Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 78

Даже за расплывчатой стеной мороси было прекрасно видно, что Москва во многих местах горела, да и разрушения на четвёртом и третьем уровне видимые невооружённым глазом, наводили на тягостные мысли. Чем ближе же мы в свою очередь подлетали к центру, тем больше на алмазных дорогах и на путях нижних уровней было видно сожжённых и исковерканных паровиков вокруг которых часто во множестве были разбросаны неподвижные человеческие фигурки.

В окнах домов практически не горел свет, а многие здания были повреждены или вовсе разрушены. Кое где словно бы гаванские ежи, на стенах торчали массивные кристальные наросты, в других местах, видимо под влиянием земной живицы, дороги и дома словно бы превратились в скалы. Многие фасады несли на себе следы коррозии, вызванной стихией смерти, а местами были изрезаны шрамами, что могли сделать чародеи как воды, так воздуха или света.

— Мда… — протянул я глядя на всю эту безрадостную картину. — А ведь всё это потом реставрировать придётся…

— А? — повернула на мой голос голову Ольга Васильевна.

— Я говорю, что Полис после войны придётся либо реставрировать, либо отстраивать заново, — ответил я, махнув рукой в сторону окна.

— Это да, — немного рассеянно согласилась женщина. — На самом деле, вопрос откуда взять средства на реставрацию, это чуть ли не самая большая головная боль для нас с Катей сейчас.

— М-м-м, полисная кремлёвская казна? — предположил со своего места Зиновий, пристально вглядываясь в лобовое стекло.

— А ты уверен, что она ещё цела? — фыркнула Кня’жина. — Нет… мы просто не можем рассчитывать на то, что что городская казна в сохранности и станет доступна нам после победы. Мы исходим из худшего сценария, а он говорит, что в данный момент финансовые хранилища Москвы полностью находятся в руках нашего врага и что с ними происходит никому не известно…

В это время, летун задав небольшую дугу, начал медленно опускаться к крыше какого-то небоскрёба, на которой располагался самый настоящий трёхэтажный особняк, с парком и даже фонтанами. Увидев эту картину, Ольга Васильевна тут же нахмурилась.

— Это место где жил Дмитрий? — поинтересовался я, глядя как на центральной площади с фонтаном суетятся человеческие фигурки, быстро вырисовывая белой краской два креста на влажной мощёной камнем, заваленной мусором, разбитой и изрытой оспинами оплавленных воронок мостовой.

— Ну… — женщина ненадолго замялась. — Это точно небоскрёб Лубянского Дома Презрения, но я честно говоря не знаю, здесь ли лечился Дима или нет. В то время, сразу после Коронации брата, меня насильно выдали замуж за его сподвижника Ланского, а потому я была полностью исключена из семейных вопросов. Знала только, что состояние младшего брата ухудшилось и его поместили на лечение.

Покуда мы разговаривали, наш летун, как и машина сопровождения, быстро пошли на посадку прямиком на только что нанесённые кресты разметки, которые уже медленно размывал мелкий дождь. Сказать по правде, я по началу даже не понял, какой смысл в подобном позиционировании места посадки, потому как по моей памяти агент «Шипов», как лихо взлетел, так и не менее ловко сел возле Тимирязевки.

Только потом до меня дошло, что тогда, два года назад, мы приземлились на фактически пустую ровную улицу, а сейчас пространство под нами ограничено, так что можно легко повредить летун или вообще кого-нибудь зашибить. Более того, если не высунуть голову из летуна и посмотреть вниз, то из кабины просто невидно, что там происходит. Поэтому Зиновий пользовался расположенным перед ним этаким зеркальцем, которое он поднял из приборной панели над рулём. И уж не знаю, как это там работало, но на нём сейчас как раз и было видно медленно приближающийся белый крест.





Касание и наконец окончательное приземление аппарата, произошло очень мягко. Здесь судя по всему Громовым дали ну очень жаркий бой, последствия которого мы видели сверху. Впрочем, из-за дождя и покрытых жёлто-рыжей листвой деревьев, только сейчас я заметил два ряда мёртвых тел, аккуратно уложенных уже пожухлом газоне.

Одни были в тёмно-синей форме гвардейцев клана Громовых, а вот вторые, выложенные чуть поодаль сразу привлекали внимание ярко красными мундирами парадной одежды Княжеских Гвардейцев. Впрочем, так одеты были не все покойники а только часть, другие же носили при жизни кто обычную одежду, а странные мужские платья, в которые я видел у некоторых представителей азиатских Полисов во время недавнего рокового аукциона.

Но привлекли мой внимание ни те и ни другие, а третьи мертвецы, с ног до головы одетые в чёрное. И вроде ничего здесь такого нет, я сам постоянно хожу в чёрной чародейской форме, будь то академическая или клановая. Вот только фасончик одёжки на трупах, вовсе не походил на наши отечественные бушлаты, но при этом показался мне издалека каким-то знакомым.

Выбравшись из летуна и подав руку Ольге Васильевне, я ответил на рукопожатие в начале подошедшего к машине Александра Олафовича, а затем и Никиты, который выглядел довольно бодрым, но сильно потрёпанным. Левая рука у него была полностью забинтована и покоилась на перевязи, а лоб и правая половина лица, туго замотаны марлевой повязкой на которой видны были пятна крови.

— Что с тобой, — спросил я его, когда после взаимных приветствий, Глава Громофвых и Ольга Васильевна начали о чём-то переговариваться.

— Да… здесь та ещё бездна была… — отмахнулся парень. — А так, в руку железку метательную загнали, подрезав сухожилия. Так что сейчас она просто не рабочая, но это ладно. Дома починят чаровники. А вот с рожей… Это меня чуть позже посмертным проклятием зацепило. И это уже боюсь на всегда. Глаз во всяком случае не просто не видит, а сто процентов мёртвый. Придётся удалять…

— Э! Плохо, — покачал я головой. — Как же ты так…

— Да, один из этих уродов, как его добили, — Никита махнул рукой в сторону трупов в чёрном, — как его добили, вдруг резко весь вздулся и из всех щелей газ из себя какой-то выпустил. Егор…

Он махнул рукой уже в сторону мёртвых Громовых.

— …Вообще увернуться не смог, а я едва отскочил, но всё же задело, — он тяжело вздохнул. — Половина лица мгновенно омертвела.

— Подожди, — нахмурился я кое что вспоминая. — Ну ка…