Страница 6 из 16
3) Praxis: это та литература, которая выполняет иллюстративную функцию по отношению к теории; это своеобразная практическая разработка тех тем и идей, которые встречаются в трактатах; сюда относятся морально-политическая литература, политический роман (Staatsroman) и наставления, то есть литература предписаний и наставлений, ближе всего стоящая к «изящной словесности»; это руководства, предписывающие нормы «правильного поведения» для государей, придворных, «статских мужей» и частных лиц; сюда следует отнести не только своды предписаний и комментированных эмблем, но и политические романы воспитания, самым популярным из которых был, конечно, «Телемак» Фенелона, неоднократно переведенный на русский язык и ставший образцом для многочисленных подражаний.
Несомненно, что все три перечисленные группы книг имели почти равное значение для трансфера понятий различных политических языков, формирования особой манеры говорения об обществе и индивиде и способствовали развитию новых форм осмысления социальной действительности.
Какую роль перевод играл в формировании нового политического языка? Как можно оценить его место и значение в процессе становления новых понятий и концепций? В отечественной историографии традиционно внимание уделялось не столько изучению конкретных переводов и их особенностей, сколько наличию самого текста перевода в культуре эпохи. Априорно подразумевалось, что переведенная книга должна была доставить в «принимающую» культуру почти без изменений те смыслы и идеи, которые были вложены в нее автором. Культура могла отвергнуть эти идеи, принять и адаптировать их к условиям «русской жизни», но перевод всегда выступал как что-то второстепенное относительно оригинальных сочинений и памятников отечественной общественной мысли.
Большинство известных исследований истории отечественного перевода XVIII века посвящены или установлению репертуара европейских политических сочинений, переведенных в это время, или собственно истории создания отдельных переводов. Попытки изучения манеры и языка переводов, путей и способов осуществляемого переводчиками трансфера понятий, значения и смысла переводимых текстов – не столь многочисленны.
Начало сбора материала и изучения движения западных книг и их переводов в России XVIII века связано с именами Петра Петровича Пекарского (1827–1872), Михаила Ивановича Сухомлинова (1828–1901), Алексея Ивановича Соболевского (1857–1929) и Владимира Петровича Семенникова (1885–1936), чьи работы до сих пор сохраняют свое значение59. Однако первые попытки обобщения и анализа материала русских переводов политических сочинений были предприняты уже Александром Сергеевичем Лаппо-Данилевским (1863–1919)60 и Николаем Дмитриевичем Чечулиным (1863–1927)61, монографические работы которых, к сожалению, остались незавершенными и большею частью неопубликованными, они мало известны даже исследователям.
Н. Д. Чечулин в своем труде «Литература общественных знаний в России XVIII в.» (1919–1925) обратился к комплексу опубликованных текстов, не различая специально переводные и оригинальные сочинения62, поскольку предметом его изучения стали наличные знания в общественных науках, которые мог получить русский читатель из тех книг, которые были ему доступны63. В своем исследовании Чечулин намеревался
<…> выяснить теоретические основы, на какие, главным образом, приходилось тогда русским людям опираться в их деятельности по государственному строительству и в общественных отношениях, указать, какие давала им наука принципы и положения, сообразуясь с которыми люди принимали решения по вопросам общим именно тогда, когда желали следовать не собственной своей выгоде или воле, а справедливости и указанием науки64.
По-новому поставив проблему («прошлое может быть верно понято только тогда, когда известны основания, от каких в каждом отдельном случае люди отправлялись»), рассмотрев обширный и многообразный материал, историк, к сожалению, делает самые общие выводы, для которых не было необходимости в тщательных изысканиях. К примеру, в заключении, разбирая влияние западной политической литературы на русского читателя, Чечулин утверждает: «Система просвещенного абсолютизма находила себе тогда поддержку во множестве трудов и, будучи почитаема наилучшим осмыслением жизни и обязанностей государства, она пользовалась сочувствием и признанием наиболее образованной и мыслящей части общества»65. Основываясь на изучении печатных памятников переводной и оригинальной «серьезной литературы», историк характеризует русское общественное сознание как верноподданническое, консервативное и ограниченное в своей интеллектуальной жизни. Выделяя общие моменты и сводя все к тенденциям, Чечулин не замечает многоголосия книжной культуры XVIII века. В частности, из его поля зрения полностью выпадает рукописная литература.
А. С. Лаппо-Данилевский поставил перед собой еще более амбициозные задачи и претендовал на широкий охват источникового материала. В подготовленной им «Истории политических идей в России в XVIII веке в связи с общим ходом развития ее культуры и политики» (1910–1919) он часто обращался к рукописным книгам эпохи. Фактически он впервые исследовал не только описи библиотеки Д. М. Голицына, но и содержание рукописных переводов из ее состава. Он пошел дальше и в архивохранилищах Москвы и Петербурга продолжил изучать рукописные переводы политических трактатов первой половины XVIII века, описывая и характеризуя их в подготовительных материалах к своей книге. Обладая, в отличие от Н. Д. Чечулина, широкой источниковой базой и диалектически подходя к проблеме, он отмечал, что
<…> политические идеи, получившие господство в эпоху преобразований и в век Просвещения, не были, однако вполне согласованы между собой, да и каждая из таких совокупностей содержала элементы, развитие которых приводило к отрицанию господствующей теории. В самом деле, доктрина абсолютизма вызвала попытку противопоставить ей понятие об ограниченной монархии, а принятая русским абсолютизмом либеральная система просвещения породила в обществе стремление, с точки зрения «революционных» учений, подвергнуть критике самодержавный строй полицейского государства66.
Задачи, поставленные перед собой Лаппо-Данилевским, до сих пор остаются актуальными для исследования русской политической мысли XVIII века. Подчеркивая необходимость изучения источников определенных идей, он утверждает: «Если бы даже удалось установить источники заимствований и степень их, с исторической точки зрения предстояло еще объяснить, почему в Россию проникли те, а не иные течения»67. Не менее важным Лаппо-Данилевский считал изучение той реакции, какую эти идеи вызывали в русском обществе68. Бóльшая часть выводов и заключений, сделанных историком, остается до сих пор неизвестной широкому читателю, за исключением его программной статьи, созданной в первый период работы над книгой69.
После А. С. Лаппо-Данилевского к «идейной» стороне русских политических переводов и проблеме их влияния на русскую культуру XVIII века обращалось не так много ученых. Значимое исключение составляют работы М. А. Юсима, который в своем исследовании рецепции идей Макиавелли в России70 не только искал книги Макиавелли в библиотеках русских государственных деятелей XVIII века, но и изучил сами переводы западных политических сочинений, в которых обсуждалась проблема макиавеллизма (Боккалини, Вернулей, Фельвингер и др.). Ему же принадлежит комментированная публикация первого известного русского перевода «Государя» Макиавелли по рукописи, созданной около 1756 года71.
59
Пекарский П. П. Наука и литература в России при Петре Великом. Т. 1–2. СПб., 1862; Он же. История Императорской академии наук в Петербурге. Т. 1–2. СПб., 1870–1873; Сухомлинов М. И. Материалы для истории императорской Академии наук. Т. 1–9. СПб., 1885–1900; Соболевский А. И. Из переводной литературы Петровской эпохи // Сборник отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. Т. LXXXIV. № 3. СПб., 1908; Семенников В. П. Собрание, старающееся о переводе иностранных книг, учрежденное Екатериной II. 1768–1783 гг. СПб., 1913.
60
Лаппо-Данилевский А. С. История политических идей в России в XVIII веке в связи с развитием ее культуры и ходом ее политики // СПбФ АРАН. Ф. 113. Оп. 1. Д. 68–69. Издан только первый том этого труда, посвященный XVII веку: Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли и культуры XVII–XVIII в. М., 1990.
61
Чечулин Н. Д. Литература общественных знаний в России XVIII века // ОР РНБ. Ф. 838. Чечулин Н. Д. Оп. 1. Д. 12–29.
62
Он особо подчеркивает значимость переводов для формирования общественных представлений: «Русским людям в XVIII в. в огромном большинстве случаев приходилось ограничиваться книгами на русском языке, так как знание языков иностранных, открывающее доступ к литературе более обширной, было тогда у нас распространено еще очень слабо: лишь в столицах в высшем обществе, не являлось оно редкостью, хотя не обладали им иногда и представители семей богатых и знатных и лица, высокостоящие в администрации, в рядовом же дворянстве, тем более в других сословиях, люди, способные читать книги на каком либо из новых иностранных языков, считались единицами». ОР РНБ. Ф. 838. Оп. 1. Д. 12. Л. 6.
63
«Я поставил целью выяснить умственное достояние русского общества в XVIII в., ознакомиться с существовавшими тогда у нас интеллектуальными запасами для общественной и государственной работы». Там же. Л. 10.
64
Там же. Л. 10–11.
65
ОР РНБ. Ф. 838. Оп. 1. Д. 17. Л. 53–54.
66
СПбФ АРАН. Ф. 113. Д. 68. Л. 42.
67
Там же.
68
Он пишет: «Изображение жизни идей, перенесенных в новую общественную среду, было бы неполно, если бы реакции, ими вызванные, были оставлены без внимания: значение заимствованных идей обнаруживается не только в распространении их среди данного общества, но и в степени вызываемого ими отпора». Там же. Л. 42.
69
Лаппо-Данилевский А. С. Идея государства и главнейшие моменты ее развития в России со времен смуты до эпохи преобразований // Голос минувшего. Журнал истории и истории литературы. 1914. № 12. С. 5–38.
70
Юсим М. А. Макиавелли в России: мораль и политика на протяжении пяти столетий. М., 1998.
71
«Государь» Макиавелли в русской рукописи XVIII века. Исследование и публикация М. А. Юсима. М., 2019.