Страница 13 из 30
– Можно и так сказать, Иван Александрович.
– А чем плохо покланяться Толстому? – Митрофанов забрал фотографическую карточку и стал примерять на стену, где забивать гвоздь.
– Слепое поклонение, Алексей Викентьевич, опускает человека ниже его достоинства.
– Даже Богу? – удивился Языков.
– Даже Богу. Господь нам рассказал всё, что мы можем вместить, чтобы наше поклонение Ему было разумным и свободным, как у сыновей, а не у рабов. Без глубокого размышления над Божиим Промыслом и своей жизнью вера человека подобна зерну, упавшему на каменистую почву – оно не прорастёт, потому что не имеет корней.
– Ах, отец Тимофей, не начинайте, – устало сказал Языков, – мы в своё время закончили Закон Божий и прекрасно помним эти притчи.
– Ну и славно, дети мои, славно…
Отец Тимофей лёгким жестом благословил всех присутствующих и убежал по своим делам.
Николай тоже поспешил домой. Он пересаживался с трамвая на трамвай, чтобы не трястись в пролётке по грязным лужам. Вода из-под колёс окатывала не только бедных прохожих, но и седока. Вот и Николай жалел хорошее пальто и дорогой костюм, а потому решил не рисковать и запрыгнул в электричку.
Солнце уже вознамерилось отправиться спать, желая и москвичам того же, но у Николая были планы на вечер – закончить разбирать первое письмо от Анны Татищевой.
Он начал их переписывать ещё месяц назад, но работа застопорилась – мелкий женский почерк читать было невероятно тяжело. Трудность состояла и в том, что за полтора века изменилась орфография. Кроме того, в письме были вставки на английском языке, который он не знал.
Медленно, по одному слову Николай переносил в тетрадь послание прекрасной дамы. Елагин был уверен, что это она – Анна Павловна Татищева изображена на медальоне. По первому обращению стало понятно, что письмо адресовано Ивану Перфильевичу, его далёкому предку, который жил в эпоху Екатерины Второй. Самое короткое письмо датировано раньше всех, значит, было первым в давней переписке.
“Милостивый государь, Иван Перфильевич! Удивлена Вашей настойчивостью. После того как Вы прислали мне два письма и не получили на них ответа, Вы могли бы догадаться, что я не желаю тайной переписки, компрометирующей меня и моего уважаемого супруга. Не смею представить, какой цели Вы добиваетесь, но надеюсь, что Ваши намерения чисты. Только эта мысль понуждает меня ответить Вам и предостеречь от необдуманных поступков. My husband can do you a lot of harm. Beware of him. Don’t trouble trouble until trouble troubles you.
Писем было много, значит, дружба или любовь всё-таки между ними состоялась, как не противилась Анна Павловна…
Ах, как жаль, что он знает лишь французский и немецкий! Что же делать? Николай задумался, а потом вспомнил, что видел в библиотеке тётки открытую книгу на английском языке. Тётя её читать не могла, значит – Софья. Николай хлопнул себя по коленям и возбуждённо заходил по комнате. Надо ехать к ней.
Всю дорогу, что он ехал на Остоженку, мучила мысль, что Софьи может не оказаться дома. Но ему повезло – на весь этаж раздавались звуки рояля. Девушка разучивала Шопена. Её нежные тонкие пальцы выводили бравурные пассажи и изумляли Николая виртуозностью и силой.
Варвара Васильевна, как всегда, вязала. Она удивилась неожиданному визиту племянника, но обрадовалась и предложила поужинать с ними. Николай был голоден, но возбуждение от первого письма было так велико, что не хотелось терять ни минуты. Он сообщил тётке о цели визита и прошёл в залу.
Софья спокойно поздоровалась и собралась продолжить игру, но Николай решительно подошёл поближе и спросил:
– Софья Алексеевна, вы знаете английский язык, я полагаю?
Девушка положила руки на колени и, удивлённо приподняв брови, ответила после заминки:
– Знаю. А что вы желаете перевести?
– Я разбираю письма… те самые, что вы нашли в коробке тётушки. Там кое-что написано на английском, а я, к несчастью, им не владею. Вы не могли бы мне помочь?
Софьино лицо осветила нежная улыбка.
– Конечно, Николай Константинович, если хотите, можем пойти в кабинет.
Она, не мешкая, встала и направилась на второй этаж. Они зажгли уже знакомую зелёную лампу и сели за письменный стол, придвинувшись друг к другу.
Впервые за сегодняшний день он почувствовал спокойствие, которое исходило то ли от мягкого света, то ли от Софьиной доброжелательности и уверенности, с какой она взяла письмо.
– Здесь написано: “Мой муж может причинить вам много вреда. Берегитесь его.” А потом английская пословица. Дословно – “Не тревожь беду, пока беда не потревожит тебя”.
– А, это подобно нашей – не буди лихо, пока оно тихо, – задумчиво протянул Николай, подперев голову рукой. На него навалилась вязкая усталость, да и голод давал о себе знать.
– Да, наверное, вы правы. А про какую беду говорит дама, не знаете, Николай Константинович?
– Похоже, что её супруг был влиятельным человеком, да ещё и масон. Эта могущественная организация может многое.
Софья вздрогнула.
– Масон? Откуда вы знаете?
– На портретах этих господ масонские знаки: угольник, весы, всевидящее око. Вероятно, супруг Анны Павловны занимал высокое положение.
– Странное совпадение, Николай Константинович, но мне попалась в руки старая книга как раз с такими знаками. Я её недавно заметила. К сожалению, она написана на старом английском языке, её сложно читать.
– Ну вам удалось хоть что-то перевести?
– Вот послушайте, – Софья достала с верхней полки серую книгу с рваной обложкой и продекламировала: "Во всём сем обязуюсь под угрозой не меньшей кары, нежели если бы горло моё было рассечено, язык мой с корнем вырван из уст моих, сердце моё было вырвано из груди, тело моё было бы сожжено, а пепел рассеян по лику Земли, дабы и памяти обо мне не осталось меж Каменщиками".
Массивная мебель в кабинете поглотила последний отсвет дня, и сумерки незаметно вползли в дом. В темноте такой текст зазвучал ещё более зловеще.
– Похоже, это масонская клятва. Если сможете ещё что-то разобрать, буду вам благодарен, Софья Алексеевна.
– Я рада, что мои знания пригодились вам, хотя, мне и самой интересно.
– Вы очень отзывчивый человек, я восхищаюсь вами – вы всем помогаете, кто у вас просит помощи?
Софья задумалась.
– Если это в моих силах, то – да. А что здесь удивительного? Разве вы не помогаете другим людям?
Николай пожал плечами.
– Ко мне, честно говоря, редко обращаются, – он задумался на мгновение, – не знаю почему…
– А может, и обращаются, да вы не слышите?
Он внимательно посмотрел на неё.
– Вы меня считаете таким равнодушным человеком?
– Нет, не равнодушным, а… – Софья замялась, – погружённым в себя. Не всегда человек просит явно, иногда нужно просто обратить внимание на чужую жизнь…
Николай не нашёлся, что ответить. Разговаривать больше не хотелось.
Он поужинал в семейном кругу и засобирался домой. Перед уходом Елагин поцеловал тётушке руку, ещё раз поблагодарил зардевшуюся Софью за помощь и условился в дальнейшем к ней обращаться за переводом.
Пролётка мерно покачивалась, а Николай размышлял и ворчал на тёткину воспитанницу: "Ишь, "погружённый в себя"… Будто другие не такие же… Нищим я подаю… иногда… А что ещё надо? По домам ходить? Так ещё заразу какую подхватишь…"
Он стал вспоминать, просил ли у него кто-нибудь помощи, и ничего не мог вспомнить. Наконец, на ум пришёл случай, когда Митрофанов собирал деньги в гимназии на вспоможение для вдовы одного из преподавателей, скоропостижно скончавшегося от инфаркта. Кто-то даже собирался навестить вдову, оставшуюся с четырьмя детьми, но Николай просто дал деньги и не собирался никуда ехать.
Был и второй случай, когда у дворника гимназии от терракта погиб сын, но Николай пропустил это мимо ушей, даже и не поинтересовавшись, нужны ли ему деньги… В памяти всплыло только лицо плачущего Кузьмы рядом со священником, который что-то ему говорил…