Страница 65 из 83
В середине января 1816 года Ришельё получил просьбу об аудиенции от Дезире Клари (1777—1844), супруги шведского принца Карла Юхана (в прошлой жизни — Жана Батиста Бернадота), проживавшей в Париже под именем графини Готландской. Она хотела заступиться за свою сестру Жюли, обречённую на изгнание, поскольку являлась женой Жозефа Бонапарта.
Судьба Дезире настолько необычна (хотя, возможно, и не казалась таковой в ту невероятную эпоху), что для рассказа о ней стоит сделать небольшое отступление. Она родилась в Марселе в семье богатого шёлкового фабриканта и была младшей из девятерых детей. В отличие от старшей сестры Жюли (1771—1845), некрасивой, но умной, она была прекрасна, как ангел, однако легкомысленна и непостоянна. Летом 1793 года в Марсель переселилось семейство Бонапарт. На следующий год отец Дезире умер, а её брата Этьена бросили в тюрьму по подозрению в заискивании перед «тираном Луи Капетом». Дезире с невесткой пошла хлопотать о его освобождении, однако во время томительного ожидания в присутственном месте шестнадцатилетняя девушка задремала, а когда проснулась, то родственницы рядом не было (та уже получила бумагу об освобождении мужа и поспешила в тюрьму), зато её увидел Жозеф Бонапарт, военно-морской комиссар Марселя, успокоил и проводил домой. Очарованный Дезире, Жозеф стал за ней ухаживать и пообещал жениться, как только она войдёт в возраст. Оборона Марселя была поручена его младшему брату Наполеону, недавно ставшему генералом. Познакомившись, в свою очередь, с семьёй Клари, он заявил Жозефу: «В хорошей семье один из супругов должен уступать другому. Ты, Жозеф, нерешительного нрава, и Дезире тоже, а я и Жюли знаем, чего хотим. Поэтому тебе лучше жениться на Жюли, а Дезире станет моей женой». Жюли к тому времени успела влюбиться в Жозефа; их свадьба состоялась 1 августа 1794 года.
В июле 1795-го Дезире, невеста Наполеона, поехала вместе с матерью и братом Никола в Геную, куда Жозефа Бонапарта отправили с дипломатическим поручением. Наполеон же в это время познакомился в Париже с Жозефиной де Богарне (1763—1814) и разорвал помолвку с Дезире. 9 марта 1796 года он женился на Жозефине (вдове с двумя детьми, Евгением и Гортензией), которую Дезире прозвала «старухой». Однако она не слишком расстроилась, поскольку от женихов не было отбоя. Жюно получил отказ, Мармон имел больше шансов получить её руку, однако в июле 1798 года Жозеф представил свояченице Жана Батиста Бернадота.
Это была любовь с первого взгляда. Бернадот был антагонистом Наполеона, выйти за него замуж значило ещё и отомстить бывшему жениху. Уже 17 августа 1798 года отпраздновали свадьбу; свидетелями были Жозеф Бонапарт и Жюли, а также его младший брат Люсьен Бонапарт с женой Кристиной. 4 июля 1799 года у пары родился сын Оскар, крёстным отцом которого стал Наполеон.
Бернадот не участвовал в перевороте 18 брюмера, однако Наполеон его пощадил. Став императором, он сделал бывшего противника князем Понтекорво и маршалом, и тот храбро сражался при Аустерлице, разбил пруссаков при Галле и Любеке. Проявленное им тогда милосердие к шведским военнопленным не было ими забыто. В сражении при Ваграме саксонский корпус, которым командовал Бернадот, был почти весь перебит, и он вышел из доверия у Наполеона, отправившего его в Париж. Тогда-то ему и предложили выставить свою кандидатуру на выборах нового наследного принца Швеции. К всеобщему удивлению, Генеральные штаты в Оребро выбрали его, и 5 ноября 1810 года бездетный король Карл XIII провозгласил его своим наследником под именем Карл Юхан. Наполеон дал согласие на отъезд Бернадота в надежде получить надёжного союзника на севере Европы; шведы же мечтали с помощью Франции вернуть Финляндию, отошедшую к России в 1809 году. Однако Карл Юхан, реально управлявший страной от имени приёмного отца, предпочёл отказаться от Финляндии ради мира с Россией, порвал с Наполеоном, когда тот занял шведскую Померанию, и сблизился с Александром I.
Дезире с сыном приехала в Стокгольм в январе 1811 года, однако через пять месяцев одна вернулась в Париж: ей было скучно при строгом шведском дворе, да и суровый местный климат пришёлся ей не по душе, к тому же она подхватила там какую-то кожную болезнь. С другой стороны, она выведывала намерения французского императора и передавала свои с ним разговоры мужу, который называл её «своей шпионочкой». Через неё же Наполеон передавал Бернадоту собственные послания. Тот отказался от участия в походе на Россию, примкнул к Шестой коалиции, с победой вернулся в Швецию, да ещё и овладел Норвегией в 1814 году; после Стадией Швеция соблюдала нейтралитет.
И вот теперь Дезире, привязанная к старшей сестре и не желавшая расставаться ни с ней, ни с Парижем, взывала о помощи. Любезный герцог де Ришельё написал ей обнадёживающее письмо, сообщив, что король разрешил Жюли остаться во Франции до наступления лета, а затем отправился к просительнице лично — «как раньше было принято у всех министров в отношении светских женщин, а в моё время этот обычай сохранил только господин де Ришельё», напишет в мемуарах графиня де Буань, дочь дипломата маркиза д’Осмона. Просительница, которой тогда не исполнилось и сорока, была очарована обходительным и привлекательным пятидесятилетним мужчиной и пригласила его как-нибудь отужинать с ней. Очень может быть, что она отнесла учтивость министра на счёт своей собственной привлекательности, и впоследствии это создало герцогу множество проблем...
В Париже Ришельё по-прежнему оставался белой вороной. Он, привыкший улаживать дело миром даже с коварными горцами, прибегая к репрессиям лишь в самом крайнем случае, никак не мог согласиться с апологетами «белого террора», желавшими «вернуть всё, как было, в один день», как будто и не было двадцати пяти лет Революции и Империи. В январе 1816 года Дюк писал аббату Николю: «Я не могу ни заставить себя услышать, ни понять язык, на котором со мной говорят, и, возможно, я делаю ещё хуже, не бросившись в объятия одной партии, увлекая другую партию на эшафот, о чём меня просят всякий день». Это было хуже прежде всего для него самого: глава правительства не сделался политическим лидером; его политика умеренности не встречала понимания ни у правых (ультрароялистов), ни у левых (либералов). Армандина рассорилась со множеством своих друзей-роялистов из-за убеждений брата, но и она допускала, что Арман, не испытавший в полной мере гонений со стороны революционеров, не понимает заключённой в них угрозы. «Он опасается неумеренности роялистов, чьё безрассудство очевидно, и не распознаёт коварства, совершенно чуждого его душе». Тяжелее всего для герцога было не находить понимания среди людей своего сословия, среди которых он вращался. «Здесь нет никого, кому я мог бы открыть моё сердце, и от этого я ещё более несчастен», — жаловался он Николю.
Более того, король, уважавший главу правительства как человека и считавший необходимым как министра, не любил его: Людовику было не по себе от искренности и «неожиданной резкости» Ришельё. Герцог не был царедворцем; он привык общаться с государем, чтобы решать с ним деловые вопросы, а не выражать сочувствие по поводу приступов подагры или лёгкого недомогания. В письмах, разумеется, он неизменно справлялся об августейшем здоровье и уверял в своём полнейшем почтении, однако в разговорах ему недоставало той гибкости и психологической проницательности, которой славился его знаменитый предок.
Брат короля (и первый претендент на трон после смерти бездетного Людовика), некогда уговаривавший Ришельё принять на себя руководство правительством, теперь открыто выражал недовольство некоторыми министрами: 24 декабря герцогу пришлось объясняться с Месье по поводу Барбе-Марбуа (тот настаивал на несменяемости судей во избежание «чистки» среди них), а 15 января — по поводу Деказа, якобы интриговавшего против графа де Воблана, ультрароялиста и протеже Месье. Эти разговоры ни к чему не привели: граф д’Артуа остался убеждён, что Ришельё, хотя и настоящий «джентльмен», стоит на неверном пути; герцог же находил, что Месье ведёт себя как партийный лидер, а не как наследник престола.