Страница 25 из 57
— Что случилось? — сразу перешла к делу, сверля глазами того, кто болтал и подмигивал чуть ли не в любой ситуации.
— Я даже не знаю, с чего начать, Люд, — сказал Виктор, бросив на меня обеспокоенный взгляд.
— Начни с главного, — сказала и присела на стул. Во избежание, так сказать. Что хорошего мне мог сообщить судмедэксперт и патологоанатом с таким выражением лица?
— Наташа, — выдавил из себя коллега. И я сразу все поняла. Задрожала. Виктор подскочил, засуетился, принес мне воду. Я попыталась сделать глоток, но вода плеснула на руку, и я отставила стакан, чтобы не облиться полностью. — Я знаю, что вы много общались и даже какое-то время тесно дружили. И…
— Эту тварь взяли? — сказала, имея в виду Наташиного мужа-инвалида.
— Она выбросилась из окна, — сказал Витя и отвел глаза.
— Да ладно? — Яд захлестнул меня, я подавилась и закашлялась. Но собралась с силами и прошептала: — Она же ко мне собиралась переехать. Улыбалась. И вот так резко изменила решение?
— Никто не поверит, что это сделал инвалид, Люда. Я сам бы в жизни не поверил, если бы… — Виктор махнул рукой, пытаясь вместо слов сказать что-то жестом.
И никто не поверит. Наташа не оставила ни одного заявления в полицию. Да и кто в силах представить, что может существовать настолько дикая тварь? Ведь один останется, без ухода за своей обосранной задницей. Жалеть будут суку.
Наташа. Это же я виновата. Ощутила, что не хватает воздуха, но дышала я, наоборот, слишком часто. Собралась с силами и проконтролировала дыхание, издав невольно на одном из выдохов стон. Потому что поняла — все произошло после того, как Наташа сообщила мужу о своем уходе. А предложила переехать я.
Виктор, так и не поняв, что делать с растерянной мной, вышел, оставив одну. Он, как никто, знал, что такое горе словами не лечится.
Я сжалась в комок на стуле, желая оказаться в теплых материнских объятиях. Нет, не у мамы. А у бабы Фаи. Но это потом, а сейчас нужно работать.
Встала, удерживаясь за столешницу. Сколько раз я сетовала, что люди даже не пытаются хоть как-то бороться со своим горем и выплескивают его на ни в чем не повинных других? Много. А значит, я должна качественно отработать свой рабочий день. А потом можно будет и повыть. Потому что я не лучше того грибника, оказавшегося слишком уверенным в своих силах и навыках. Подошла к Наташе и буквально заставила ее принять мое предложение, хотя и видела — она боялась, сильно боялась. Но сострадание было в ней сильнее. Ненавижу сострадание. Страдает один, но этого мало, нужно, чтобы страдал кто-то еще. И обязательно такой светлый человек, как Наташка. Потому что у той инвалидной тварины сострадания точно не было. Инвалид — значит, все можно, да? Ненавижу оправдания физического насилия. Ненавижу все. Себя.
Виктор зашел и протянул успокоительное. Конечно, вряд ли поможет, но… все-таки я рада, что он вернулся. И даже, кажется, не против, чтобы он здесь был и вовсе на полную ставку.
— Когда? — спросила у него, проглатывая успокоительное.
— Вызвали ночью.
Значит, я в кино развлекалась, когда Наташино тело уносили из-под окон их многоэтажки.
— Ты, наверно, не выспался. Иди домой, отдохни, а я сама справлюсь.
Виктор отрицательно покачал головой и снова вышел, тихо прикрыв дверь. Жаль, мне действительно сейчас только работа и поможет. Отвлечься от мыслей в голове.
Села за стекла, стараясь не обращать внимания на то, как трясутся руки и насколько усложнилась из-за этого работа. Не каждый день узнаешь, что виновата в чьей-то смерти. Хмыкнула. Звук вышел, как будто каркнула ворона. А ведь у меня это не впервые. Я уже второй раз в жизни виновата в чьей-то смерти. Что было бы, если бы в тот день, когда мама собралась в магазин, я не отказалась следить за братом? Он бы остался в моей комнате и выжил. А я бегала с мертвым младенцем в руках. Или, если бы вовремя заметила дым, то выжила бы еще и бабушка. Трупы — это все, что мне остается.
Не раз думала: «Хорошо хоть, мои ошибки не стоят жизней пациентам». Но судьба найдет способ убедить тебя не быть слишком самоуверенной. Зашла медрегистратор и сообщила о желании Егора Тимофеевича присутствовать на вскрытии, и он зайдет через час. Встала, чтобы передать информацию Артуру. Над этим пациентом работать нам без Виктора, все же он на полставки. И женоненавистник Егор точно высмеет, а возможно, и устроит разборку о допусках, если я откажусь.
Что ж, думаю, я эту встречу заслужила. Егор отличался ненавистью к женщинам. Такой, что мог замахнуться шваброй на санитарок. Не бил, но орал так, что уши закладывало. Обращался ко всем, кто нашего пола, не иначе как «тупая курица» и «зажравшаяся корова».
Пришел Тимофеевич позже указанного срока и на мое приветствие не ответил, смерив презрительным взглядом. На выходе из ординаторской толкнул плечом, не позволяя пройти в дверь первой. Разложив инструмент, я приступила к аутопсии.
— Теперь я понимаю, почему у вас нет мужика, — прошипел козлиномозгий.
Я молча продолжила работу, не реагируя на его выпады. В отместку начала подробно описывать, повыше приподнимая органы. Ведь у мужчины на столе был серьезный онкопроцесс с некрозом и распадом опухолевидной ткани. А такое воняет сильнее всего. И пусть наша вентиляционная система справлялась со всеми запахами, но Егор Тимофеевич явился на вскрытие того типа, при которых я использую ватные турунды в нос. Тот единственный вариант, который реально воняет. Естественно, мужика вывернуло, я только вовремя подсказала, куда именно можно отойти и совершить сей акт. Обычно так я издеваюсь только над студентами медвуза, устраивающими здесь дебош и кричащими, как им все тут по колено.
Но даже с ними я действую по мелочи. Например, «случайно» брызну кровью на халат или вручу в руки камни из желчного или мочевого пузыря. А вот те, кто принимал приглашение ассистировать, обычно вызывали у меня уважение. Хотя преподавание пока так и не стало моей стезей.
Стоило вспомнить о студентах, как явилась наша интерн. Смерила ее хмурым взглядом и кивнула в сторону двери, чтобы ушла обратно и оделась как подобает. Да и не стоит девочку, привыкшую к комфорту, сразу шокировать такими запахами.
Настя закатила глаза, но развернулась к выходу. Только ее, как и меня ранее, оттолкнул Егор Тимофеевич. Решил уйти, наконец-то наглядевшись на вскрытие.
— Я не пропускаю женщин, — сказал он низенькой и симпатичной девушке. То есть его агрессию заводит слабость? Но не на ту напал.
— А я пропускаю, — сказала красотка, отодвинувшись от двери.
Я в этот момент взяла скальпель, чтобы переложить, и выронила после ее слов. Ибо у обернувшегося Тимофеевича было тако-о-ое лицо. Я даже Настю зауважала. Ровно до того момента, как она решила поднять скальпель. Голой рукой! Дала дурынде локтем в бок, не позволив это сделать, и заставила выслушать неписаную истину, что в секционной, как и в операционной, ничего с пола поднимать нельзя. И выдворила ее вон.
Надеюсь, урок запомнит.
Решила сразу глянуть на следующего. Вздутый, не мой профиль. И даже полицейский протокол об отсутствии насильственных следов не поможет им свалить работу на меня. Полиция не понимает, что потом поликлиника просто откажется давать свидетельство о смерти. Труп-то с изменениями. Решила воспользоваться тем, что у меня в коллегах судмедэксперт, и скинуть переправку в его отделение на него же самого. Виктор сидел в ординаторской. Он кинул на меня внимательный взгляд, но явно не нашел в моих глазах то, что искал. Объяснила ему ситуацию. Судмедэксперт легко согласился и даже похвалил за мою честную работу. Только такой педант, как Витя, мог порадоваться, что на него взвалили больше работы.
Когда я уже собиралась вернуться в секционную, коллега вспомнил, что хотел уточнить:
— На входе встретился с Егорычем. — Эта кличка включала в себя имя Егор и слово «хрыч». Тимофеевич же искренне верил, что его отчество просто путают с другим. — Так это он вскрытие решил посмотреть? Полагаю, я пропустил все самое интересное?