Радко отважный

Зато все чаще вокруг нас вдоль дороги высились леса.

Сама дорога тоже менялась. Делалась уже чуть ли не с каждым пройденным днем и все более заросшей. Тракт скукожился до просеки, потом вообще до тропы.

Ополченцы шли и ворчали вполголоса:

— И с кем, скажите на милость, тут воевать? С белками и зайцами?

Ну, то есть я имею в виду некоторых ополченцев. Не себя, любимого. Меня-то как раз устраивало, что путь пролегал через такую тихую безлюдную местность. Свежий воздух, птички поют. Красиво, как на картине. И нет никакой необходимости заряжать арбалет или обнажать саблю.

Ах да, при этом еще и кормят бесплатно.

Двигались мы, как я успел сориентироваться по солнцу, куда-то на восток.

— Ничейные земли, — поделился своим соображением по поводу цели нашего похода Драган, тоже это заметивший, — в ничейные земли Гайду черти несут. Ну и нас заодно.

— Паннония, — вспомнилось мне при этом название, услышанное некогда на уроках в монастырском приюте.

Да, воспитательницы наши, отдадим им должное, на учение и просвещение не скупились. Ведь надеялись, что мы выберем стезю священника. А кто в наше время грамотней и образованней, чем особа духовного звания? То-то! Даже те же алхимики — хоть и много знают, но лишь в своей ограниченной области. Как лягушки о родном болоте.

Другое дело, что ученики-воспитанники тоже разные бывают. Далеко не все из них (нас) прилежны. Да и надеть на себя рясу, посвятив жизнь церкви, из воспитанников приюта хотели немногие.

Взять хотя бы меня. Название-то я запомнил. Но вот по какому случаю оно прозвучало на одном из уроков — запамятовал, увы. Впрочем, до поры.

Тем временем запасы провианта у нас истощились. И господин Гайду, созвав десятников, велел им выведать, кто из ополченцев умеет охотиться. Нашлось таких немало — почти каждый пятый, шестой уж точно. Включая, кстати, рыжего Драгана.

Распоряжением своим Гайду освободил их всех от несения ночных вахт. Зато время от времени, объявив привал, отправлял их в ближайший лес. Птиц настрелять, оленя-другого добыть. Или, чем черт не шутит, даже кабана.

При этом время, отведенное для привала, пришлось увеличить. Чтобы дать возможность нашей охотничьей команде вернуться не с пустыми руками, ну и конечно успеть отдохнуть самим.

Управлялись, кстати, наши охотники быстро. Дичь-то в местных лесах оказалась непуганая. А то, что от необходимости просыпаться по ночам и бодрствовать, охраняя сон боевых товарищей, этих людей освободили, вызывало у остальных затаенную, едва скрываемую зависть.

Ну ладно, может не у всех остальных. Но у меня точно. Я-то был человеком сугубо городским. Так что вряд ли смог хотя бы выследить добычу. Но и если б удача улыбнулась мне настолько, что какой-нибудь олень сам вышел мне навстречу — успел бы я тогда вовремя выстрелить? Не уверен. Вполне могло статься, что рогатый торопыга порскнул бы от меня прочь за мгновение… нет, хотя бы за ничтожную долю мгновения до того, как болт вылетел из моего арбалета и устремился в его сторону.

Зато когда мы неожиданно набрели на небольшую речку, кишмя кишащую рыбой (вылавливать-то некому!), мне удалось худо-бедно показать свою полезность. Я тогда наловчился рыбу прямо саблей ловить — протыкая да прижимая ко дну. А потом вытаскивая.

Впрочем, не я один тогда в рыбной ловле преуспел. Рыбаков вообще-то нашлось в наших рядах в разы больше, чем охотников. И всех их… вернее, нас обнаруженная речка привела в почти детский восторг. То один, то другой принялись упражняться в изготовлении рыболовных снастей из всего, что попадалось под руку. Буквально соперничая друг с дружкой.

И да: от вахт ночных никого из нас за это не освободили. Не подумали даже.

Помимо необходимости пополнять запасы еды возникла у нас по пути некоторая нехватка чистой воды. Зато не было недостатка в ручейках, из которых мы могли эту нехватку худо-бедно восполнить. Опять же, когда на нас ливень обрушился, кое-кто догадался подставить под струи воды с небес опустевшие бочонки.

Пригодилась и вышеупомянутая речка. Другой вопрос, что воду из нее пришлось кипятить на костре. Двое ополченцев пренебрегли такой необходимостью. И… вполне предсказуемо весь следующий привал бегали в кусты, не успев исторгнуть из себя разве что собственные внутренности.

А поскольку жизнь не всегда бывает справедливой, оставшийся день те двое недотеп проехали в повозках. Ну не смогли своим ходом идти. Пороть их тоже не стали — решив, что и без того пострадали два дурня достаточно.

С последним, кстати, утверждением даже завистливый я бы спорить не стал. Просто добавил бы «с рождения». С рождения те двое наверняка достаточно пострадали, ибо если ты дурак, то это не лечится, а значит, хуже любой болезни.

И только десятник ихний, похоже, считал иначе. Потому и изругал их, на чем свет стоит. Как только птицы не дохли на лету и деревья не опадали от его словечек…

А мы все шли и шли.

Мало-помалу даже тропка исчезла — нам теперь приходилось ступать по кочкам, продираться через кустарник. Особенно при этом туго пришлось тем, кто ехал на повозках. Те подпрыгивали чуть ли не на каждом шагу. Так что пришлось нашим алхимикам слазить и как все шагать на своих двоих. Да и про лошадей не забывать, направляя их, держа за узду.

Леса делались гуще, просветы в них стали не меньшей редкостью, чем красавица, достойная воспевания поэтом — среди продажных девок. То тут, то там над нами нависали огромные деревья, погружая местность вокруг в полумрак.

Дальше — больше. Чем дальше, тем чаще леса стали перемежаться с болотами. Где мало того, что труднее стало находить путь… хотя, казалось бы, куда уж труднее! Вдобавок мы умудрились потерять одну из повозок. Лошадь просто угодила в трясину, утянув повозку за собой. Так же она могла утянуть и свою напарницу, не успей мы ее распрячь. Ну и кое-что из поклажи спасти сумели, из повозки перетаскав. Часть потом смогли навьючить на спасенную кобылу, часть распихать по другим возам.

И… думаете, это все? Как бы не так! В качестве довеска — ну, чтоб жизнь медом не казалась — я смог лучше понять пословицу «все познается в сравнении». Точнее прочувствовать ее на собственной шкуре. Именно на данном отрезке пути.

Напрягает пылить по дороге, сапоги стаптывая? Так через болота тащиться, рискуя сам угодить в трясину, тоже, знаете ли, не слишком весело.

Досаждает палящее солнце? Комарье досаждает не меньше. К тому же от солнца хотя бы ночью можно отдохнуть. Тогда как мелкие ублюдки-кровососы с наступлением темноты становятся только активнее.

Мучает жажда? Увы, запасы воды в этом трясинном краю приходилось беречь еще больше. Коль болотная водица даже в прокипяченном виде, как оказалось, для желудка небезопасна. За открытие это, кстати, на сей раз заплатило человек восемь. Опять-таки необходимостью отлучаться по зову природы каждый час… по меньшей мере.

Наконец кормежка кажется скудной? Снова увы! Потому что на болоте она изобильнее не стала.

Радовало одно. Коль земли эти ничейные… вроде бы как, драться не с кем и здесь. Опасности окромя трясин ждать не приходилось. Хотя с другой стороны даже это стало вызывать скуку. Надоедает, право же, просто идти. Оружие, точно мертвый груз на себе таская.

День за днем — одно и то же. Почти.

А потом, на… э-э-э, черт знает, какой по счету день произошло кое-что. Одно событие, после которого я даже скуку был готов ценить — признавая, что на самом деле то были спокойствие и безопасность. Ибо повторюсь: все познается в сравнении.

6

Случилось это ночью, во время моей вахты. Я стоял с заряженным арбалетом наготове, вглядываясь то в темноту лесной чащи, то в туман, висевший над ближайшим болотом. А на полосе суши между ними — не успевшей ни лесом зарасти, ни заболотиться — расположились лагерем непритязательные мы.

Стояли шатры, в них храпели, утомившись за день, бойцы с Гайду во главе. Дымили догоравшие костры, отпугивая комарье да худо-бедно рассеивая темноту на пару с несколькими горящими факелами на вкопанных в землю столбах. А я (как и еще один часовой на другом конце лагеря) стоял с арбалетом, боролся с зевотой да то и дело отмахивался от комаров, слишком тупых или слишком наглых, чтобы пугаться дыма от костров. Стерег сон собратьев по оружию.