Дюк де Ришельё

Привыкнув в Новороссии к разъездам, предпочитая всё видеть своими глазами, герцог отправился в конце сентября в Руан «на разведку» и слал оттуда Деказу письмо за письмом, проповедуя умеренность: «Я бы хотел, чтобы мы старались потушить пожар, а не подбрасывать в него горючие материалы». В результате двухступенчатых выборов, состоявшихся 25 сентября и 4 октября 1816 года, была сформирована новая палата, в которой первую скрипку играли умеренные роялисты: их было 139 против 92 крайних, 20 республиканцев и 10 левых либералов. Группка депутатов (Руайе-Коллар, Жордан, Беньо, Гизо) была прозвана «доктринёрами» — они хотели примирить монархию с республикой, а королевскую власть со свободой.

Главной теперь становилась финансовая проблема: расходы будущего года оценивались в миллиард франков, тогда как поступлений ожидалось всего 700 миллионов. В октябре Ришельё добился трёхмесячной отсрочки по выплатам репараций, пока не будет решён вопрос о банковском займе.

Единственной его надеждой по части вывода войск оставался русский император, и 15 октября Ришельё написал письмо Каподистрии: «Если народ будет видеть в Короле только сборщика дани для чужеземцев, орудие, которым пользуются, чтобы передать страну в откуп союзным державам, доверие не установится и мы не станем снова Францией». Но Александру не удалось убедить Веллингтона, а перечить «железному герцогу» никто не хотел.

Ришельё делал всё возможное, чтобы смягчить главнокомандующего (20 января 1817 года маркиза де Монкальм устроила у себя большой раут в его честь) и стравить его сторонников друг с другом. Суть его позиции выражена в небольшой записке Деказу, наспех набросанной в ноябре: «Это дело решённое, но прежде всего я не желаю иноземной поддержки. Лучше умереть от рук французов, чем жить благодаря иноземному покровительству». У Франции должен быть собственный голос.

В январе 1817 года было окончательно покончено с работорговлей (это обязательство Париж взял на себя ещё в 1814-м), но Ришельё отказал англичанам в праве инспектировать французские суда, чтобы убедиться в отсутствии на них рабов. Он воспрепятствовал созданию морской лиги для борьбы с берберийскими пиратами в Средиземном море (лигу, разумеется, возглавила бы Англия) и одновременно добился французского посредничества в споре между Испанией и Португалией о южноамериканских колониях (Англия слишком активно им интересовалась). В 1817 году Франция вернула себе Сенегал и Гвинею, ранее захваченные англичанами, а годом позже — Гваделупу и Мартинику. Чтобы заставить Португалию отдать Французскую Гвиану, занятую в 1809 году, Ришельё пригрозил военно-морской экспедицией, и 21 ноября 1817-го португальцы оставили Кайенну.

Действуя максимально тонко, герцог старался уменьшить австрийское влияние на Неаполь (Иоахим Мюрат был расстрелян австрийцами в октябре 1815 года, королём снова стал Фердинанд IV) и сохранить Турин в зоне влияния Франции. Племянника короля, герцога Беррийского, женили на Марии Каролине Бурбон-Сицилийской (1798—1870) — внучке Марии Каролины Австрийской, которую Ришельё не так давно принимал в Одессе. Будущие супруги впервые увидели друг друга 15 июня 1816 года в Фонтенбло, куда невеста, на 20 лет моложе жениха, приехала из Неаполя (там заключили брак заочно, по доверенности, как было принято в королевских семьях); два дня спустя их торжественно обвенчали в соборе Парижской Богоматери.

Но для обретения самостоятельности нужно было вернуть финансовую независимость, расплатившись по счетам. В январе 1817 года в Лондоне и Париже велись долгие переговоры с европейскими банкирами. В феврале, марте и июле лондонский банкир Александр Бэринг на выгодных условиях разместил в Англии, Голландии, Германии пятипроцентные французские ценные бумаги на 26 миллионов франков. Они принесут французскому правительству 315 миллионов франков, и Ришельё скажет: «В Европе шесть великих держав: Англия, Франция, Россия, Австрия, Пруссия и братья Бэринги». Теперь держатели этих бумаг могли оказать давление на правительства своих стран, чтобы те смягчили требования к Парижу. Кстати, Веллингтон был близок к Бэрингам... «То, чего не смог сделать Бонапарт в расцвете славы, свершил честный человек под грузом неслыханных бедствий; там, где хитрость потерпела неудачу, оказалось достаточно слова чести герцога де Ришельё», — писал в феврале Матье де Моле.

Между тем честного человека осаждали кредиторы; так, в апреле семейство Монмор потребовало через суд выплатить ему 57 650 франков в качестве дохода от придворной должности, проданной... в 1723 году родственнику жены герцога де Ришельё, деда Армана!

Простым французам тоже приходилось несладко. Весна 1816 года выдалась дождливой, весна 1817-го — засушливой, в итоге — неурожаи и резкий рост цен на хлеб и муку (цена буханки доходила до суммы дневного жалованья рабочего). Во всех крупных городах увеличилось количество нищих, в Бордо, например, их было около одиннадцати тысяч. В июне 1817 года по всей Франции начались крестьянские бунты: грабили хлебные склады, рынки. Чаще всего эти выступления подавляли войска. В Лионе бунтовщики призывали Наполеона II и размахивали трёхцветным флагом; ультрароялисты предотвратили «бонапартистский переворот», приговорив к смерти 28 человек и депортировав 34. В общей сложности за участие в беспорядках было осуждено около двух тысяч человек, но правительство некоторых амнистировало.

Ришельё вновь пригодился одесский опыт: во всех департаментах были созданы благотворительные конторы, поддерживалась свободная торговля зерном. Герцог лично проследил за закупкой большого количества хлеба в Северной Америке и на юге России для снабжения армии и Парижа. С осени 1816 года по весну 1817-го из Одессы в Марсель было доставлено 42 тысячи тонн зерна. Одновременно герцог получил ещё один аргумент для убеждения союзных держав вывести свои войска: Франция не выдержит оккупации ни физически, ни морально, того и гляди, разразится новая гражданская война...

Те согласились уйти, если с ними расплатятся по всем долгам, — и в марте выставили счёт: 1 миллиард 600 миллионов франков! Посчитали всё: цену поставок провианта; долги по выплатам жалованья солдатам, в силу мирных трактатов превратившимся в иностранных подданных; оплату пребывания раненых в лазаретах, почтовые расходы... Герцог Ангальтский даже затребовал невыплаченное жалованье наёмникам, которых его предок предоставил Генриху IV больше двух веков назад! У Ришельё волосы на голове дыбом встали; казалось, последний луч надежды угас. Однако он не смирился и немедленно призвал через послов пересмотреть список долговых обязательств. Российский представитель Нессельроде охотно согласился, но австрийский и прусский, Меттерних и Гарденберг, стояли на своём: 200 миллионов Австрии и 150 миллионов Пруссии.

Терпению Ришельё пришёл конец: 10 сентября он согласился заплатить 200 миллионов по частным долгам — и ни франком больше. «Если король захочет предоставить большую сумму, пусть подписывает другой министр, но только не я». 200 миллионов — предельная сумма, когда, «щупая нам пульс, ещё можно вытягивать из нас кровь, не уморив», написал он Караману. Снова переговоры... По предложению Александра I этот вопрос передали на усмотрение Веллингтона. Пересчёт долгов шёл с февраля по март 1818 года, Ришельё целый месяц тратил на это по шесть-семь часов в день. Итог: вместо первоначально определённого 1 миллиарда 600 миллионов уплатить надо будет 240 миллионов 800 тысяч франков. Соответствующая конвенция была подписана 23 апреля.

Но где взять эти деньги? Ришельё, уже здорово поднаторевший в финансовых вопросах, решил вновь прибегнуть к займу, разместив на сей раз хотя бы часть ценных бумаг на французском рынке. Неожиданный успех: банковские конторы брали штурмом. А гарантии выплаты военной контрибуции в очередной раз предоставил лондонский банк. 25 мая посланники союзных держав оповестили все правительства Европы о созыве конференции в Ахене в сентябре 1818 года для обсуждения вопроса о выводе оккупационных войск с территории Франции.