Страница 7 из 9
Я помню, как холодно здесь бывает зимой, как снежинки, срываясь вниз и падая гурьбой в тёмную гладь воды, умирают, обретая в ней вечный покой.
Сейчас я не знаю, где ты, Ноябрь – да и нужно ли? Зачем ворошить то, чему никогда не суждено стать настоящим? Просто почему-то хочется верить, что ты счастлив. Что кто-то варит тебе кофе по утрам, целует в обнаженные крепкие плечи и не позволяет тебе тосковать по пустякам. Надеюсь, что впервые за долгое время ты счастлив. Пусть и не со мной.
Тут и вправду всегда пахнет выпечкой. На обратном пути я знакомлюсь с Марией. У неё пухлое лицо и светящийся самым солнечным и погожим утром взгляд, она словно переносит тебя в детство. На ней ситцевое платье голубого цвета, усыпанное яркими цветами, рыжеватые волосы подобраны позолоченной заколкой с ярко-красными бриллиантами-подделками и грудной голос – приглушенный и умиротворенный, слыша его, я чувствую, как мне становится спокойно.
У неё вкусные симиты – круглые, мягкие, щедро посыпанные кунжутом – с шоколадным наполнением. Мария не скупится на начинку. Её руки, со вздутыми от постоянного замеса теста венами, выглядят небольшими, но дарят ощущение, что они способны на самые фееричные и невероятные вещи в мире. С черным бархатным чаем, отдающим горчинкой на языке, немного терпким и насыщенным, вполне себе можно проглотить собственный язык, не заметив.
– Пообещай заглянуть к нам завтра в обед. Ты совсем посерела, Алиса. Я чувствую ответственность перед этим прекрасным городом – спасти его от твоей серости и тоски, а иначе он и сам позаимствует у тебя это настроение, – она натирает стол, который и без этих манипуляций был блестящим и приятно-гладким наощупь.
Я не удерживаю улыбки, откидываясь на спинку своего удобного стула, пока во мне парочка шоколадно-сырных симитов и больше литра самого вкусного чая.
– Для этого я и здесь, Мария, – стараюсь вложить в свой голос как можно больше уверенности и тепла – ей не о чем беспокоиться, и я это знаю.
– Заставить наш город впасть во вселенскую депрессию, девочка моя?
– Нет, Мария, исцелиться. А твои булочки мне в этом здорово помогают.
И мы вместе заходимся весёлым и лёгким хохотом, позволяя тёплому ветру разносить его по просторной и пустующей террасе, не считая пару, сидящую через три стола от нас.
Они влюбленные и уже остепенившиеся, с большими планами на будущее и уверенностью, что они, то самое, исключение, о которых пишут в книгах, – у них все будет иначе. Не так, как у всех. Наверное, они прилетели в город невиданных красот в свой медовый месяц, либо же просто выбрались в семейную поездку. Но у меня не возникает сомнений, что, вероятнее всего, это первое. Потому что то, с какой любовью и чувственностью они смотрят друг на друга, не позволит сомневаться – они молодожены. В их глазах все еще нескончаемое желание прожить вместе всю жизнь и наблюдать в дальнейшем, как их дети, такие же счастливые и смотрящие на кого-то с еще большим вожделением, однажды смогут занять их место под солнцем и познать настоящую силу любви. Им нет дела ни до моего пристального и бестактного взгляда, ни до нашего громкого хохота с Марией.
Её рука с длинными и тонкими пальцами, идеальным маникюром молочного цвета, гармонично контрастирующего с равномерно загорелой кожей, принявшей оливковый оттенок, находится в его ладони – крепкой и сильной, надёжной, с мягкими касаниями, потому что его большой палец трепетно поглаживает нежную кожу своей спутницы – прямо там, где обручальное кольцо с увесистым бриллиантом, берёт безымянный в прочный плен.
Я пытаюсь вспомнить, когда меня в последний раз касались вот так, давая понять без слов, одним лишь прикосновением, «ты в безопасности, никто не причинит тебе боль и не навредит».
Это было на Мальте. В городке, отрезанном от всего мира. Я помню свой открытый купальник цвета скарлетт, который придавал мне ещё большей яркости на фоне тёмных волос и бледной кожи – я никогда не стремилась загореть, занимая самое лучшее место на лежаке среди девушек, обсуждающих между собой своего нового любовника, показ Versace или свежий выпуск Vogue. И пока я ловила себя на мысли, что они напоминают мне главных героинь знаменитого среди всех женщин планеты сериала «Секс в большом городе», натирая своё тело толстым слоем крема от загара, ты смотрел на меня такими же глазами, перенимая инициативу в свои руки и покрывая поцелуями те участки кожи, которые еще не были замурованы белоснежной и легкой массой со специфическим запахом. В такие моменты, в этих прикосновениях, поцелуях и взглядах не было пошлости, они несли в себе одно простое напоминание: «Я здесь, рядом с тобой, чувству меня и знай, что ты под моей защитой, Алиса».
Что с нами стало, Ноябрь? Почему все те печальные мелодрамы, которые ты так не любил, но смотрел со мной только потому, что искренне желал быть причастным ко всему, что мне нравилось, оказались на самом деле правдой? Или у любви действительно есть срок годности?
Быть может, чем красивее всё начинается, тем больнее будет в конце? Это как прыгать с парашютом, не зная точно, раскроется он или тебе не повезёт. Слишком абстрактное сравнение, ведь по статистике всего 0.2 % парашютов так и остаются закрытыми. Тогда почему я попала именно в этот чудовищно узкий диапазон? Мой парашют не успел раскрыться, как бы отчаянно я не пыталась дергать за кольцо, прикрепленное к тросу, а мне ничего не оставалось, как окрыленной, с большой ношей твердых планов на будущее, упасть плашмя на землю.
Она журналистка, а он, скорее всего, архитектор – его уверенные руки излучают силу. Она высокая и длинноногая красавица, которая не скупится на дорогих вещах и роскоши. Её волосы, тёмного и благородного оттенка, играют на солнце медным оттенком, гладкие и наверняка приятные наощупь. Безупречная прическа и точенная спина, которую целует тонкая застежка цепочки на шее, змейкой скользящая к лопаткам. «Все же она, вероятнее всего, модель» – думаю я, пока Мария, улыбаясь приветливо, принимает у них заказ. Он же просто средиземноморский красавец, который смотрит на неё влюбленными глазами, будто это их первое свидание.
Пока Мария собирала мне с собой некоторые сладости, категорично заверив, что мои попытки отговорить её не принесут никаких плодов, я прислушивалась к какофонии шумов, которые переполняли город. Закрыла глаза и ощутила, как тело захватывает приятная истома. Люди, одинаковые, но каждый уникален по-своему, подхваченный круговоротом собственных дел, счастливые и несчастные, но всех объединяет одно – нескончаемое желание жить.
9
«Я люблю тебя» – что я чувствовала, когда ты говорил мне эти слова? Отчаянно стараюсь сделать вид, что внутри меня не происходило ничего особенного, кроме выброса адреналина и всех гормонов разом, но после нескольких попыток опровергнуть собственную же ложь, ловлю себя на том, что эти бегства от собственного разума порядком успели надоесть. Потому что сердце заходилось и в животе словно порхали сотни бабочек. Говорят, что таким образом тело пытается предупредить нас об опасности. Опасности ощутить боль, разочарование, остаться на борту корабля, который идёт ко дну, потеряв себя в круговороте отчаяния? Если да, то мой корабль уже давно покрылся водорослями, а соль разъедает его существо, а заодно – и мою душу. Каждодневное ощущение, словно стоишь в нескончаемой очереди, самая последняя, впереди же ничего не сдвигается с места.
Я все жду момента, когда память перестанет гонять меня кругами по этим бесконечным лабиринтам из вязких воспоминаний, подобно тому, как бешено сердце качает кровь после утреннего забега, но сердце не может иначе, а воспоминания тем временем перманентно садят на скамью подсудимых, чтобы после забросить на самое дно отчаяния, из которого уже невозможно будет выбраться.
вторник, май, 07:10
«Он: Май знойный. После длительной пробежки кажется, будто кожа вот-вот треснет по швам, пот катиться градом, сейчас только семь утра, а я успел сделать слишком много. Подозрительно, да?