Страница 4 из 17
Нетрудно представить себе среду, в которой могли зародиться такого рода сказки.
Московская знать, настроенная на политические игры вокруг престола, который должен был опустеть после смерти бездетного Василия III, была разочарована его разводом и новым браком, а потому распустила слухи, порочащие великого князя и наделяющие его супругу очень странной ролью. Сплетни эти дошли до ушей Герберштейна.
Кто же известен в числе противников развода Василия III и его второго брака? Прежде всего, инок Вассиан Патрикеев, сам происходивший из знатнейшего аристократического рода, близкий семейству Сабуровых и настроенный неблагожелательно к суровому правителю Василию III. Преподобный Максим Грек, на которого вряд ли может падать подозрение в интриганских договорённостях с московской аристократией, но с Иваном Даниловичем Сабуровым доброе знакомство он водил. И… князь Семён Курбский, брат деда князя Андрея Курбского! Выходит, один из ярых противников второго брака Василия III, князь Семён Курбский сохранил эту нелепую историю в своей семье как старинное предание, которым потом воспользовался его отдалённый родич Андрей Курбский.
Насколько достоверным является свидетельство Курбского? В двух словах — совершенно недостоверным. В основе своей оно восходит к истории непосредственного участника событий 1525 года, заинтересованного в определённом толковании своей роли. Возможно, Курбский опирался также и на историю Герберштейна, которую знал (в «Истории о великом князе Московском» есть ссылка на Герберштейна как раз в том месте, где тот расхваливает князя Семена Курбского). Князь-диссидент ненавидел Ивана IV — сына Василия III от второго брака, то есть и сам был, что называется, «заинтересованным лицом». Наконец, «История о великом князе Московском» появилась через много десятилетий после развода Василия III и, соответственно, изобилует ошибками. Не 26 лет длился брак великого князя и Соломонии Сабуровой, а двадцать, да и не в Каргополье отправили её после пострижения, а в Суздаль. Об этом сообщает большинство летописей середины XVI столетия, в том числе независимая Вологодско-Пермская летопись: «В лето 7034… князь великий Василий Иванович велел постричь в черницы свою великую княгиню Соломаниду и послал в Суздаль… к Покрову Пречистые в девич монастырь». Наконец, мрачными красками обрисованная «темница» бывшей государыни — просто плод воображения Курбского. Реальность не такова: Василий III сохранил к бывшей супруге доброе отношение и даже в 1526 году пожаловал её, уже ставшую монахиней Софией, селом Вышеславским Суздальского уезда, с условием передачи села после её смерти игуменье и келарю обители; грамота получила подтверждение в 1534 году. Кроме того, ещё в 1526 году Василий III пожаловал Покровскому монастырю село Павловское того же уезда на особых, льготных условиях. Сидела бы инокиня София в «тесном» заточении, так понадобился бы ей доход с богатого села? Вот уж вряд ли.
Любопытно, что так называемый Постниковский летописец середины XVI столетия тоже сообщает, что вскоре после пострижения Соломония Сабурова была отправлена «в Каргополье», и там было велено устроить ей в лесу келью, «отыня тыном» (высоким забором). «А была в Каргополе пять лет и оттоле переведена бысть в Девич монастырь в Суздаль к Покрову Пречистые». Многих смущает мнение известного историка М. Н. Тихомирова, согласно которому автором значительной части Постниковского летописца был крупный чиновник — великокняжеский дьяк Постник Губин, превосходно информированный о «дворцовых новостях». Однако Тихомиров приписывает дьяку отрывок лишь между 1533 и 1547 годами. Что же касается оригинальных известий за вторую половину 1520-х годов (в том числе и «каргопольского отрывка»), то источник их неизвестен и о степени достоверности его судить трудно. Сообщение о пяти годах ссылки в лесную чащобу, за «тын», явно неправдоподобно. В сентябре 1526-го и марте 1534 года инокиня София пребывала в Суздале: именно этими месяцами датируется жалованная грамота на село Вышеславское и её подтверждение. Следовательно, возможны три варианта.
Первый: преподобная София никогда не была в Каргополе, и сведения о её сидении в лесу — выдумка.
Второй: её отправили туда буквально на несколько месяцев в первой половине 1526 года, а потом доставили в Суздаль.
Третий и наиболее вероятный: всё-таки правы другие летописцы, и преподобная София первоначально была направлена в Покровскую обитель. Но затем, в результате распространения слухов о том, что у монахини и бывшей жены великого князя родился ребёнок, её на некоторое время увезли в Каргопольский уезд. Была ли она там целых пять лет? Неизвестно. Однако между 1531 и 1534 годами преподобная София точно была возвращена в Суздаль, где в дальнейшем жила и закончила свои дни.
У второго брака Василия III в среде московской служилой аристократии имелись как противники, так и сторонники. Многих интересовало прежде всего сохранение покоя в стране. Перспектива нарушения устоявшегося порядка вызывала тревогу; к тому же не все были заинтересованы в поддержке политической «партии», связанной с кланом Сабуровых. Так, например, независимые псковские летописцы оставили противоречивые толкования этой истории. Один из них увидел во втором браке великого князя прелюбодеяние: «А всё то за наше согрешение, яко же писал апостол: иже аще пустит жену свою, а оженится иною, прелюбы творит». Зато другой приводит мнение Боярской думы, настаивавшей на разводе и новом браке: «И начаша бояре говорить: князь де великий… неплодную смоковницу посекают и измещут из винограда».
До какой степени развод Василия III и его второй брак соответствуют нормам канонического права XVI столетия — вопрос непростой. В начале XVII века в московской приказной среде, близкой к дипломатическому ведомству, возникла «Выпись» о втором браке Василия III — богословско-публицистический трактат. В нём даётся оценка действиям великого князя, его приближённых и митрополита Даниила с точки зрения отдалённых потомков. В сущности, речь идёт об осуждении второго брака Василия Ивановича как неканоничного и повлёкшего за собой небесные кары для династии и всей страны.
Однако, по мнению крупнейшего знатока того периода А. А. Зимина, «…разбор реалий (сведений о событиях и лицах), имеющихся в выписи, приводит к выводу, что в этом памятнике содержится причудливая смесь достоверных фактов и совершенно ошибочных данных, касающихся самого стержня повествования». В частности, по поводу второго брака там сообщается об отрицательном мнении преподобного Максима Грека, инока Вассиана Патрикеева, некоего чернеца Селивана, Саввы «святогорца» и книжника Михаила Медоварцева. Зато поддержали второй брак сам митрополит, Коломенский епископ Вассиан Топорков и некоторые другие представители русского духовенства. Всё это более или менее подтверждается другими источниками. Однако дальнейшее вызывает сомнения: «Выпись» сообщает о послании, отправленном четырём вселенским патриархам, с просьбой высказать мнение по этому вопросу. И они единодушно отрицают возможность развода и второго брака в подобных обстоятельствах, особенно же строг патриарх Иерусалимский Марк. Но никаких патриарших грамот, касающихся этой проблемы, не найдено. Неизвестно, существовали они на самом деле или же были плодом воображения поздних публицистов…
Все упрёки в неканоничности действий Василия III, правильными они были или нет, адресовывались ему и только ему. За великой княгиней, как уже говорилось, никакой вины нет. Митрополит Даниил, бывший тогда главой Русской церкви, не увидел в истории добросердечной женщины и её страдающего мужа ничего преступного. Он позволил развод и дал благословение на второй брак.
Но остаётся обвинение Соломонии Сабуровой в колдовстве. Действительно, до наших дней дошли документы времён Василия III (часть следственного дела «о неплодии великой княгини»), в том числе показания казначея Юрия Малого (Георгия Дмитриевича из рода греков Траханиотов) и брата Соломонии Ивана Юрьевича. Дело относится к ноябрю 1525 года. В свидетельских показаниях сообщается, что Соломония Сабурова прибегала к услугам ворожеи Стефаниды-рязанки. Та огорчила великую княгиню, сказав: «Детям не быть», — а потом «наговаривала воду», с помощью которой супруга Василия III могла, по её словам, сохранить любовь мужа. Затем, по просьбе Соломонии Сабуровой, Иван Юрьевич, как он говорил, «допытался» иных ворожей. В частности, привёл к себе на подворье некую безносую «черницу». Она «наговаривала» воду и пресный мёд, «…да посылала к великой княгине… а велела ей тем тертись от того же, чтоб её великий князь любил, да и детей для». Соломония, по словам брата, испытала эти средства, пыталась привлечь к себе любовь супруга и побороть бесчадие.