадлежит роду, ведущему происхождение со времён Аттилы. В жилах моих предков течёт кровь гуннов, германцев и венгров. Один из Унгернов сражался вместе с Ричардом Львиное Сердце и был убит под стенами Иерусалима. Даже трагический Крестовый поход детей не обошёлся без нашего участия: в нём погиб Ральф Унгерн, мальчик одиннадцати лет. В XII веке, когда Орден меченосцев появился на восточном рубеже Германии, чтобы вести борьбу против язычников — славян, эстов, латышей, литовцев, — там находился и мой прямой предок, барон Гальза Унгерн-Штернберг. В битве при Грюнвальде пали двое из нашей семьи. Это был очень воинственный род рыцарей, склонных к мистике и аскетизму, с их жизнью связано немало легенд. Генрих Унгерн-Штернберг по прозвищу Топор был странствующим рыцарем, победителем турниров во Франции, Англии, Германии и Италии. Он погиб в Кадиксе, где нашёл достойного противника-испанца, разрубившего ему шлем вместе с головой. Барон Ральф Унгерн был пиратом, грозой кораблей в Балтийском море. Барон Пётр Унгерн, тоже рыцарь-пират, владелец замка на острове Даго, из своего разбойничьего гнезда господствовал над всей морской торговлей в Прибалтике. В начале XVIII века был известен Вильгельм Унгерн, занимавшийся алхимией и прозванный за это “братом Сатаны”. Морским разбойником был и мой дед: он собирал дань с английских купцов в Индийском океане. Английские власти долго не могли его схватить, а когда наконец поймали, то выдали русскому правительству, которое сослало его в Забайкалье».

Унгерн-Штернберги были внесены в дворянские матрикулы всех трёх прибалтийских губерний, и официальный родоначальник назван точно — Иоганн (Ганс, Гальза) фон Унгерн, живший, правда, не в XII, а в XIII веке. Другая ветвь рода, согласно фамильной легенде, происходила от двух братьев Унгар, или Унгариа, столетием раньше переселившихся в Прибалтику из Галиции. В них текла венгерская кровь, а отсюда недалеко уже и до воинов Аттилы — гунны традиционно, хотя без особых на то оснований, считались предками мадьяр.

Впоследствии Унгары превратились в Унгернов и, породнившись со Штернбергами, присоединили их родовое имя к своему. Баронский титул был пожалован им шведской королевой Кристиной Августой в 1653 году. Тогда же, видимо, они получили свой герб с лилиями, шестиконечными звёздами и девизом «Звезда их не знает заката». Между вассалом рижского архиепископа Иоганном фон Унгерном, женатым на дочери туземного князя Каупо, и Романом Фёдоровичем Унгерн-Штернбергом генеалогический словарь насчитывает 18 родовых колен. За семь столетий род разветвился, его представители расселились по всей Прибалтике, но наибольшее число поместий принадлежало им на севере Эстляндии, в Ревельском и Гапсальском уездах. Последний включал в себя часть материка и несколько островов, крупнейший из которых — Даго, по-эстонски Хийумаа. Во времена Ганзы и Ливонского ордена его скалистые берега служили пристанищем пиратов. Здесь этот промысел никогда не считался предосудительным.

По свидетельству современника, Унгерн «с явной охотой говаривал, что ощущает в душе голос пиратов-предков». Он упоминал о них даже в разговорах со случайными людьми, и в этой упорной апелляции к пращурам присутствует, кажется, не только гордость, но и потребность осмыслить аномалии собственной души. В контексте родовом, семейном, патология облагораживалась её фатальной неизбежностью.

Унгерн воспринимал фамильную историю как цепь, чьим последним звеном является он сам, но из этой цепи почему-то оказались выброшены два главнейших звена — отец и дед.

Морской разбойник, якобы грабивший английские корабли в Индии, приходился ему не дедом, а прапрадедом. Скорее всего, ошибся Оссендовский, хотя вовсе не исключено, что Унгерн сам укоротил своё родословие и сделал это сознательно. О ближайших предках по отцовской линии он вспоминать не любил — возможно, не только из-за плохих отношений с отцом, но ещё и потому, что оба были людьми сугубо мирных занятий. Дед до самой смерти занимался малопочтенным, с точки зрения внука, делом — управлял семейной суконной фабрикой в Кертеле на Даго, а отец, будучи доктором философии, жил в Петербурге и подвизался при Министерстве государственных имуществ. Для Унгерна они, видимо, были досадным буржуазным наростом на величественном древе рода, целиком состоящего из рыцарей, пиратов и мистиков[9].

Непосредственно от прапрадеда, который, по его словам, в Индии стал буддистом, проще было перейти к самому себе. «Я, — рассказывал он Оссендовскому, — тоже морской офицер, однако Русско-японская война заставила меня бросить мою профессию и поступить в Забайкальское казачье войско».

Отчётливо видны три момента, сближающие его собственную жизнь с жизнью прапрадеда — море, буддизм и Забайкалье, куда тот был сослан. Окружённая преданиями, эта фигура наверняка волновала Унгерна в отрочестве, но ещё, может быть, сильнее — впоследствии, когда он начал замечать, а отчасти придумывать символическое сходство их судеб.

Реальный Отто Рейнгольд Людвиг Унгерн-Штернберг не был ни моряком, ни тем более пиратом и грозой Индийского океана. Все свои морские путешествия он совершил в качестве пассажира, хотя в юности добирался до Мадраса, где во время Семилетней войны его арестовали англичане — вероятно, просто как иностранца, которым дорога в Британскую Индию была категорически заказана.

Он родился в 1744 году в Лифляндии, после окончания Лейпцигского университета оказался в Варшаве, при дворе польского короля Станислава Понятовского, дослужился до камергера, затем переехал в Петербург, а в 1781 году купил у своего университетского товарища, графа Карла Магнуса Штенбока, имение Гогенхельм на острове Даго и прожил здесь до 1802 года, когда был судим и сослан в Тобольск, а не в Забайкалье, как говорил Унгерн. Там спустя десять лет он и умер.

В 1818 году литератор и путешественник Павел Свиньин в книге «Воспоминания на море» описал его преступление: «В продолжение десяти лет злодей сей в осенние бурные ночи переставлял маяки с одного места на другое, дабы корабли, обманувшись ложным светом, разбивались у берегов острова. Тогда он с шайкою своею нападал на них».

Двадцатью годами позже француз Астольф де Кюстин, проплывая на пароходе мимо Даго, услышал от спутника, а впоследствии изложил в своей книге «Россия в 1839 году» более романтичную версию этих событий. Барон Унгерн-Штернберг, блестящий аристократ, в расцвете сил покинул русский императорский двор и поселился в своих владениях на «диком» острове Даго, потому что «возненавидел весь род людской». Здесь этот мизантроп «начал выказывать необычайную страсть к науке». Чтобы ничто не отвлекало его от занятий, он пристроил к замку высокую башню, которую называл «библиотекой». На самой её вершине находился его кабинет — «застеклённый со всех сторон фонарь-бельведер». Только по ночам и только в этом уединённом месте барон «обретал покой, располагающий к размышлениям». В темноте стеклянный бельведер светился так ярко, что издали казался маяком и «вводил в заблуждение капитанов иностранных кораблей, нетвёрдо помнящих очертания грозных берегов Финского залива». Эта «зловещая башня, возведённая на скале посреди страшного моря, казалась неопытным судоводителям путеводной звездой», и «несчастные встречали смерть там, где надеялись найти защиту от бури». Спасшихся моряков убивали, уцелевший груз становился добычей барона. Это продолжалось до тех пор, пока негодяя не выдал гувернёр его сына, случайно ставший свидетелем одного из таких убийств. Барона-разбойника судили в Ревеле и сослали на вечное поселение в Сибирь.

Там, впрочем, он вёл жизнь, немногим отличавшуюся от его жизни на родине. В Тобольске у него был собственный дом, ссыльный преступник устраивал приёмы, которые посещал сам губернатор. В 1805 году на одном из них присутствовали члены посольства графа Головкина, проезжавшего через Тобольск в Китай. При этом, как отметил посольский секретарь Шубарт, все приглашённые отлично знали, что гостеприимный хозяин не только «направил много судов на скалы с помощью фальшивых сигналов маяка», но будто бы ещё и застрелил собственного сына.

9

Среди Унгерн-Штернбергов, давших России, Швеции и Германии немало военачальников, администраторов, дипломатов, учёных и людей искусства, были такие, о ком Унгерн предпочёл бы не вспоминать. Один из его родственников опустился до содержания пивоваренного завода и выпускал популярное в начале XX века пиво «Замок Феллин»; другой, будучи послом в Португалии, первым из русского дипломатического корпуса за границей признал советскую власть; третий, известный режиссёр, в 1919 году ставил спектакли в Еврейской театральной студии в Петрограде.