Безумный бог

– С тобой я разберусь позже, Малик. – Он указал на пол у противоположной стены, где я, к своему огромному облегчению, увидел свое заплесневелое, но все еще трепещущее сердце. – Ступай же, принеси мне его.

Я стрелой пролетел двадцать шагов по залу, опустился на колени и взял в ладони драгоценный комочек. Сердце пахло, как прогнивший фрукт, с одного боку на нем появилось коричневое пятно, куда угодил сапог какого-то бога, но все это не имело для меня никакого значения. Я подхватил свое сердечко обеими руками и прижал к груди, как ребенка. Плесень была мягкой и бархатистой; и само сердце, казалось, наполнено внутри жидкостью, но я все равно считал, что мне повезло, ведь если бы кто-то наступил на него, оно брызнуло бы во все стороны, как раздавленная слива.

– Малик! Я жду, когда ты принесешь мою улику. По правде говоря, мне не хотелось расставаться именно с этой уликой. Но так как я не мог залезть к себе в грудную клетку и вернуть сердце на место, то понимал, что рано или поздно придется его отдать – и лучше рано, чем поздно.

Я вскочил и поспешил исполнить приказ Единственного.

Получив сердце из моих рук, Кайрик положил его на свою гигантскую ладонь, и оно разрослось во все стороны и стало похоже на огромный пульсирующий желтый персик.

– Это сердце помогло мне понять правду о себе.

Кайрик поднял заплесневелый шар, чтобы все его разглядели, потом поднес к своему рту и откусил огромный кусок. По его подбородку струями потек желтый сок. Я вскрикнул, но никто не обратил на меня внимания.

– А правда заключается в том, что я по-прежнему заслуживаю быть богом в большей степени, чем кто-либо из вас! – проговорил Единственный с полным ртом, чмокая губами. – И поэтому вы все завидуете мне.

Решив, что мой план рухнул, я закричал от отчаяния и снова повалился на пол.

Но Кайрик продолжал:

– Должен признать, однако, что возможностей у меня не больше, чем у любого из вас. – Единственный повернул мое сердце, словно выбирая, откуда бы еще откусить, но затем, видимо, передумал и спрятал его куда-то под кольчугу. – Это было заблуждение «Кайринишада». Счастливое заблуждение… – в этом месте Единственный бросил на меня злобный взгляд. – но, тем не менее, заблуждение. Теперь мы все можем согласиться, что я стал лучше.

– И это то, что ты можешь сказать в свое оправдание? – насмешливо поинтересовался Летандер. – Что ты теперь стал лучше?

Единственный развернулся к Повелителю Утра так, словно хотел на него наброситься, но потом вдруг отпрянул и покачал головой.

– Разумеется нет. Я просто констатирую факт. – Кайрик сделал несколько шагов и поднял с пола валявшийся золотой потир. – А защита моя заключается в следующем: даже когда я был безумен, я достойно исполнял свой долг.

– Каким образом? – спросил, нахмурившись. Тир.

Прежде чем ответить, Кайрик заглянул в потир и улыбнулся, ибо чаши богов никогда не проливаются. Он поднес бокал к Тиру и встряхнул перед лицом Справедливого:

– Загляни на дно.

Тир увидел, что по дну потира перекатываются две слезинки – одна блестящая черная, а вторая мерцающая серебряная.

– Вот и все, что осталось от любви Мистры и Келемвара, и теперь эти остатки принадлежат мне. – Кайрик пошел по кругу, поднося чашу к подбородку каждого бога. – Благодаря мне Адон пошел против Мистры, его неверие настроило Мистру и Келемвара друг против друга, и это окончательно разрушило их любовь. Вот все, что осталось, и оно принадлежит мне.

Единственный продолжал обходить Совет. Когда Мистра и Келемвар заглянули в чашу, они, оставшись безучастными, не взглянули друг на друга, не было даже намека, что когда-то они испытывали друг к другу какие-то чувства.

Кайрик едва заметно улыбнулся, отходя от них, и завершил круг, остановившись перед Тиром. Он поднял чашу повыше и повернулся лицом к Совету:

– Если я способен уничтожить любовь богов, значит я, безусловно, могу наполнить жизни смертных в Фаэруне раздором и несогласием.

Единственный поднес потир к губам и запрокинул назад голову – слезы влюбленных с разбитыми сердцами всегда были его любимым напитком. Когда обе капли закатились ему в глотку, он почмокал губами и разбил потир о стену.

После этого он повернулся лицом к Огму:

– Ну, что скажешь. Переплетчик? Вредный и в своем уме или безвредный псих?

– Мы должны судить тебя по тем же меркам, что Мистру и Келемвара, и, хотя ты тоже натворил ошибок за последние годы, мы все вынуждены согласиться, что ты вернулся к нам таким же порочным, как и прежде, – Огм бросил взгляд за спину Единственного, обращаясь к остальным богам Совета. – И мы все должны помнить, что Кайрика нельзя судить по его дьявольским поступкам. В его природе – сеять раздор, и он не мог бы исполнять свой долг, если бы не был таким порочным. Я предлагаю вынести приговор в пользу Кайрика – вредоносный в своем уме.

– Ни за что! – Сьюн встряхнула огненной головой, разметав по залу языки пламени. Она была богиней Любви, а также Красоты, и поступки Кайрика глубоко ее оскорбили. – После того, что он сделал с Мистрой и Келемваром!

– А я выношу приговор в его пользу, – заявила Чантия. – Как бы то ни было, он вернулся к нам прежним.

– Вредоносный и в своем уме. – Летандер не стал ничего объяснять, да никто и не ожидал, что он пойдет против Чантии.

Сильванус покачал своей оленьей головой:

– А я другого мнения. Безумен он или в своем уме – не важно, все равно он считает, что имеет право творить в Фаэруне все что угодно, а я с этим не примирюсь. Голосую против него.

– Я тоже, – сказала Шара. – Ему нельзя доверять. Предлагаю лишить его полномочий и разделить их между нами.

– Так и знал, что ты это предложишь, – хмыкнул Темпос. – Дай тебе волю, так ты все вокруг накроешь своим черным балдахином. А вот я считаю, что нам никого не найти лучше, кто сеял бы раздор по всей земле, если только он поклянется больше никогда не читать «Кайринишад» и даже не искать эту книгу.

Кайрик поднял правую руку;

– Клянусь.

– Если ты веришь его словам, – загремел Талос, – то ты еще безумнее Кайрика. Я голосую против него, потому… – Разрушитель умолк, потом пожал плечами. – Потому что так хочу.

– Голоса разделились четыре на четыре, – заключил Тир. – А Кайрик не может голосовать.

Самодовольство на лице Единственного сменилось удивлением.

– Почему же?

– Потому что таков Кодекс Совета, – ответил Тир. – А теперь я скажу свое слово против тебя. Ты никогда не был надежным богом. Я подозреваю, что ты обезумел задолго до того, как стал одним из нас. Ты сумасшедший и поэтому ненадежный. Ты представляешь опасность для Равновесия.

– Что?

Кайрик попятился и наткнулся на перила. Он смотрел на Мистру с Келемваром, а я дрожал от страха и холода в животе. В эту минуту я понял, что все мои страдания напрасны, и я уже приготовился броситься на колени, моля Тира о милосердии. Но Единственный не сдался; испытанный им шок перерос в гнев, и он набросился на Тира.

– Ах ты, ядовитый змей! Сладкоречивый лицемер! Да ты…

– Кайрик! – раздался громкий окрик Келемвара, в котором не слышалось ни злобы, ни волнения, ни готовности к расправе.

Единственный сначала удивился, но потом огрызнулся на Повелителя Смерти:

– Злорадствуй, если хочешь. Я еще вернусь и сведу с тобой счеты.

– Я знаю, что ты не оставишь попыток поквитаться со мной, – ответил Келемвар. – Но что же будет сейчас? Ты готов подчиниться решению Совета?

Единственный оглядел зал, одарив презрительной улыбкой каждого бога, который проголосовал против него. Потом он снова взглянул на Келемвара, сплюнул на пол и кивнул:

– Разве у меня есть другой выбор?

– Никакого, – ответил Келемвар. – Я просто хотел знать, понимаешь ли ты это сам. Оказалось – понимаешь, и поэтому я должен признать, что ты в здравом уме.

– Вредоносный? Ты голосуешь за меня?

Серебряная маска смерти мрачно кивнула.

– По-прежнему боишься меня? – Кайрик снова самодовольно заулыбался, прекрасно понимая, что Повелитель Смерти проголосовал подобным образом вовсе не из чувства долга. – Что ж, я это не забуду.