Страница 3 из 34
В преддверии чего-то плохого сердце учащенно забилось, а вместе с ним меня всего затрясло. В попытке остановиться, я цепляюсь за колеса, да куда там, Артур мигом закатывает меня в гараж и принимается за оставшуюся открытой створку ворот. За неимением запора он навешивает на торчащие проушины навесной замок и тем выходит из положения.
Я быстро осматриваюсь.
Внутри гаража пыльно, пусто, но светло. Свет исходит из двух узких окон под потолком. Здесь могли разместиться две легковушки, но вместо них в углу одиноко стоит старый верстак с наваленной кучей железок и больше ничего.
Так и не поняв, что затеял Артур, дрожащими от волнения руками принимаюсь перебирать колеса и понемногу отъезжаю назад, готовясь к худшему.
На случай самого плохого я давно подготовлен. В сидушке спрятана заточенная отвертка. Нужно только успеть ее вовремя достать и пустить в ход прежде, чем это плохое начнется.
Хоть Потехин никогда не был замечен в дебилизме, но кто его знает, что у него на уме. Вдруг он с маниакальными наклонностями или готовится преподнести Сатане свою первую кровавую жертву.
Пропажи детей в интернате дело привычное. Официально все числятся в бегунах. Вот только возвращенных крохи. Забьют, закопают и не найдешь. То и дело среди ребят появляются слухи о том, что кто-то кого-то сильно избил и перестарался. Потом скинут ночью в окно, унесут подальше и все. Наутро еще на одного бегуна становится больше.
Если рассудить, что я знаю о Потехине? Только то что он к нам поступил полгода назад из обычного интерната, после неудачного взрыва самодельной бомбочки, разнесшей ему руку, и на этом все.
— Да не бойся ты. Я сейчас объясню, — видимо, увидев в моих глазах страх, широко улыбнулся Артур.
Он стаскивает с себя рюкзак и, покопавшись внутри, достает журнал с комиксами.
— Вот, смотри, здесь все написано. Масахико Куроки для всех дал особые символы. Их нужно нарисовать в день летнего солнцестояния. Ну и обязательно прочитать заклинание. Тогда откроет портал в другой мир. Там будет магия!
В интернате придурков с официально поставленными диагнозами хватает. У нас не держат только буйных. Так что подобные разговоры меня не удивляют. Вот только Потехин не больной на всю голову идиот. Его уверенность и горящие глаза подсказывают, он просто начитался детских комиксов и будучи слишком впечатлительным, поверил в ту околесицу, которую несет.
— Х-хыр… Х-хер… На!
— Вижу, не веришь. Зря. Я прочитал всю серию. Там больше ста журналов. Масахико не мог столько придумать. Слишком все четко расписано. Я тебе говорю — он был там стопудово. Здесь столько нюансов! — тряся комиксом, эмоционально выдает Артур.
— Т-ты… Ты, — так и недоговорив, я покрутил пальцем у виска.
На мою реакцию он лишь рассмеялся.
— Сегодня день летнего солнцестояния. Это единственный день в году, когда можно открыть портал. Мы просто попробуем. Получится — значит, получится. Нет — значит, нет. Я знаю, в этом мире руку мне не вернуть. Как и тебе ноги. Но в другом мире такое будет возможно. Это наш шанс на новую жизнь. Разве мы что-то потеряем, если попробуем?
Потехин принимается рисовать мелом на полу пентаграмму, а я, чтобы не мешаться, отъезжаю в угол и, глядя на его работу, погружаюсь в свои мысли.
Правду говорят, не стоит думать, что хуже не будет. Раньше я считал, что мне не повезло. Я прямо-таки несчастный страдалец. Ну как же, вокруг все здоровые, а я прикован к инвалидному креслу.
Мама старалась, не хотела меня изолировать. Я ходил в обычную школу. Точнее, ездил в инвалидном кресле в сопровождении мамы. Без посторонней помощи по нашим дорогам одному не поездишь.
К этим походам я относился двояко. С одной стороны, мне очень хотелось вырваться из дома, а с другой… Тяжело на себе ловить сочувственные взгляды. Это невероятно напрягает.
Отца у меня не было. Мама сказала, что он ушел и я больше ее не расспрашивал. Как-то слишком горько она об этом сказала.
Еще у меня была старшая сестра. Я появился у мамы, когда та стала взрослой и имела свою семью.
С сестрой наладить контакт не получалось. Она меня игнорировала. У нее, кстати, были собственные дети чуть старше меня — сын и дочь. С ними мне тоже не удалось сдружиться. Я думал, это из-за того, что они жили в другом городе и нечасто к нам приезжали. Но оказалось иначе.
Мне было тринадцать, когда все рухнуло. За неделю до Нового года мама вышла за покупками и умерла прямо в супермаркете. Врачи сказали, тромб оторвался и попал в сердце.
Спустя два дня маму похоронили. Всем занимался ее бывший муж. С ним я именно тогда познакомился.
Не знаю зачем, я сразу стал называть его папой. Наверное, каждому хочется, чтобы у него был отец. Вот и я понадеялся, что он переедет ко мне или возьмет к себе.
Он молча на это реагировал. А когда закончились похороны, и мы вернулись домой, он и сестра со мной откровенно поговорили.
Настоящие родители меня бросили в роддоме сразу, как только узнали, что я получился неполноценным. Это было врачебной ошибкой. Ошибку допустила врач-акушер принимавшая роды. За это ее всего лишь отправили на пенсию. Но женщина не была бездушной дрянью. Она меня усыновила и стала для меня той мамой, которую я знал.
Даже не представляю, насколько трудно далось ей решение. Ни муж, ни дочь маму не поддержали. Ей пришлось оформить развод. А чтобы избежать пересудов, она переехала из Иваново в соседнюю Владимирскую область, выбрав маленький город Ковров.
Вот так разом я получил ответы на возникавшие ранее вопросы. Узнал куда больше, о чем хотелось бы знать.
Ну а дальше… дальше о том, чтобы остаться в семье не было речи. Да и о какой семье можно было говорить, когда сестра меня ненавидела. Об отце и говорить не приходилось. Так за два дня до Нового года я очутился в интернате, наивно полагая о том, что буду просто жить среди таких же убогих как сам.
Новенький, да еще не интернатский, каждому хотелось унизить, оскорбить, ударить. Тем как бы восстановить случившуюся несправедливость. Я ведь жил пусть в неполной, но нормальной семье, а остальные нет. Так что драться приходилось часто. Правда, из-за моей ущербности далеко не всегда эти бои можно было назвать дракой.
Тут все стараются не бить по лицу. Это чтобы потом никто из взрослых не цеплялся с расспросами. Но стоило мне в первые полгода задрать майку, там все тело было черным от побоев.
Как бы ни было тяжко я не прогибался. Я видел, что бывает с теми, кто прогибается. Не хотел допустить над собой подобного унижения. И это дало плоды. В итоге от меня отцепились. Теперь если что-то случается, не чаще одного раз в месяц. За это время я успеваю восстановиться.
Однако у любого успеха есть другая сторона. Раньше я заикался, но говорил. Даже читал вслух бегло. А попав сюда, речь начало заклинивать. Теперь вот ни слова не могу толком сказать. Говорю лишь с надрывом и по буквам.
Я много думал о том, что меня ждет и каждый раз упирался в тупик. Еще два года, и я перееду из школы-интерната в дом престарелых. Они почему-то совмещены с домами инвалидов. Там я буду жить пока не умру. А куда еще податься инвалиду-колясочнику с вечно трясущейся правой рукой и неспособному разговаривать?
Поэтому пусть мне не верится в затею Потехина, но он прав, разве мы что-то потеряем, если попробуем? Не знаю, как ему, а мне в этом мире держаться совершенно не за что.
— Готово! — вскрикивает Артур и тем выдергивает меня из мрачных мыслей о прошлом.
Пентаграмма получилась большой. Почти на весь гараж. На ней изображена звезда с кругом внутри и тремя кругами снаружи. Все сдобрено рунами, всякими знаками в виде крестов, кружочков и полумесяцев.
Покончив с рисунком, Потехин с помощью зажигалки поджигает в керосиновых лампах фитили и, расставляя их на лучах звезды, поясняет, что специально выбрал их вместо свечей. Чтобы во время ритуала не отвлекаться. Внутри деревянного гаража полно щелей от этого гуляет ветер.
В завершение Артур вручает мне мобильник с просьбой следить за временем и сообщить за минуту до начала ритуала. Он должен быть начат ровно через 12 часов после начала летнего солнцестояния. То есть в 15:32. Сам же он, вытащив из журнала приготовленную шпаргалку, принимается бубнить под нос заклинание, то ли заучивая его, то ли тренируясь в прочтении.