Радко отважный

Дальше — больше. Земля под ногами теперь была вымощена каменными плитками. Каменная же кладка покрывала стены. Туннель шел теперь прямо, и бойцы приободрились. Выходило, что до цели пути осталось немного.

Только вот вскоре появились упыри.

Сначала из темноты показался один из этих уродцев. Сгорбленный, грязный как черт и одетый в какие-то лохмотья. С ничего не выражающим лицом, бесцветными пуговицами-глазами, да остатками волос на голове, выглядевшей какой-то обшарпанной. Упырь медленно шел, подволакивая ногу и невидяще уставившись перед собой. Шел нам навстречу.

Недолго думая, шедший впереди Шандор Гайду передал ближайшему из бойцов факел. А сам выхватил саблю из ножен да рубанул приближающуюся тварь, снося ей голову. Яростно рубанул, будто долгом своим считал избавить природу от этого противоестественного создания, а самого упыря — от мучений.

Точнее, попытался рубануть да башку снести. Потому что реакция у твари оказалась отменной — при всей ее кажущейся медлительности. Упырь перехватил клинок сабли рукой. Просто голой рукой! Обхватил его кистью, вместе с режущей кромкой, боли совершенно не замечая. Да сжал, удерживая с неожиданной силой.

Вторую руку уродец потянул к Гайду. Медленно потянул, будто сослепу и наощупь. Зато прямо к лицу. Так что и этого хватило, дабы наш обычно решительный и уверенный в себе предводитель запаниковал.

— Помогите! — не скомандовал, но, скорее, почти взмолился Гайду. И попятился, пытаясь вырвать саблю из руки упыря.

Тщетно! Порождение волшбы Белы Безбожника окоченело, не иначе, до полного одеревенения. И теперь было столь же твердым, как дерево, и столь же прочным.

Но даже дерево не устоит под огнем. Ближайший к Гайду ополченец — тот, кому он отдал факел — додумался ткнуть этим факелом в упыря. Вспыхнул тот не хуже сухой древесины. Однако даже объятый пламенем, не отступал и саблю не выпускал.

— Проклятье! Я же сгорю! — возмущался наш предводитель, беспомощно дергая рукоять сабли.

Один из бойцов поднял арбалет. Прицелился было, но почти сразу опустил. Смекнув, что вряд ли это поможет — против существа, которое даже огонь не больно-то берет. Да и промахнуться можно. Даже в кого-то из своих попасть в тесноте туннеля. А то и в самого Гайду.

К счастью уже в следующее мгновение рука, сжимавшая клинок сабли, отвалилась, объятая пламенем. Пальцы ее разжались. А потом и сам упырь рухнул, разваливаясь на часть. Руки-ноги отдельно, голова отдельно, туловище отдельно. Кучка частей тела, превратившаяся в костер.

Шандор Гайду с облегчением взмахнул своей высвобожденной саблей. Раз, другой. Будто суеверно полагал, что прикосновение противоестественного создания проклянет оружие, как и его самого заодно. Лишая ловкости. Ну и спешил убедиться, что это не так.

— Я один заметил, — проворчал кто-то из бойцов, — что серебро против этого… не очень?

— Серебро лучше против живых помогает, — отозвался Гайду, точно оправдываясь, — против нечисти, но живой нечисти. Близкой к живой. Серебро ведь как яд… помните, я говорил? А этот, похоже, мертв. Пусть и ходит. Так что ему яд? Сколько ни трави, мертвее не будет. Как слепое орудие. А орудие можно только разрушить… сами видите.

— Смотрите! — выкрикнул кто-то, прерывая его разглагольствования.

Из темноты, на самой границе освещенного передним факелом круга показались сразу три упыря. Шли на нас, вышагивая все так же неуклюже и неспешно.

— Секиры! — скомандовал Гайду, снова войдя в роль командира. И на сей раз не растерявшись.

Отступил на шаг, пропуская вперед пару дюжих бойцов с секирами. Ловко размахивая ими, будто лишь саблями, они набросились на упырей, сшибая им головы, отсекая тянущиеся руки, подрубая ноги.

Вскоре все три твари превратились в груду останков. Человек с факелом подбежал к ним, поспешно поджигая. Посреди туннеля вспыхнул большой костер.

По нашим рядам прокатился одобрительный гул. Уж очень лихо справились те двое. И то, что сражаются они на одной стороне с нами, стоят с нами плечом к плечу, не могло не радовать.

Однако спустя уже несколько мгновений этот гул стих — как отрезало. Из темноты показались новые упыри. Да целая толпа, кажется!

Один из бойцов с секирой успел рубануть ближайшего из уродов, сшибая ему голову. Да поспешно отступил, ловко обогнув костер. Удалось улизнуть от расправы и человеку с факелом. Да заодно поджечь еще одного упыря.

А вот второй умелец обращаться с секирой не отличался быстротой и проворством. Слишком широк был. Потому сумел лишь отбросить одного из упырей — последним ударом. После чего двое других подобрались к нему. Да вцепились руками — один в горло, другой в лицо.

И… честно говоря, не ожидал, что такой крупный мужичина может визжать от боли как поросенок. Впрочем, на свой счет тогда мне тем более обольщаться не стоит.

Боец рухнул на пол — головой прямо в костер. А упыри, которых ничего уже не сдерживало, поперли на нас.

Один, потом еще один лезли прямо через костер из останков своих собратьев — не ведая ни боли, ни страха. Один развалился на ходу, другой почти добрался до нас. Но секира одного из наших умельцев смела урода с первого удара.

— Они более уязвимы, когда горят, — сообразил Гайду. — Отходим. Дадим им прогуляться.

И мы один за другим отступили на несколько шагов. Да ощетинились кто саблями, кто секирами.

К сожалению, не каждый из упырей проходил через костер. Некоторых даже не подожгли, мимо проходя, их горящие собратья. Но и здесь мы нашли какой-никакой выход.

Сначала один ловкий боец швырнул в тварей свой факел. И умудрился поджечь сразу трех упырей. Потом кто-то догадался превращать арбалетные болты в подобие огненных стрел, привязывая к их наконечникам и поджигая лоскутки ткани. Вскоре таких догадливых нашлось полдесятка. И они от души подпалили вдвое большее количество тварей.

— Отходим! — вещал Гайду, видя, что не все упыри спешат разваливаться, даже горя с ног до головы. Сам он тоже орудовал саблей, наравне с нами. И сумел разнести на куски целых двух тварей.

А сколько мы всего тогда успели их пожечь да порубить — извиняйте, не посчитал. Однако к концу схватки пол был буквально завален горящими или догорающими останками. А кое-где уже и кучками костей.

Я, хоть изначально и не был в первых рядах, тоже не уклонялся от боя. Сперва я в числе тех пяти арбалетчиков стрелял подожженными болтами. Потом еще успел помахать саблей, срубив одного и обезглавив другого упыря. Не говоря уж о том, что ни мне, как и никому из наших не удавалось во время сражения оставаться на месте. Мы либо пятились, давая возможность упырям погореть лишний миг-другой. Либо бросались на выручку передним бойцам, до которых эти твари добирались. Почти добирались.

Потому, когда бой окончился, я глубоко с облегчением выдохнул, откладывая саблю и вытирая пот со лба.

Потеряли мы за всю схватку двоих. Включая того бедолагу с секирой, не успевшего отступить.

Могло быть и хуже. А учитывая, сколько при этом изничтожили упырей, могли даже гордиться собой. Как и наши наставники во главе с Гайду — такими учениками.

13

В том месте, где случилась наша битва с упырями, подгорный туннель плавно переходил в подвалы замка — в самый нижний их этаж. По-видимому, именно там эти уроды облезлые и обитали. Потому и столкнулись мы с ними, а не потому, что упырей послал сам Бела. Смысла в том не было, учитывая, какие из них бойцы. Слишком тупые и на редкость неуклюжие. Как говорится, сила есть — ума не надо… да и много чего еще. Так зачем переводить дармовую рабочую силу (ничем иным упыри, похоже, не являлись) в столь безуспешной попытке остановить нас.

Так думал лично я. Более того, даже осмелился предположить, что граф-де вообще думал, будто похоронил нас всех в туннеле, под устроенным им завалом.

Но это я. Тогда как большинство собратьев по оружию, включая господина Гайду, все равно в любом препятствии на нашем пути видели происки Белы Безбожника.