Страница 5 из 10
– Покричишь для меня, птичка, – шепчет, насаживая на возбуждённый член, вышибая воздух и крики, вбиваясь резко, глубоко, жёстко, доставляя сладкую боль, затягивающую виток за витком спираль, разрывающуюся через пару минут. Кричу от продолжающихся внедрений в дрожащую от сокращений плоть, и следом накатывает ещё волна, топя сознание, вбрасывая слоновые дозы окситоцина, смешанного с адреналином. Сердце ломится выскочить через горло, пальцы ног сводит, и кажется сейчас разорвёт. Где-то на краю сознания слышу стон, переходящий в рык, горячая пульсация, накрываемая потоками спермы, и сильный рывок вперёд, впечатывающий в грудь, сжимающий до скрипа в рёбрах.
– Моя… Не отпущу…
Глава 7
Ларри
Кручу Даю всю ночь. Откуда у меня и у неё столько сил – загадка. Рассвет щерится в окна, а сна не в одном глазу. Член пощипывает от натёртости, влагалище опухло от трения, а похоть не отпускает, срывая связки и мозги.
– Лар… Я больше не могу… – стонет птичка, когда я раздвигаю ей ноги. – Угомонись, ненасытное животное…
– Я только вставлю в обогревашку, и спать, – обещаю, поворачивая её к себе спиной.
Так и засыпаем, тесно прижавшись, вклеившись друг в друга, сплетясь руками и ногами. Первый раз заснул с женщиной. Первый раз захотелось подмять, притянуть и не отпускать. Сквозь сон слышу, как Виктор гремит замками в вольерах, выводя собак на прогулку. Утро, часов семь, или около того. Обычно в это время я уже умыт, выбрит, одет, потягиваю двойной экспрессо с двумя кусочками сахара перед выходом. Но сейчас на бодрящий кофе не тянет. Делаю толкательное движение вперёд, чтобы ощутить, как разбухшие стенки щели крепко сжимают член, и проваливаюсь в сон, где Дая стоит на коленях, втягивает щёчки, посасывая головку, покручивает и оттягивает соски, преданно смотря своими чернющими глазами.
Просыпаемся в час двадцать, разомлевшими, желеобразными. Доделываю начатое перед сном, медленно толкаясь вперёд, ловя покручивания попкой, нахожу клитор, не отошедший от ночных выкрутасов, реагирующий на малейшее касание. Изливаюсь сразу, как только давление на член усиливается, сжимающими от оргазма стенками.
– Доброе утро, – сонно скрипит птичка.
– Добрый день, – улыбаясь, поправляю её. – В душ и завтракать?
– Кто готовит? – трётся попкой, размазывая сперму по паху, и это на удивление приятно.
– Вместе, – щурюсь от удовольствия, как большой кошак, словивший птичку и играющий с ней когтистыми лапами.
– Хорошо, – тянется. – Разбуди, когда вместе приготовите.
– Э нет. Так не пойдёт, – поднимаюсь с кровати, стаскиваю ленивицу, забрасывая на плечо. Лёгкая, килограмм сорок пять, сорок семь против моих девяносто двух. Присвистывая, тащу добычу в ванную, подёргивая перед её глазами прокаченными ягодицами, ощущая ноготки, впивающиеся в филейную часть. И это тоже приятно.
Душ принимаем вместе, пользуясь одной щёткой, мочалкой и моим гелем, пахнущим морем с примесью цитрусов. Покрасневший член устало висит, реагируя на тёплую воду лёгким пощипыванием, в голове, как и в яйцах пустота, на лице придурочная, счастливая улыбка. Намыливаю птичку, тщательно проходя по стратегическим местам, слыша шипение, когда губка касается киски.
– Натёр? – спрашиваю, как бы извиняясь, на самом деле, абсолютно не чувствуя себя виноватым.
– Ага, – отвечает коротко, переминаясь с ноги на ногу. – К вечеру заживёт.
– Может лёдик, – подмазываюсь, надеясь углубиться туда раньше.
– Себе лёдик положи, – смеётся. – И держи, пока не посинеет и не отвалиться.
– Хамка, – брызгаю от смеха. – И что я смогу с тобой сделать, когда отвалиться?
– Языком поработаешь, и ручками. Ай! – дёргается, получив шлепок по попке.
– Кто-то сегодня сам будет очень много работать язычком и ручками, – угрожаю, а сам еле сдерживаю смех. – И попке от души достанется, за наглость хозяйки.
Шутя́ пререкаемся, вылезая из душа, вытираясь и возвращаясь в спальню. Достаю птичке футболку, скрывающую прелести до середины бедра. И снова всё нравится.
Дая занимает варочную панель, готовя омлет с помидорами и острым перцем, я нарезаю хлеб, сыр, ветчину, запускаю машинку, разливающую бодрящий напиток. Кухня наполняется домашними ароматами. И это, блядь, охрененно нравится.
– Переезжай ко мне, – срывается с языка, обходя мимо мозг, который молчит, не возражает.
– Согласна, – слетает с её губ. Кажется, также мимо мозга. И кажется, нам обоим это нравится.
Завтракаем, молча улыбаясь друг другу. Слова лишние, говорят глаза. Мои обещают, её принимают. Лениво закладываем посуду в машинку и перемещаемся в гостиную. Там полдня смотрим сериал, идущий по коммерческому каналу. Я глажу Даю по спине, она скручивает пальцем в барашки волосы на груди. Идиллия, чёрт возьми.
– Давай устроим пикник, – озвучиваю пришедшую мысль. – Здесь озеро в километре. Возьмём продукты, вино, плед. Разожжём костёр, посидим.
– Давай, – чмокает меня в губы. – Только мне идти не в чем.
– Найдём, – поднимаюсь с птичкой с дивана и направляюсь в спальню, таща её на себе, как маленькую мартышку.
Перерыв шкаф, достаю носки, спортивный костюм и резиновые шлёпки сорок пятого размера. Даяна со смехом тонет в моей одежде, подворачивая штанины и рукава, примеряя огромные для её ноги тапки. Она выглядит нелепо, но очень сексуально. И эта сексуальная нелепость мне продолжает нравиться.
– Вот люди поржут, – заливается Дая. – Бомжи на выходе.
– Не бойся. Пара свёрнутых челюстей, и ржалка сломается, – обещаю, натягивая такой же костюм и кеды.
Взяв вино, фрукты, картошку и помидоры с огурцами, не спеша пробираемся к озеру. К счастью, по дороге никто не попадается, и на озере, на удивление, пусто. Пока я собираю ветки и спилы, Даяна заворачивает в фольгу картошку, выкладывает фруктово-овощное безобразие на тарелки, не выпуская меня из поля зрения, как и я её, чертыхнувшись пару раз об корни деревьев.
Картошку достаём из углей вместе с уплывающим за горизонт пурпурным солнцем. Карамельно-розовый закат, перистые облака в фиолетовых росчерках. Кажется, по ним прыгают наши единороги, разбрасывая блёстки. Стареющий соловей надрывается, приманивая самку, переливая трелью, мы лопаем с угольной кожурой горячий картофель, наблюдая за огненным диском, скрывающимся с глаз. Начало мая выдалось достаточно тёплым, но вечером свежесть даёт о себе знать, пробираясь под куртку прохладным ветром. Затушив догоревший костёр, собрав пожитки, спешно возвращаемся домой, довольно лыбясь перепачканными лицами.
Последний раз так сидел с Максом и деревенскими парнями в пятнадцать, когда родители отпустили меня к Максовским старикам в Россию. Также пекли картошку, расположившись на поваленных и принесённых из леса брёвнах, рассказывали страшные истории, в ожидании поклёва, попивали добытый в бою самогон, и казались себе такими взрослыми, умными, обсуждая прелести старшеклассниц и местных девах. В то лето я первый раз трахнулся, продержавшись минуты две, чем расстроил соседку, старше меня на пару лет. Она поцокала языком, погладила по голове, встала и пошла искать долгоиграющий член, чем вогнала меня в недельный депресняк. Тогда было всё просто. Тогда я и не представлял, как меня потрепит жизнь, окуная мордой, словно нашкодившего котёнка в суровые, взрослые будни.
Глава 8
Даяна
– Переезжай ко мне, – срывается с губ Ларри. Так обыденно, во время приготовления завтрака, как будто мы с ним встречаемся уже год или два.
– Согласна – не секунды не задумываюсь. Ощущение, что знаю этого мужчину не один год. Полное понимание, что он мой, единственный.
Больше ничего не произносим, и это кажется комфортным и естественным. Мы вообще много не говорим. Кому нужны розовые слюни со словарным поносом. Говорят, женщины любят ушами. Херня. Женщины любят тактильность, взгляды, говорящие больше слов, руки, дарящие электрические разряды от малейшего прикосновения кончиками пальцев. Завтрак приобретает новый вкус, насыщенный, острый, обещающий. Лар не отпускает меня из зелёного плена, делясь собой, забирая меня. Мыслей нет. Только он занял всё свободное место, сместив ненужное, незначительное, лишнее.