Страница 22 из 118
— Знаете, профессор, что меня удивляет в магах? — задумчиво проговорил Гарри; все поворачивалось как нельзя лучше. — Неприятно удивляет?
— Полагаю, многое, — склонил голову Дамблдор.
— Да. Но одна из этих вещей… Видите ли, привычка к магии совершенно убивает в волшебниках… Ну не во всех, а в большинстве… Она убивает своего рода научное любопытство. Дух исследований. И настойчивость. Обычно волшебники, найдя решение какой-то проблемы, перестают искать альтернативы, а если первое решение перестаёт действовать, они зачастую просто теряются и объявляют проблему неразрешимой.
— И ты полагаешь, что есть другие способы узнать о якорях Тома?
— Я не полагаю, сэр. Я знаю.
— Вот как?
— Примерное количество запланированных Томом якорей — шесть — мы установили вместе с мистером Кроакером, из Отдела Тайн, во время Третьего Испытания, — это было в первый раз, когда Гарри удалось назвать старого Невыразимца по имени. — К сожалению, он… впал в хронобезумие, погрузился и умер там, в прошлом, но… Но он успел помочь мне. А потом… Потом я определил и количество, и состав хоркруксов Тома совершенно точно. Путем допроса.
— Допроса?! — Дамблдор теперь выглядел не менее испуганным, чем Слагхорн часом раньше.
— Вы разрешите мне воспользоваться омутом, сэр?
Гарри поднес палочку к виску и начал вытягивать из головы освобожденную из особо секретного сундука нить памяти еще до того, как Дамблдор кивнул.
— Прошу, сэр, — сказал он, опуская нить в Омут.
Дамблдор, не мигая, смотрел на боггарта, который превратился в него самого, только моложе, даже моложе, чем был в недавнем воспоминании Слагхорн. Молодой директор поднял палочку и направил струю Адского Огня на шкафчик, в котором рядком лежали маггловский ежедневник, кольцо — то же самое, которое носил молодой Том, медальон с изумрудной буквой «S» на нем, маленькая чаша, лежащая в данный момент в тайнике под охраной покойного Сириуса, и украшенная драгоценными камнями диадема.
— Вы же не считаете, сэр, что я не заметил, что в моей голове поселился кусок Тома? — спросил Гарри и, не дожидаясь реакции, продолжил: — Так что, когда я прошлым летом увидел на Гриммо боггарта, он тогда атаковал Молли Уизли, я решил посмотреть, чего этот кусок боится и… выпихнул его вперед, чтобы боггарт увидел его страхи.
— Я никогда не думал…
Гарри удержался от ехидного «Я знаю, сэр» и продолжил всё тем же ровным голосом:
— Это все якоря, которые Том успел создать до того, как кусок его души проник в мою душу и уцепился за нее. Полагаю, это случилось на тот самый Хэллоуин. Том больше всего на свете боится потерять их, не так ли? Вот боггарт и отобразил уничтожение тех пяти хоркруксов, о которых знал Том-в-моей-голове. А потом он, не подозревая о том, что один из кусков души находится во мне, вероятнее всего, поместил еще один якорь в свою змею, и именно поэтому я мог её чувствовать, когда спал. Дневник, кольцо и диадема уже уничтожены. Змея… Возможно, тоже сожжена, но я не уверен. Выходим, сэр?
Дамблдор рухнул в кресло и взмахом руки призвал себе из шкафчика бутылку огневиски и два бокала.
— Я бы предпочел продолжить чаем, — ответил Гарри, когда Дамблдор поднес бутылку ко второму стакану. — Выпивка… не помогает. А кстати, сэр. Почему страх Тома — именно Вы?
— Боюсь, это еще одна из моих ошибок, — ответил потрясенный до глубины души Дамблдор. — Одна из моих самых страшных ошибок. Именно я пришел в приют, в котором жил Том, чтобы рассказать ему о волшебном мире. Там я узнал, что Том не только освоился со своей магией в достаточной степени, чтобы… запугивать своих товарищей по приюту…
— Вот почему Вы так боялись, что я буду запугивать моего кузена, — кивнул Гарри.
— Да. Или молодого Драко. Но… директор приюта, мисс Коул, сообщила мне, что Том, помимо запугивания, еще и… воровал у других детей. И когда я объяснял ему, что такое поведение будет абсолютно неприемлемым в Хогвартсе, я… поступил неверно. Я увидел шкафчик, где он прятал украденные вещи, и… наложил на него иллюзорное пламя. Я… Я сам запугал его…
— Это действительно было не очень мудрым поступком, сэр, — Гарри проглотил рвавшееся наружу «…но вполне в Вашем духе».
— Я знаю, — вздохнул старый волшебник. — Тем не менее, в школе Том… оставил эту привычку и вернулся к ней уже после выпуска. Ты знаешь, как он добыл медальон и чашу?
— Нет, сэр.
— Том… считал, что хранителями частей его души могут быть только величайшие драгоценности, исполненные глубокого смысла.
— Для создания якоря в Годриковой Лощине он хотел использовать мизерикорд Гриффиндора, подаренный тому Салазаром Слизерином, — пожал плечами Гарри. — Хагрид сказал мне, что нашел этот кинжал рядом с моей кроваткой. А мадам Бэгшот говорила, что Том был одержим Основателями, потомком одного из которых он вроде бы являлся.
Директор явно был не в особом восторге от осведомленности Гарри, но ему не оставалось ничего, кроме как смириться с этим.
— Да, являлся, и это кольцо, кольцо семьи Гонт… — задумчиво сказал он. — Я полагал, что оно имеет еще более богатую историю, историю, известную в своей части каждому волшебнику, причем с детства… Но, по-видимому, это не так. Однако, возвращаясь к Основателям: я не знаю, где Том нашел кинжал Годрика или диадему Ровены Рэйвенкло, но… Но, мне кажется, я выяснил, каким образом он раздобыл медальон Салазара Слизерина и чашу Хельги Хафлпафф. Не желаешь ли посмотреть еще несколько воспоминаний? Одно из них принадлежит аврору Биллу Огдену, дядюшке Августы Лонгботтом, еще пара — мне, а последнее — домовому эльфу Хуки.
Гарри подумал, что откровенность директора может быть объяснена только и исключительно тем, что в Запретном Лесу сдохло что-то большое: то ли великан Грокх, то ли целое стадо кентавров, то ли вся колония акромантулов до последнего паучка. С другой стороны, Дамблдор только что получил серьезный удар под дых, и это могло повлиять на здравость его рассудка… Неясно только, в какую сторону.
— Итак, — медленно произнес Гарри, пока Дамблдор убирал флакончики с воспоминаниями в шкатулку, а шкатулку в шкаф, — медальон Слизерина веками хранился в семье Гонтов. Когда Том убил своего отца, еще в школе, и свалил все на своего дядю, он не только забрал фамильное кольцо, но узнал о медальоне, о том, что его мать, сбежав, прихватила его с собой и… И потом, видимо, продала его, чтобы выжить в Лондоне: когда она умерла при рождении Тома, медальона при ней не было. Поэтому после Хогвартса он пошел работать в магазин Борджина и Беркса, чтобы иметь возможность наблюдать за рынком волшебного антиквариата, так?
— Именно, Гарри, именно!
— Он узнал, что его мать действительно продала медальон, чтобы выжить после того, как отец Тома бросил ее. А во время посещения одной из клиенток, мадам Хепзибы Смит, он нашел и его, и, неожиданно для себя, чашу Хаффлпафф. Кто бы мог подумать, что этот засранец Захария является потомком самой дружелюбной Основательницы, — пробурчал он.
Дамблдор кивнул:
— Затем Том, как я полагаю, отравил мадам Смит и украл и медальон, и чашу. А убийство, как и ранее, в случае со своей маггловской семьёй, свалил на бедную эльфийку Хуки, которая и без того винила себя в смерти хозяйки. Ну что ж… Похоже, нам осталось найти только два якоря Тома…
— И прояснить судьбу третьего. Я имею в виду змею, — добавил Гарри. «Ну и решить проблему с Томами в моей голове».
— Из подходящих по времени пожаров я могу припомнить только сгоревший дом Ноттов, — заметил Дамблдор. — Видимо, болезнь отца и потеря дома слишком тяжело повлияла на бедного Теодора, — крайне печальным голосом произнес директор.
— Он догадался о хоркруксах еще на нашем третьем курсе, поскольку внимательно наблюдал за Драко Малфоем и опознал в нем Темного Лорда. И перед тем, как он запытал себя, он успел сказать мне о том, что сам сжег свой дом вместе с предположительно находящейся там змеей, чтобы лишить Лорда еще одного кусочка бессмертия, — спокойно сообщил Повелителю Памяти Настроенный-На-Сотрудничество Гарри. Разговор вступал на опасную территорию, и умолчание могло стать для Дамблдора серьезной уликой.