Мальвина

Ника зашла домой в испорченном настроении. «Я всё сделала правильно, – говорила она себе, – Целуется он, конечно, потрясающе. Кровь горит, когда целуется. Нет-нет, мало ли кто как целуется. Всё, остановились. Ещё только отношений с женатым взрослым мужиком мне не хватало. Жила себе весело и буду жить так же».

И всё равно было как-то нервозно. Так бывает, когда очень сильно хочешь сладкого, но сознательно себя ограничиваешь, чтобы не растолстеть. И ходишь злая, и думаешь только о шоколадках, но в теории всё понимаешь и всячески себя оправдываешь.

– Мам, привет! Я дома! – она нагнала на лицо и в голос театрального позитива и выплеснула его прямо у дверей.

– Привет, дочь, – мама подошла к Веронике и поцеловала её в щёку.

– Я завтра еду в командировку.

– Опять? Ты же недавно вернулась!

– Мам, работа такая. Пока молодая, надо ездить, – Ника засмеялась, – А то потом лениво будет, я себя знаю, – она захохотала в голос.

Мама тоже улыбнулась.

– Куда едешь-то? Надолго?

– В Сочи. На Международны форум! Экономический!!! – Вероника сказала это так торжественно, как будто объявила лауреата Премии Президента с большой сцены, – Сам Глава там будет! Еду на три дня, но поездом, – она недовольно сморщилась, – поэтому на неделю.

– На работу завтра надо?

– Нет, шеф-редактор сказала, что нет смысла приходить, высплюсь, соберусь, и с оператором уже на вокзале встретимся.

Выспаться у Вероники не получилось.

Всю ночь она ворочалась. Ей было неудобно в новой пижаме, неуютно на подушке, одеяло никак не хотело накрывать её так, как бы ей понравилось. Она считала до 100. Потом до 200. Потом – сбилась. Начала заново. Ей казалось, внутри неё горит кровь. Она вставала, мерила температуру, но градусник показал всего 35,8. Странная тревога стучала в голову. Ника пыталась от неё отмахнуться, но даже понять, что именно её так тревожит, не получалось. «Может, я переживаю из-за поездки? Всё-таки Глава будет. А я ни разу не ездила на съёмки с первым лицом региона. И почему меня отправили на этот Форум? Может, надо было сначала хоть в Дом республики на какое-нибудь совещание с ним съездить?..» Она опять перевернулась на другой бок и вздохнула. «Ну, нет, не боюсь я этого. Волнуюсь немного, это да. Ну, уж точно не так сильно, чтобы не спать ночью». И она опять перевернулась. Всё горело. Кровь, кожа, щёки. Она потрогала лицо. Оно было даже прохладным, но по ощущениям у неё был жар.

Наконец эта бесконечная ночь закончилась. Вероника встала и пошла в душ. Уже в ванной комнате она увидела себя в зеркале. «Что со мной?» Она внимательно всматривалась в свои глаза. «Мой взгляд похож на взгляд животного, которого поймали браконьеры!» Это первое сравнение, которое пришло ей в голову, хотя она никогда не видела пойманных зверей. «Давай, Ника, взбодрись!», – она похлопала себя по щекам, приняла душ, и снова взглянула в зеркало. Отражение не изменилось, и она, разозлившись, демонстративно вышла из ванной.

Сумка получилась тяжёлой, хотя Ника и старалась «почти ничего не брать». Она кое-как выперла её к подъезду, таксист помог ей уложить её в багажник. До вокзала ехали молча. Ника была злая и расстроенная. Она никак не могла понять, откуда эта бешеная тревожность у неё в голове. Её уже даже мутило от переживаний, непонятно по какому поводу.

День снова стремительно разогревался. Это тоже выводило её из себя. Ехать двое суток в раскалённом поезде – удовольствие сомнительное.

Оператор был спокоен и дружелюбен. Она раздражалась и от этого. Как можно быть в хорошем настроении, когда тут такое!?

А что, собственно, такое?

Она не знала ответа, и только пыхтела ещё сильнее, как электрический чайник, в котором уже давно закипела вода, а он всё никак не отключится, потому что сломалась кнопка. У неё был когда-то такой чайник. Руки купить новый ни у неё, ни у мамы долго не доходили, и чайник часто всё кипел и кипел, пока его кто-нибудь не прибегал отключить.

На горизонте появился поезд.

«Это не чайник, вручную температуру в нём не убавишь, когда от жары в железе всё начнёт закипать», – подумала Ника и потянулась за тяжёлой дорожной сумкой.

Когда поезд тронулся, оператор уложил технику и сам уложился на верхней полке с книжкой. Ника смотрела, как удаляется город.

От быстро меняющихся картинок её отвлёк телефон. Пришло сообщение. Она нехотя отстранилась от окна и разблокировала экран.

Андрей.

Она отчётливо почувствовала, как сердце стало колотиться громче и чаще. Руки вспотели. И затряслись.

Она открыла сообщение.

«Ника, девочка моя, я желаю тебе хорошего путешествия. Целую».

Это было, как выстрел. Сразу контрольный и сразу в голову.

В глазах потемнело. Сердце стало больше и вот уже почти выпрыгивало из груди.

«Нет, нет… Не может быть.

Как же так получилось? Как я просмотрела момент?

Как я могла так вляпаться?!!»

Ника закрыла рот руками, хотя и так молчала. Стало невероятно страшно. Она наконец всё поняла.

Она влюбилась.

Обыкновенно влюбилась.

Это было невыносимо.

И приятно, очень, очень приятно.

Всю дорогу она думала только об Андрее. Прогоняла эти мысли, потом снова возвращала обратно. Она чувствовала, как становится страшно, а потом сразу очень хорошо. Её трясло и расслабляло одновременно. Она вспоминала, как он целовал её, и тут же – как звонил жене. Её сознание кружилось и ничего не понимало.

Поезд ехал.

Оператор Вячеслав Иванович читал книжку.

«Что я теперь буду делать?»

Так и не найдя внятного ответа на этот вопрос у себя в голове, она вышла из поезда. Адлер. 5 утра. Голова разламывалась от бессонной ночи. Тело не слушалось. Ника почти не соображала. Сильно хотелось спать. Или хотя бы помыться в холодной воде. В поезде она не сомкнула глаз и рехнулась от жары. Оператор – как хорошо, что большинство из представителей этой профессии мужчины! – повёл себя как истинный джентльмен. Нашёл такси, договорился, усадил Нику и помог ей с сумкой. Она в этот момент была несказанно ему благодарна, потому что сама она от усталости даже объяснить внятно, куда ехать, уже не могла.

Домчали быстро. Это была обычная средняя гостиница со множеством корпусов, раскиданных по большой территории. Как только заселилась, Ника пошла в душ. Полчаса она стояла под сильной струёй чуть тёплой воды и пыталась прийти в себя. Она понимала, что поспать уже не удастся – на Форуме нужно было быть уже через три часа. А ещё лицо красить, одежду гладить, волосы сушить. Но она всё равно выделила 20 минут и просто полежала на ровной мягкой кровати. Стало легче.

«Ты доехала? Доброе утро, малыш!»

Она закрыла лицо руками, когда прочитала сообщение.

Она ждала его, постоянно смотрела на телефон, ругала себя и снова смотрела. И вот оно пришло, а она не обрадовалась. Не только обрадовалась.

«Что я буду теперь делать?» – этот вопрос был настолько ужасным и нелепым, что Ника даже в лице изменилась.

Она начала его красить. Лицо. И стрелки нарисовала, и помаду ровно-преровно нанесла, и усталую кожу обильно замазала плотным тональным кремом. Только взгляд выдавал её измотанность. Но она знала, что в том месте, куда она собирается, пристально в глаза ей никто смотреть не будет.

Так что, дело было сделано. Внешний вид соответствовал событию. Она застегнула лёгкий летний жакет, взяла сумку и вышла.

На Форум Ника с оператором приехали чуть раньше. Народу было очень много. Помещение было огромным. «Где я тут буду искать губернатора???». Она, как слепой котёнок, носилась по павильонам, пытаясь понять, что и где находится. Наконец они добрались до палатки известного всем и каждому в стране информационного агентства, где у Главы было назначено интервью.

Политик немного опоздал. Журналистка, которая собиралась ему задавать вопросы, тщательно рассматривала себя в дамское зеркальце. Видимо, внешний вид её устроил, потому как делала она это недолго. Уверенная в своей красоте, она поднялась со стула и поприветствовала Степана Каргина. Тот дежурно улыбнулся – Вероника отчётливо уловила именно показательность и неестественность улыбки – и присел в кресло. У руля региона Каргин был всего 2 года, но быстро стал раскованным в общении с журналистами и последнее время даже пытался шутить. Получалось не особо смешно, но приближённые ему об этом не говорили, и он продолжал выдавать новые «перлы». Правда, больше он это практиковал с местными журналистами. Со столичными себя останавливал. Мало ли…